Дмитрий Глуховский предположил, что «блатная» стилистика речи Усманова объясняется различием и противостоянием поколений (поколения 90‐х и поколения 2000‐х): «Возможно, эта стилистика преступных авторитетов выбрана, чтобы подчеркнуть разность поколенческого и человеческого опыта. Я, конечно, не хочу сказать, что Алишер Бурханович таким авторитетом является, но его обращение к молодому, нахальному, зарвавшемуся типу с высоты опыта суровых 90‐х годов – это явное проявление конфликта поколений». Ведущие политики страны, добавляет Глуховский, прибегают к этому языку как своего рода способу «нейролингвистического программирования», который позволяет им наладить контакт с народом и завоевать определенное уважение: «И не только в быту, но и в политике у нас много заимствований из тюремного жаргона, не говоря уж о том, что и страна управляется по понятиям». По мнению Глуховского, главное отличие здесь – в стиле общения: один стиль (Усманова) строится на «конкретном языке», другой (Навального) – на «языке мемов»: «Усманов, прибегая к подобному языку, адресуется к реальной силе, которой понятен конкретный язык, а не язык мемов, как аудитории Навального»[1485].
Анализируя внешность и визуальный фон каждого из оппонентов, журналист и политолог Андрей Колесников использовал метафору, близкую той, которую мы приводили выше («натуральный» Усманов и «пластмассовый» Навальный), но с противоположными знаками – во многом потому, что казенная обстановка, в которой снят ролик Усманова, производит невыгодное впечатление:
Усманов выглядит очень неорганично, поскольку видеоролики записывают обычно люди более современно выглядящие… Сам фон неорганичный и казенный, а одежда, наоборот, чрезмерно фривольна. Ему бы стоило надеть рубашку с длинным рукавом. Даже то, как стоит стакан, подставки, блокнот с ручкой перед ним, – это все очень напоминает официальное совещание где-нибудь в Кремле[1486].
Труднее судить о реакции широкой публики, поскольку Усманов (или его PR-консультанты) отключил комментарии к обоим своим постам (на YouTube и «ВКонтакте»). Комментарии к постам Навального носят в основном одобрительный характер, что не удивительно, если учитывать, что именно через YouTube-канал он в первую очередь и общается с подписчиками. Если отсортировать комментарии по популярности, как это позволяет сделать YouTube, мы увидим, что в откликах на все три ролика Навального комментаторы либо выражают ему поддержку («Вор на воре! Алексей, мы против коррупции! Поддерживаю!»[1487]), либо отпускают издевательские замечания в адрес Усманова («Усманов у…ще лесное… когда его уже посадят… вместе с Медведевым и прочей швалью»[1488]).
Пожалуй, гораздо красноречивее выглядят топовые комментарии к посту Марии Захаровой в Facebook, в котором она с одобрением отозвалась о ролике Усманова, – этой записью поделилось 855 пользователей, а комментариев она набрала больше двух тысяч (у Захаровой более 360 тысяч подписчиков в Facebook). Авторы наиболее популярных комментариев не просто критиковали представителя МИДа – они в один голос порицали ее за то, что она восхищается вульгарным, блатным языком публичных высказываний Усманова. Вот некоторые комментарии, набравшие больше всего просмотров и лайков:
Viktoria Borisova: «Супер. Официальный представитель МИД восхищается уголовными манерами бизнесмена с удивительно интересным прошлым. Это все, что надо знать о современной России!»
Irina Malvina: «Не хватало, чтобы Усманов показал Навальному „козу“ в конце выступления. Разговаривает как уголовник».
Amistad Flint: «Если уж такое официальное лицо страны поддерживает и восхищается этим бездарным обращением старого мошенника и ворюги, рекомендует это обращение студентам МГИМО, значит в этой власти и действительно что-то не так».
Anton Glebov: «Мерзость какая. Человек с медийной должности оперирует в публичном пространстве терминами из какой-то бухаловки))) Это вообще пост, достойный человека из МИДа? И тема, достойная комментария? Ппц просто».
Oleg Grinic: «Олигарх, укравший миллиарды у народа, разговаривающий, как бандит вызывает одобрение в Кремле – что ожидать от такой власти?»
Манера, в которой Усманов обращается к Навальному (и одобрение этой манеры со стороны Захаровой), вызывает у этих людей едва ли не большее возмущение, чем предполагаемое взяточничество первого. Для многих граждан страны, пользующихся интернетом, стилистика и культура речи явно играют важную роль – правда, это вполне понятно, когда мы говорим о тех, кто, по негласному общественному договору, имеет право лишь говорить. Те, кто вправе действовать и не придает значения словам, по-видимому, остались довольны тем, что Усманов прибег к «конкретному языку», чтобы поставить Навального на место.
Среди тех, кого эта дискуссия совершенно не впечатлила, был и «ветеран» оппозиции Григорий Явлинский, попытавшийся положить конец этой перепалке, которую он назвал «пиар-шоу», и полагающий, что подобные жалкие потуги на политические дебаты отвлекают внимание от насущных вопросов и того прискорбного факта, что в путинской России никакого гражданского общества не существует:
Вместо политической дискуссии политизированной публике подсовывают пиар-шоу по обмену видеороликами между кремлевским олигархом-мультимиллиардером и Навальным. И неудивительно, что обсуждаются не причины государственной лжи и коррупции, а то, кто лучше одет, на какой яхте снимали видео, кто к кому обратился на «ты», кто кого «земляным червяком» обозвал.
‹…› В России пока нет гражданского общества, нет настоящей правозащиты (а что защищать, если нет права?), нет разделения властей, нет независимых СМИ, нет независимого бизнеса… Без этого гражданского общества не бывает. Изображать, будто все это существует, – либо глупость, либо корысть. Есть хорошие люди, есть очень хорошие люди, но общества нет. Полагать, что социальный протест преобразуется в гражданский, а потом когда-нибудь чудесным образом в политический, – ошибка! Так было в Средние века в Европе и длилось сотни лет[1489].
По мнению Явлинского, политическая дискуссия с участием политизированной публики возможна – или по крайней мере имеет смысл и на что-то влияет – лишь тогда, когда налицо базовые предпосылки гражданского общества: гражданские права, разделение властей, независимые СМИ, независимый бизнес. Конечно, это вполне справедливое замечание, но его несколько обесценивает то обстоятельство, что сам Явлинский начиная с 1990‐х годов регулярно принимал участие в «пиар-шоу» предвыборных дебатов (где собирались все кандидаты кроме того, которому предстояло победить). К тому же оно не отвечает более сложным представлениям о «публичной сфере», сформулированным Хабермасом, а вслед за ним и Папачарисси, которые допускают возможность существования и влияния «слаборазвитой» публичной сферы и полагают, что действия частных лиц в интернет-пространстве стимулируют ее развитие. Но, как бы то ни было, слова Явлинского находят косвенное подтверждение в заявлении Усманова, который во втором своем видеообращении категорически отрицает, что собирался дискутировать с Навальным («Я вообще-то ждал извинений, а не дебатов»), добавляя, что никакие дискуссии вне зала суда между ними невозможны («У нас дебаты с тобой теперь будут в суде»)[1490]. Для тех, кто стоит у власти, единственный язык, имеющий силу, – перформативные речевые акты, составляющие привилегию судей и единовластных правителей, чьи указания эти судьи выполняют.
Благодаря тому, что высокоскоростной интернет в России становится все более доступным, роль таких видеохостингов, как YouTube, с точки зрения возможности контролировать информационный поток заметно изменилась. Навальный и его сторонники начали пользоваться этой платформой давно и с того момента, как Навальный выдвигал свою кандидатуру на пост мэра Москвы в 2013 году, регулярно выкладывали видеоролики на своем YouTube-канале. Но насколько оправданно было бы называть эту площадку частью альтернативной публичной сферы? Вероятно, именно тот факт, что сайт составлял все более ощутимую конкуренцию кабельному телевидению, побудил Усманова к такому нетипичному для представителя российской элиты шагу – ввязаться в словесную баталию. (Усманов, который некогда был одним из крупнейших акционеров Facebook и вложил много средств в российские онлайн-медиа, должен как никто понимать, какую большую роль эти медиа играют.) В этом диалоге на YouTube между олигархом и оппозиционером, борющимся с коррупцией, первый рисковал куда больше. По крайней мере в этом публичном пространстве «язык мемов» ценится куда выше, чем «конкретный язык» «мужика» (или бандита из 1990‐х – зависит от точки зрения). Нападая на Навального, блогера со стажем, в его родной стихии, Усманов, которому пришлось завести страницу «ВКонтакте» только для того, чтобы разместить свое обращение, априори вторгался в незнакомую ему область и обеспечивал Навальному еще больше внимания, чем тот уже успел привлечь своими расследованиями. Если он ставил себе цель защитить свое имя от публичных обвинений не только во взяточничестве и коррупции, но и в изнасиловании, тогда его попытку, несмотря на явно дилетантскую подачу и вульгарную стилистику его речи (или даже благодаря им), можно назвать успешной. Среди представителей чиновничьего аппарата и близких к нему людей, которые высказывались на эту тему, Усманов завоевал доверие тем, что решился ответить Навальному на его же условиях. К тому же эта попытка, как отметил сам Навальный, в некоторой степени отвлекла нежелательное внимание от Медведева, против которого прежде всего и бы