[847]. В отчетах говорилось о том, чтó нового и передового появилось в методах управления, администрировании и в целом в развитии хозяйства[848]. Часто успехи в той или иной отрасли производства иллюстрировались личными достижениями отдельных работников – доярок, механизаторов, садоводов[849]. Сразу после описания успехов шли «отдельные недостатки», в эту категорию записывались все негативные явления в жизни хозяйства: невыполненный план, низкая трудовая дисциплина и прогулы партсобраний[850].
Заканчивался доклад постановкой конкретных задач перед партийной организацией или всем коллективом, призывом коммунистов включиться в борьбу за выполнение постановлений и заверением в успехах, которые в скором времени будут достигнуты. Так, в докладе на собрании в совхозе «Плодовопитомнический» раздел «Наши задачи» был выделен в самостоятельный. В нем говорилось о том, что «важнейшей задачей коммунистов и всего коллектива совхоза является безусловное выполнение государственных планов по производству и сдаче с/х продукции», для чего «надо организованно провести зимовку скота», «больше уделять внимания работе животноводов», «улучшить внутрипартийную работу», «регулярно проводить заседания партбюро», «давать партийные поручения», «устранять недостатки в идейно – политическом воспитании коммунистов», укреплять партийную дисциплину и «принять меры к улучшению организации соц. соревнования»[851].
По сути структура протокола собрания в целом повторяла структуру основного доклада, который должен был включать в себя рассказ обо всех сторонах жизни предприятия с выводом о позитивных изменениях, что подтверждает наблюдения о внутренней цикличности авторитетного дискурса. Майкл Урбан, посвятивший свое исследование анализу речей генеральных секретарей, видел закономерности в конструировании советских текстов. Он, в частности, отмечал замкнутую логическую структуру в речах генеральных секретарей[852]. В отличие от Урбана, Юрчак считал этот эффект не запланированным, но «мутировавшим» в результате «попыток большого количества людей, участвующих в производстве текстов на этом языке, сделать свой собственный субъективный авторский голос как можно менее заметным»[853]. Цикличность нарративов партийных протоколов – явление того же порядка: выступавшие коммунисты вставляли полный цикл объяснений о достоинствах и недостатках работы и в решения/постановления, и в доклады. При этом степень подробности объяснений могла варьироваться от случая к случаю, однако последовательность частей строго соблюдалась.
Доклад на партсобрании служил эталоном, на который ориентировались другие коммунисты. Поэтому способ представления материала, равно как и форма доклада, были призваны описать ее таким образом, чтобы, с одной стороны, внушить людям оптимизм и веру в правильный путь развития, указать на преимущества «социалистического хозяйствования», а с другой – рассказать о трудностях, с которыми сталкиваются руководители, и назвать недостатки. Сделать это следовало так, чтобы недостатки не «затмили» собой успехов в общей картине мира. В этом смысле доклады на партсобрании склонялись в большей мере к оптимистическим интерпретациям рабочей повседневности (как в романах соцреализма), даже если она не слишком к этому располагала. Настоящий коммунист должен был рассмотреть суть происходящих перемен (то есть прогресс и развитие в построении социализма) даже там, где его было не видно простым рабочим. Другими словами, «общую тенденцию» не следовало путать с «отдельными недостатками».
Выступление на партсобрании требовало определенных знаний и умений не только в подборе информации, но и в ее структурировании. В конце концов, раскритиковать доклад могли в любой момент и присутствовавшее на собрании районное руководство, и свои коммунисты, поэтому докладчик тщательно подбирал правильные факты и формулировки, аккуратно обходил «острые углы».
Доклад на собрании совхоза или леспромхоза не просто служил введением в суть заседания, но воспроизводил в миниатюре принцип публичной речи. Перечисление положительных и отрицательных сторон в деятельности партийной организации находило отражение в вопросах и репликах, в то время как формулируемые задачи в конце доклада напоминали решения и постановления. Более того, иногда эта структура дублировалась в решениях партсобраний, подводивших итоги партийных встреч. Таким образом, базовая структура повествования, встречаемая в разных вариациях и разных частях протоколов, являлась своего рода универсальным способом в публичном описании советской реальности.
В предыдущей части мы показали, что типичный протокол партийного заседания может быть рассмотрен как образец или модель «тотального взгляда» на повседневность. В этих протоколах все части докладов тематически (содержательно) вращаются вокруг заданной повесткой обсуждения темы собрания, диалектически освещая разные стороны вопроса. Иными словами, реплики и вопросы к докладам полностью отвечают заявленной теме, логично перетекая в постановления и решения.
Однако время от времени протоколы демонстрировали своего рода сбои в логике и последовательности обсуждений. В некоторых протоколах тематика обсуждаемого доклада уходила на второй план, ставя в центр внимания вопросы, волновавшие собравшихся коммунистов, но не вынесенные в повестку собрания. Так, например, на собрании 4 марта 1966 года в колхозе «Красное знамя» Мигачевскго сельсовета обсуждались два вопроса: проекты директив к XXIII съезду КПСС по пятому пятилетнему плану развития народного хозяйства СССР и отчет о работе сельского клуба в 1965 году. Хотя первый вопрос касался общесоюзной повестки, коммунистов интересовали конкретные вопросы, касавшиеся жизни в совхозе. Они спрашивали: «Дадут ли трактор нашему колхозу в 1966 году?»[854] Похожим образом проходило собрание в совхозе «Борьба» в 1960 году. После доклада представителя Кирилловского райкома А. А. Батулиной, посвященного «итогам декабрьского пленума», коммунисты перевели разговор на показатели социалистических обязательств в своем колхозе и обсуждали, должны ли они брать завышенные обязательства, если точно уверены в их невыполнении[855].
Общий связный нарратив партийного собрания (и протокола), выстроенный вокруг заранее заданной тематики повестки дня, оказывается разорван дискуссией. Эта дискуссия, зачастую весьма критическая по отношению к докладу или совершенно доклада не касавшаяся, но запечатленная в протоколе в разделе реплик и комментариев к докладу, велась на тему, никак не связанную ни с заявленным докладом, ни с последующей резолюцией собрания. Подобный разрыв семантической структуры нарратива происходил, как правило, в пределах раздела «Вопросы и реплики». Решения и постановления собрания снова возвращались к заявленной докладчиком теме, игнорируя озвученные во время обсуждения доклада производственные проблемы. Хотя далеко не все протоколы включали в себя семантический разрыв, их частотность в общем корпусе документов была высокой, а противоречие заявленной и обсуждаемой тем, как правило, очень наглядным.
Можно заметить, что наличие семантического разрыва в протоколах находится в зависимости от повестки дня конкретного собрания и его характера. Чем более конкретными были вопросы обсуждения, тем меньше была вероятность его появления. На закрытых собраниях, где собирались только коммунисты, семантический разрыв также не наблюдался. Иным словами, он присутствовал в протоколах тех собраний, на которых собиралось значительное число людей, не вовлеченных напрямую в партийную работу. Происходило это только тогда, когда в качестве темы для обсуждения людям предлагались далекие от жизни вопросы.
Мы предполагаем, что такого рода нарушения повествования не были случайными и имели определенную прагматику. Существует несколько причин появления семантических разрывов. С одной стороны, они отражали ожидания рядовых участников от партийного собрания. Пришедшие на партсобрание люди рассматривали его как инструмент решения производственных и бытовых проблем, поэтому они предпочитали обсуждать насущные вопросы жизни своей местности, а не внешнеполитический курс СССР. С другой стороны, семантический разрыв раскрывает специфические функции партийного собрания и его протоколов как института по воспитанию коммунистов.
Ярким примером семантического разрыва может служить протокол заседания кустового партийного собрания Тикшинского, Тикшезерского и Хаудо-Порожского лесозаготовительных пунктов (ЛЗП) от 14 июля 1967 года, на котором рассматривали вопрос об итогах июньского Пленума ЦК КПСС. Докладывал первый секретарь райкома Кузьмин В. Ф. Текст его доклада в протоколе отсутствует, однако из постановления заседания, а также из имеющихся материалов июньского (1967 года) Пленума ЦК КПСС становится ясно, что оно было посвящено обсуждению позиции СССР в отношении Шестидневной войны между Израилем, с одной стороны, и Египтом, Сирией, Иорданией, Ираком и Алжиром, с другой. Центральным событием Пленума стал доклад Л. И. Брежнева «О положении на Ближнем Востоке в связи с агрессией Израиля».
За докладом первого секретаря последовало шесть выступлений коммунистов леспромхоза, каждое из которых начиналось с декларации безоговорочной поддержки ими позиции ЦК КПСС в отношении Израиля и продолжалось критикой конкретных проблем лесозаготовительного пункта. Так, Семенов Ф. К. говорил: «Я тоже целиком и полностью одобряю решения июньского пленума ЦК КПСС. Но хочу сказать что в ЛЗП очень низкая дисциплина, причём это все связано с руководством, с Начальником и также с механиком. ‹…› Шаллиев Ф. Ф. говорил что я целиком и полностью одобряю политику нашей партии, но хочу сказать, что в ЛЗП очень низкая дисциплина много стало появляться пьяниц, а это является потому что руководство ЛЗП в особенности начальник тов. Естадоев большинство рыбачить а днем отдыхает, и нужно подумать о работе ЛЗП. Ключеров говорил что я тоже целиком и полностью одобряю решения нашей партии Июньского пленума. Хочу сказать что очень плохо обеспечивали автобаза машинами, раньше выделяли 5-6 машин, а в это время ни одной не выделяют. Этими машинами мы не можем обеспечить вывозку продуктов»