Принимая во внимание протестный потенциал низовой мемориализации, власти начинают видеть в этом проблему, которая их беспокоит. После волны протестов в 2011–2012 годах[1201] любые не контролируемые властью массовые собрания являются предметом ее пристального внимания. Даже такое неполитизированное мероприятие, как ежегодная «монстрация» в Новосибирске – первомайское карнавальное шествие с абсурдистскими лозунгами, – подвергается гонениям и запретам[1202]. Любое свободное собрание с лозунгами, даже намеренно бессмысленными и абсурдными, может быть воспринято как подготовка к «майдану» – потенциальному государственному перевороту по сценарию Украины 2012–2013 годов[1203].
Невозможность прямо администрировать низовую мемориализацию формирует в публичной сфере «зону непредсказуемости» – источник дискомфорта для контролирующих публичную сферу властных институтов. Другая причина повышенного внимания властей к подобного рода массовой активности – общественные дискуссии, генерируемые спонтанными мемориалами. Характерной особенностью низовой мемориализации являются разнообразные «теории заговора» и обилие всевозможных «скрытых смыслов», часто связанных с непрозрачностью действий власти или ее ошибками, которые привели, согласно таким теориям, к гибели людей. Эти дополнительные смыслы тем или иным образом актуализируются и обсуждаются участниками мемориальных практик[1204].
Наиболее резонансные мемориалы последних лет в России действительно связаны с сильными внекоммеморативными дискурсами. Так, мемориал ХК «Локомотив» проблематизировал идею связи между авиакатастрофой, в результате которой погибла хоккейная команда, и проведением в городе Всемирного политического форума с участием высших лиц государства. Крушение российского лайнера А320 в Синайской пустыне в ноябре 2015‐го связывали с участием российских войск в операции в Сирии, что нашло отражение в текстах мемориала в Санкт-Петербурге на Дворцовой площади. Мемориалы у посольств Малайзии и Нидерландов после крушения MH-17 в небе над Донецком имели многочисленные отсылки к связи трагедии с поддержкой российскими войсками сепаратистов в Донбассе. Наконец, мемориал в честь Бориса Немцова в Москве на Большом Москворецком мосту апеллирует к возможной связи между заказчиком убийства оппозиционного политика и властью. С точки зрения внекоммеморативных измерений мемориал Бориса Немцова – один из самых резонансных случаев спонтанной мемориализации в истории России – представляет особый интерес.
Борис Немцов был убит в Москве на Большом Москворецком мосту недалеко от Кремля 27 февраля 2015 года, за два дня до проведения марша против войны в Украине, одним из заявителей которого он был. Марш должен был состояться в московском районе Люблино. В связи с гибелью политика антивоенная демонстрация была отменена, вместо нее состоялось траурное шествие, в котором приняли участие порядка 70 тысяч человек[1205]. Заметим, это траурное шествие стало первой разрешенной демонстрацией политической оппозиции в центре города с 2013 года. В свою очередь, траурный марш в годовщину убийства оппозиционера собрал 24 тысячи человек и также стал заметным явлением в публичной сфере[1206].
Мемориал, состоящий из цветов, портретов Немцова, плакатов, икон, свечей и лампад, возник сразу после убийства и вскоре занял значительную часть моста[1207]. Отметим, что, хотя срок жизни спонтанных мемориалов формально ничем не ограничен, они редко поддерживаются дольше традиционного для российской похоронной культуры сорокадневного траура[1208]. В данном случае я говорю не о целенаправленном уничтожении мемориала после сорокового дня, хотя бывает и такое, но о существенном снижении мемориальной активности. По истечении этого срока даже резонансные мемориалы существенно уменьшаются в размерах или вовсе исчезают, чтобы вновь ненадолго «воскреснуть» в ходе годичных коммемораций[1209]. В противоположность этому мемориал Бориса Немцова на момент написания статьи поддерживается в неизменно активном состоянии уже два года[1210]. Это беспрецедентный срок для такого рода мемориалов, притом не только для российской, но и для мировой истории.
Что привело к такой постоянной активности?
Мемориал Бориса Немцова первоначально развивался по сценарию, стандартному для такого рода мемориалов, то есть воспроизводился за счет спонтанной неорганизованной активности не связанных друг с другом людей, эмоционально травмированных трагическим событием. Уничтожение мемориала коммунальными службами и идейными противниками Немцова, принявшее регулярный характер вскоре после его появления, привело к формированию вокруг мемориала группы активистов, которые с 28 марта 2015 года установили постоянное дежурство на мосту[1211]. «Когда начались погромы, дежурства приобрели регулярный характер. ‹…› Я поняла, что люди нужны. ‹…› Когда необходимость была в дежурствах – я пришла, потому что [мне было] стыдно» (Т., волонтер мемориала)[1212].
В процессе противостояния участников мемориализации активным оппонентам мемориала, стремящимся удалить его из публичного пространства, режим функционирования мемориала перешел из «спонтанного» в «стационарный» через месяц после гибели политика. К этому моменту мемориал обретает имя «Немцов мост» – так называют его не только активисты мемориала и сторонники переименования Большого Москворецкого моста, но и их противники (хотя последние – в уничижительном смысле): «Он все равно стал уже в обиходе Немцовым мостом, это уже понятно. Пусть его не назовут [официально] Немцовым мостом, для меня это не очень сейчас важно. Пусть не назовут, но скажешь Немцов мост, и все москвичи знают, что это такое» (Т., волонтер мемориала).
Активисты «Немцова моста» заявляют, что они намерены поддерживать мемориал до тех пор, пока не только убийцы, но и заказчики не будут привлечены к уголовной ответственности, а на месте убийства Бориса Немцова не будет установлен памятный знак (самодельная табличка с надписью «Немцов мост», имитирующая дизайн московских уличных указателей, находится в центре мемориала наряду с плакатами «Борись!»). По словам одного из активистов, «эта история вышла за рамки обычной траурной панихиды, это уже политическое мероприятие»[1213].
Действительно, эволюция мемориала Бориса Немцова наглядно демонстрирует, как рутина низовой мемориализации может трансформироваться в действие политического, некоммеморативного характера. Предметом подобной трансформации становится и поведение людей, которые из спонтанных участников превращаются в «стражей мемориала» – «рыцарей моста», воспроизводящих определенный ритуал, и традиционные структурные компоненты самого мемориала. Например, имя погибшего, трансформированное в звучный лозунг («Борись!»), памятные знаки или даже такая рутинная и «политически нейтральная» мемориальная атрибутика, как цветы. Помимо портретов, цветов и свечей, мемориал включает также символический календарь, который отмечает, сколько дней прошло со дня убийства Немцова (в то же время он отмечает и возраст самого мемориала).
Цветы – традиционный мемориальный атрибут, однозначно маркирующий публичное пространство как «место памяти». Наличие цветов – одно из условий сохранения такого места, воспроизводства его мемориальной функции: «Мемориал существует, пока здесь есть ваши цветы», – гласит сайт активистов «Немцова моста»[1214]. Противники мемориала Бориса Немцова, в свою очередь, руководствуются обратным соображением – «нет цветов – нет мемориала». Если с ходом времени, как это происходит в большинстве случаев низовой мемориализации, мотивационный потенциал мемориальной семантики цветов, констатирующей состояние скорби, естественным образом ослабевает, то в ситуации усиления публичного конфликта, как в случае мемориала Бориса Немцова, он заново актуализируется, но уже с другим, внемемориальным смыслом, которым дополняют эту семантику конфликтующие стороны. В итоге мемориал воспроизводится благодаря уже не столько спонтанным эмоциональным, сколько планируемым и политически мотивированным действиям. Продолжая удерживать «место памяти», мемориал испытывает перформативный сдвиг, а трансформация мемориальной функции цветов стала одним из первых симптомов такого сдвига. Примечательно, что и сами активисты осознают эту трансформацию, называя ее «цветочным протестом».
Как именно это произошло?
Когда через месяц после убийства Бориса Немцова провластные активисты начали регулярно разрушать мемориал, а городские службы – регулярно убирать цветы с Большого Москворецкого моста, активисты предложили заказывать цветы на мост через специальные интернет-сервисы. Вскоре один из цветочных дистрибьютеров добавил Большой Москворецкий мост как один из вариантов «доставки по умолчанию»[1215], а другой создал отдельную страницу для заказа цветов к мемориалу[1216]. В ходе противостояния активистов с городскими властями и политическими оппонентами, стремящимися удалить мемориал из публичного пространства, живые цветы как сильный мемориальный атрибут стали уже не только и даже не столько маркировать «место памяти», сколько поддерживать хрупкий баланс между его формально мемориальной («есть цветы – есть мемориал») и неформально протестной компонентой («цветы будут всегда вопреки противникам»). Полностью сохраняя свою мемориальную семантику, цветы, заказанные через службы доставки или купленные на пожертвования активистами, стали в буквальном смысле инструментом противодействия оппонентам, которые своими акциями по «зачистке» моста хотят ликвидировать обозначаемое цветами «место памяти».