Аналогично мемориальной атрибутике перформативный сдвиг испытало и поведение активистов.
Непосредственной задачей активистов «Немцова моста» является ежедневное техническое обслуживание мемориала – регулярная замена цветов, восстановление мемориала после атак оппонентов, контроль над расходом пожертвований, а также организация и поддержание круглосуточных дежурств. Дежурства разделены между двумя командами: активистами группы «Немцов мост», созданной собственно с целью поддержания мемориала (дежурят с вечера воскресенья до утра субботы), и членами движения «Солидарность», одним из создателей которого был Немцов (дежурят оставшееся время в выходные дни). Поскольку поддержание мемориала требует расходов, в первую очередь на живые цветы, активисты открыли специальный «цветочный» интернет-кошелек, на который собираются пожертвования. Кошелек привязан к сервису онлайн-аудита, чтобы любой желающий мог узнать число собранных пожертвований и как они потрачены. Помимо «цветочного» существует отдельный счет для сбора денег на обустройство мемориала и на нужды дежурных. Подробные финансовые отчеты о всех тратах – от видеокамеры для фиксации нападений и проездных на метро для дежурных до цветов и свечей – выкладываются на официальной странице группы nemtsov-most.org.
Семантика действий активистов мемориальная, она направлена на маркирование «места памяти» и констатацию скорби посредством траурной атрибутики и ритуалов – ежедневных, ежемесячных и ежегодных минут молчания. Но, оставаясь формально мемориализацией, их действия испытывают перформативный сдвиг, так как маркирование «места памяти» и констатация скорби реактуализуются уже в противостоянии сторонников мемориала и их идейных оппонентов.
Рассмотрим, как именно это происходит, на примере минуты молчания. Аналогично «цветочной инициативе» минута молчания стала еще одним устойчивым функциональным действием, удерживающим «место памяти» и воспроизводящим мемориал в ходе противостояния активистов с оппонентами. Увеличивается, вплоть до ежедневной, частотность ритуала. Сейчас торжественная минута молчания объявляется на мемориале Бориса Немцова ежедневно в 23:31[1217]. Такой же ритуал, но с бóльшим числом участников и более торжественно, совершается каждое 27‐е число месяца[1218], через каждые шесть месяцев со дня смерти, а также в День России[1219]. Как и в случае с цветами, семантика и функция этого ритуала мемориальные: он «переключает» эмоциональный режим участников из рутинно повседневного (на многих фотографиях мемориала мы видим смеющихся жизнерадостных людей на фоне цветов и траурных портретов) в траурный, возвращая к трагической причине их присутствия на Большом Москворецком мосту. Но одновременно этот несомненно важный для активистов мемориальный акт расширяет семантические границы траура. Это не только акт памяти и скорби, но и акт протеста (mourning in protest, «скорби в знак протеста», как определяет это действие Сени[1220]), аналогичный символическим аплодисментам, пустым листам бумаги в руках демонстрантов или тем же цветам («цветочным протестом» называют мемориал сами активисты). Вот как осмысляет этот ритуал один из активистов:
Подумайте сами – у нас ведь не так много возможностей как-то высказать свою позицию. Люди, стоящие в пикетах, подвергают себя серьезному риску. ‹…› Нам запрещено собираться на митинги и шествия. Нам запрещено публично выступать и обращаться друг к другу. Но нам пока еще не запрещено молчать! 27‐го числа минута молчания собирает много людей. Приходят те, кто знал Бориса. В этот день многие приносят на мемориал цветы. Я был на такой минуте молчания. Это производит серьезное впечатление. Когда много людей стоит и молчит об одном и том же – это сильно. Мимо идут прохожие, разговаривают, обсуждают свои дела… А в метре от них стоят суровые люди с непокрытыми головами и молчат. И так каждый день. Из месяца в месяц[1221].
Таким образом, в ходе перформативного сдвига, который испытывает семантика мемориальных атрибутов и функция ритуалов, «место памяти» становится местом демонстрации политических позиций, а также конкуренции оппонирующих друг другу групп. Не менее важно, что этот сдвиг позволяет масштабировать мемориал, сделать постоянным и заметным его присутствие в публичной сфере. Экспорт мемориала за пределы Большого Москворецкого моста осуществляется посредством самой его структуры и организации. Так, помимо волонтерской системы, сбора и распределения пожертвований, сообществом активистов создан и поддерживается веб-сайт nemtsov-most.org, группы в социальных сетях, каналы в Twitter, трансляции отдельных дежурств в Periscope.
Итак, спустя месяц характер коммеморации на Большом Москворецком мосту начал существенно меняться в ходе противостояния активистов и оппонентов мемориала, которые стали регулярно вытеснять его из публичного пространства. Начавшись как спонтанная реакция многих тысяч людей, мемориал был сохранен усилиями группы волонтеров. Далее, по мере трансформации из «временного» в «стационарный», режим воспроизводства мемориала изменился. Вокруг мемориала сформировалось организованное сообщество, целью которого стало поддержание мемориала на мосту. Члены этого сообщества составляют консолидированную группу, которая для реализации своей деятельности организовала систему дежурств, сбора пожертвований для оплаты расходов на поддержание мемориала, веб-сайт, группы в социальных сетях, систему отчетности и каналы видеотрансляции. Эта система позволяет, с одной стороны, поддерживать контроль над захваченным публичным пространством, а с другой – постоянно присутствовать в публичной сфере. Ничего подобного мы не наблюдали в истории других российских спонтанных мемориалов.
Перформативный сдвиг, произошедший в мемориальном пространстве Большого Москворецкого моста, позволяет рассматривать мемориал Бориса Немцова как захват протестным сообществом контролируемого публичного пространства в центре Москвы. В этом смысле мемориал Бориса Немцова оказывается в одном ряду с движениями типа Occupy[1222]. Как отмечает Анна Желнина, публичная сфера оказывается более свободной, чем публичное пространство, поскольку контроль над социальными медиа осуществить сложнее, чем над публичными пространствами города, которые физически контролируются полицией и спецслужбами[1223]. Между тем относительная свобода современных социальных медиа оказывается неэффективной или недостаточной в условиях растущего контроля российского государства над публичной активностью. За последние годы государство достигло здесь значительных успехов. Блокировка отдельных ресурсов, угроза блокировки других, страх получить уголовную статью за пост или репост в социальных сетях[1224] – все это сужает и без того узкий коридор возможностей для активной репрезентации оппозиционных сообществ, лишенных доступа к массовым медиаканалам. В этих условиях такие сообщества не только не формируют единой низовой коммуникативной среды, но и оказываются практически незаметны в информационном поле. Между тем коммеморативный бэкграунд низовой мемориализации позволяет не только открыто занимать контролируемые публичные пространства, но и достигать здесь гораздо большего успеха, чем в публичной сфере – менее контролируемой, но и менее эффективной.
Сообщество, сформированное пространством мемориала на Большом Москворецком мосту, представляет собой группу людей, в той или иной степени разделяющих убеждения Бориса Немцова как политика[1225] или сочувствующих ему. Борис Немцов был одним из лидеров так называемой несистемной оппозиции в России, то есть активным участником неконсолидированного политического сообщества, позиционирующего себя как оппозицию нынешней власти.
На этом фоне оккупированное пространство позволяет группе, оппозиционно настроенной к власти, постоянно и открыто присутствовать в центре Москвы. С точки зрения активистов, само по себе присутствие людей на мосту оказывается даже более значимым, чем наличие коммеморативных символов – цветов, портретов, свечей[1226]. Важно не прерывать свое дежурство даже тогда, когда мемориал полностью уничтожен оппонентами.
– Я ушел [после зачистки мемориала], так получилось. Это было полдвенадцатого. Я позвонил – скажи дежурным, что ничего нет. А дежурные пришли и без цветов тут двое стояли. А я как бы их не дождался… То есть я понял, что я что-то не то сделал… – То есть вы должны были дождаться? – Ну да. ‹…› Я понял, что я что-то не то сделал (Г., волонтер мемориала).
– Я продолжал стоять на мемориале, там ничего не было. В руках была только моя табличка «700 дней». Я дождался А., мы простояли остаток ночи. ‹…› – Уходить нельзя? – Никто не уходил на моей памяти. Даже при пустом месте (С. К., волонтер мемориала)[1227].
Чтобы мемориал существовал, мы постоянно должны быть здесь. Даже если цветы украдут, здесь будут стоять дежурные. Смысл этого места тут же потеряется, если нас не будет здесь хотя бы день[1228].
Таким образом, коммеморативный бэкграунд мемориала позволяет создать и поддерживать постоянное присутствие оппозиции прямо у кремлевских стен, в то время как открытая протестная акция оппозиции практически невозможна. Члены сообщества также признают, что необходимость в уходе за мемориалом часто является предлогом для того, чтобы продолжать находиться на мосту: