— Уф, ваша бабушка была та еще заноза. Любого могла поставить на место вот так. — Мистер Франкель щелкает пальцами.
— Уж мне ли не знать! — смеется Джейк. В компании этого человека он жалеет, что у него нет дедушки. Сестры сказали ему, что пытаются отыскать отца Деборы, но до сей минуты он не придавал этому большого значения.
— Ко мне и моей сестре она всегда была очень добра, но другие дети… Был там один маленький засранец. — Мистер Франкель вытягивает губы трубочкой, пытаясь вспомнить имя мальчика.
— Эдмунд Шнайдер? — догадывается Джейк.
Этот ребенок упоминается в книге «Моя бабушка и 49 других детей». Проказник менял ключи от кают и воровал из чемоданов девочек нижнее белье. Последние двадцать лет жизни он провел в тюрьме в Северной Каролине.
— Да, именно он. Все время бедокурил. Как я понимаю, залез в чемодан вашей бабушки. У нее была кукла в фартуке, с которой она не расставалась, и Эдмунд однажды стащил кусок селедки и сунул кукле в карман фартука. Ваша бабушка не заметила этого, пока рыба не завоняла, а когда обнаружила — у-у-у! — пришла в ярость. Затем она тоже припрятала селедку, подождала, пока она испортится, и однажды разбудила Эдмунда среди ночи, села на него и заставила съесть тухлую рыбину до последнего кусочка. Негодник, конечно же, побежал в слезах жаловаться Гольдштайнам. Они поругались с вашей бабушкой, но после того Эдмунд больше ни над кем не шутил. — Мистер Франкель накрывает коробку с конфетами крышкой и ставит рядом на скамейку.
— Поэтому Гольдштайны не ладили с Хелен? — Эшли рассказывала Джейку о том, как Хелен сцепилась с Ирвином Гольдштайном.
Мистер Франкель качает головой.
— Это, конечно, не улучшило их отношений, но нелады начались из-за какого-то бриллианта — я помню, как о нем говорили, когда мы заходили в английский порт.
Джейк выпрямляет спину.
— Всего я не знаю. У Хелен был квадратный бриллиант, который отдала ей мать. Во время остановки в Англии отец кого-то из детей, высланный туда, поднялся на борт, чтобы увидеться с сыном, и Хелен пыталась всучить ему бриллиант, умоляя помочь ее матери бежать. Когда мистер Гольдштайн узнал об этом, он ужасно рассердился.
— Как же нацисты не нашли у нее бриллианта? — спрашивает Джейк.
Мистер Франкель пожимает плечами.
— Таможенники проверяли багаж. Гольдштайны ясно сказали нам, что мы не можем взять с собой ничего, кроме ничтожной суммы. Малейшая оплошность — и нацисты передумают и не отпустят нас. Я так и не решил, как расценивать этот поступок Хелен — как глупость или как храбрость.
— Вероятно, и то и другое, — отвечает Джейк, и мистер Франкель согласно кивает. — А вы уверены, что камень был именно квадратным? Нам по наследству достался желтый бриллиант в форме яйца. Я пытаюсь выяснить, его ли вы имеете в виду, то есть не привезла ли его Хелен из Вены.
Мистер Франкель снова открывает коробку с конфетами.
— Я помню квадратный камень, и он был не желтым, а напоминал кусок стекла. Не помню, почему все так суетились вокруг него.
Внезапно обнаружив, что съел уже половину конфет, старик закрывает крышку и отодвигает коробку на край скамьи.
Бриллиант, который он описывает, не похож на «Флорентийца». Кроме того, обнаружь его мистер Гольдштайн, разразился бы настоящий скандал. И все-таки Джейк трепещет от важности этого открытия. Выходит, Хелен привезла с собой бриллиант в Соединенные Штаты. А там, где есть один бриллиант, могли быть и другие.
Медсестра находит собеседников в саду и хмурится при виде коробки конфет. Мистер Франкель моргает, глядя на нее.
— Пора ужинать. Ваш друг присоединится к нам?
Джейк хочет отказаться, но старик просит остаться — он будет очень рад.
— Как я уже говорил, здесь для вас много отличного материала, — шепчет он, опираясь на руку Джейка. — Таких характеров не придумаешь.
— Не волнуйтесь, я не стану писать о ваших друзьях, — заверяет его Джейк.
Мистер Франкель останавливается, все еще не отпуская руку Джейка.
— О, напрасно. Если не рассказывать истории, они уходят в небытие. Вы должны написать обо всем. Сохранить память о нас для потомков.
Дома Джейк обнаруживает Кристи на диване. Телевизор включен. На кофейном столике лежит закрытая книга. Свет от настольной лампы очерчивает профиль ее взволнованного лица.
— Извини, что так поздно, — говорит Джейк, целуя ее в щеку. Он оставил ей записку и послал сообщение, но он не пытается оправдываться.
На столике около детектива стоит его открытый ноутбук с черным экраном. Джейк не помнит, чтобы оставлял его здесь. Он закрывает крышку и садится на диван рядом с Кристи. Она не смотрит на него, даже когда он берет ее ногу и начинает массировать стопу. Джейк мысленно перебирает причины ее недовольства. Следующий визит к врачу еще только через две недели. Сегодня не день ее рождения и не годовщина их встречи.
Продолжая массаж, он старается вести себя как обычно, хотя сердце бешено колотится. Наверно, она узнала об увольнении, о том, что он лжет ей уже полтора месяца. Что он может сказать? Он не хотел врать, просто так получилось? Да, оправдание хреновое. Извиняет ли его то, что он нашел материал, по крайней мере некоторую часть, для следующего сценария? После разговора с мистером Франкелем он знает подробности о переезде Хелен в США, и теперь, когда он живо представляет себе этот путь, то может написать целую сцену. Смягчает ли его вину то, что через полгода он совершенно точно закончит сценарий и даже сможет его продать и, когда это случится, супермаркет и человек в кожаной куртке станут давними воспоминаниями, возможно даже смешным анекдотом?
Кристи морщится, когда он ненароком давит большим пальцем слишком сильно, и выдергивает ногу из его рук.
— Я не собиралась ничего разнюхивать, — говорит она виноватым тоном, словно это она должна извиняться.
— Кристи, я могу объяснить. Я не хотел…
Она перебивает его:
— Мой компьютер отрубился, а мне очень нужно было заплатить кредиткой, и я воспользовалась твоим. Я не шпионила за тобой.
Рэнди ему написал, что ли? Или кто-то из прежних сотрудников интересуется, как он держится?
— Ты же знаешь, ты можешь брать мой компьютер, когда хочешь. Это я провинился, а не ты.
Внутри у Кристи словно что-то щелкает.
— Я просила тебя этого не делать. Просила не писать о моей матери.
Джейк не сразу соображает, что она имеет в виду наброски сценария о побеге миссис Чжан из Китая. От удивления он начинает смеяться. Весь сыр-бор из-за сценария, который он даже не написал? Частичные контуры сюжета, который никогда не выйдет за пределы папки «Бредовые идеи»?
— Ничего смешного, — говорит Кристи. — Не понимаю, ты что, не можешь еще больше разрушить жизнь своей семьи и потому решил приняться за мою?
Джейк сделал кое-что похуже, совершил еще более глупый, еще более пагубный поступок, но именно этим несостоявшимся сценарием он затронул какие-то потаенные струны в душе Кристи.
— Кристи, я не написал его, только обрисовал несколько сцен в черновике и понял, что ничего не выйдет. Смотри. — Он тянется к компьютеру. Курсор наведен на папку со сценариями. — Я поместил этот план в папку, которая так и называется, «Бредовые идеи». — Он открывает папку, и там оказывается неожиданно много недописанных сценариев, как минимум двенадцать файлов с набросками эпизодов, обрывочными заготовками. Джейку стыдно показывать их Кристи, словно он демонстрирует ей историю просмотров порнухи в браузере или грязные трусы. — Один синопсис о Рико, другой о бабушке моего начальника, которая работала секретаршей у Аль Капоне, а еще вот — о моем бывшем соседе по квартире, у его отца было две семьи. Все это глупые, идиотские проекты, которые никогда не увидят свет.
Она, не веря своим ушам, смотрит на него.
— И меня должно успокаивать, что ты потрошишь каждого, кто встречается тебе в жизни, в поисках интересных сюжетов?
— Писатели всегда так поступают, — отвечает искренне растерявшийся Джейк.
— Думаешь, Рико хочет, чтобы ты предавал огласке историю эмиграции его бабушки? Или твоя сотрудница мечтает увидеть фильм о мышечной дистрофии своей сестры?
Поскольку Джейк никогда не рассказывал Кристи о Сэйди, он понимает, что она прочитала все заброшенные сценарии, все тринадцать файлов в папке «Бредовые идеи».
— Но я ведь ничего с ними не сделал.
— Это не имеет никакого значения. — Кристи начинает расхаживать по комнате, и Джейк беспокоится, что ее волнение может навредить ребенку. — И что меня просто бесит — ты всерьез полагаешь, будто понимаешь, что пришлось пережить моей матери. Даже я этого не понимаю в полной мере. Но ты, ты один раз поговорил с ней, уплетая камчатских крабов, — и уже крупный специалист!
— Я и пишу, потому что хочу понять.
Кристи невесело смеется.
— Ах, я забыла, что ты новый Стивен Спилберг. Да ты вообще представляешь, чего стоило моей маме поделиться с тобой этой историей? Знаешь ли ты, что значит для меня ее доверие тебе?
Джейк спрыгивает с дивана и ловит Кристи посередине комнаты.
— Я пытался таким образом выразить ей уважение.
— Она рассказала тебе это не для того, чтобы делиться своей болью со всем миром.
— Но если не рассказывать истории, они уходят в небытие.
Из уст мистера Франкеля эти слова прозвучали так справедливо. Почему же сейчас они кажутся такими ханжескими?
— Еще хуже представлять их в ложном свете.
Джейк понимает, что должен как-то успокоить Кристи, но ее слова лишили его присутствия духа. «Еще хуже представлять их в ложном свете». Раньше она всегда верила в его талант.
— Всё? — спрашивает Кристи в ответ на его долгое молчание. — Тебе больше нечего сказать?
— Извини.
Он действительно раскаивается. И не только в том, что затеял этот спор. Он терзается угрызениями совести за то, что не рассказал ей об увольнении из супермаркета, о бриллианте. За то, что зачах эмоционально и профессионально. За то, что стал всего лишь призраком того человека, в которого она влюбилась. За то, что она вообще влюбилась в него, что привязана к нему, хотя заслуживает лучшего.