Кристи качает головой, уходит в спальню и захлопывает за собой дверь.
Джейк остается на диване, не очень понимая, что сейчас произошло. Он открывает черновик сценария о Хелен и, вместо того чтобы добавить в него сцены, которые воображал во время разговора с мистером Франкелем, перемещает его в папку «Бредовые идеи». Потом отправляет всю папку в корзину, открывает корзину и подносит курсор к кнопке «Очистить». Слышно, как Кристи топает в спальне. Курсор мигает. Однако Джейк не удаляет папку, а возвращает ее на рабочий стол. Он еще не готов уничтожить этот сценарий. Во всяком случае, полностью.
— А это точно был другой бриллиант? — спрашивает Бек с экрана айпада. — Мистер Франкель уверен, что бриллиант, который Хелен везла на пароходе, не «Флорентиец»?
— Я не спрашивал его, был ли это знаменитый пропавший алмаз. Он сказал, что камень был квадратный. И бесцветный. Вот в этом он уверен. — Джейк неохотно разговаривает с сестрами. У него болит голова, и он ждет не дождется, когда этот ужасный день закончится. Он откидывается на спинку дивана, своего спального места в обозримом будущем.
— Что случилось? — спрашивает Эшли из своей комнаты в Уэстчестере, замечая его уныние. — Вы с Кристи поругались?
— Не хочу это обсуждать.
Эшли слышит, как Райан внизу на кухне гремит посудой. Поскольку компания запретила ему появляться в офисе, он обнаружил у себя страсть к кулинарии. По утрам он взбивает тесто для блинчиков и бельгийских вафель. По вечерам надевает фартук, жарит курицу и готовит макароны с сыром. Эшли никогда раньше не видела Райана в фартуке и не знала, что он так ловко управляется с венчиком. Если детям и любопытно, почему папа дома и готовит им завтраки и ужины, они этого не показывают. Каждый вечер они с энтузиазмом делают заказы на завтрашний день.
Ранее в тот день Эшли сообщила Райану, что планирует вернуться на работу. Она подошла к нему на кухне, когда он смешивал маринад для стейка. Спрашивать у него разрешения она не собиралась и уже настроилась на ссору. Дети были в школе, а потому они с мужем могли орать друг на друга сколько влезет, не выбирая выражений. Готовясь встретить его реакцию, Эшли оперлась о разделочный стол в центре, но Райан просто произнес:
— Ладно, — и залил стейки маринадом.
Она подстрекала его, давая ему возможность снова заявить, что у нее уже есть достаточно ответственная работа — быть матерью, затянуть знакомую песню о том, что он сам решит все проблемы. Но он только сказал:
— Думаю, это отличная мысль. Любая компания с радостью возьмет тебя, — и направился в гостиную смотреть бейсбол.
Его мгновенное согласие не утолило ее жажду устроить скандал. А потому она пошла за ним в комнату, где все его внимание было сосредоточено на экране, на отбивающем мяч игроке. Эшли встала позади дивана, глядя на мужа и ожидая, когда он скажет хоть что-нибудь, чтобы она могла наброситься на него с упреками. Он на нее не оглядывался, но в конце концов произнес:
— Я полностью тебя поддерживаю, понимаешь?
Она продолжала висеть у него за спиной, пока он не повторил:
— Серьезно, Эшли. Мне давно надо было посоветовать тебе вернуться на работу. Извини, что я этого не сделал. Желаю тебе успеха.
Гнев Эшли все усиливался и нисколько не ослабел, когда она поняла, что он говорит искренне.
Звон посуды внизу смолкает, и Эшли знает, что скоро Райан постучит в дверь, ожидая разрешения войти в собственную спальню. Он все еще спит на сложенных одеялах на полу, но, поскольку они продолжают ночевать в одной комнате и поскольку он не возражает против ее решения выйти на работу, что бы еще ни случилось, они это переживут. Хотя слова о разводе прозвучали, Эшли пока не готова бросить мужа.
— Послушай моего совета: выясни все отношения до рождения ребенка, — наставляет Эшли брата. — После этого у вас и так будет достаточно поводов для ругани.
— Я же сказал, что не хочу это обсуждать.
— Слушайте, мистер Франкель ведь был тогда маленьким, — говорит Бек, и это редкий случай, когда Джейк благодарен ей за отсутствие интереса к его жизни. — Он может перепутать, когда и что видел.
— Будь это «Флорентиец», разве Гольдштайн не поднял бы переполох? Такое точно выплыло бы наружу.
— А это значит… — Бек переключает внимание на изображение Эшли.
— Шляпная булавка? — предполагает Эшли.
— Это объяснило бы, откуда взялся другой бриллиант.
— Боже, и она пыталась с ее помощью спасти мать. Душераздирающе.
Джейк не в состоянии постичь сестринские полунамеки, что еще раз подтверждает, что он не понимает женщин.
— Какая еще булавка?
— Такое украшение для шляпы, — с невозмутимым лицом произносит Бек.
Джейк закатывает глаза.
— В данном случае подвеска для короны. Исчезнувший в восемнадцатом году «Флорентиец» был вставлен в шляпную булавку вместе с несколькими другими бриллиантами. Брошь Хелен изготовлена не раньше пятидесятых годов, так что, возможно, бабушка привезла с собой булавку и много лет спустя вынула «Флорентийца» и вставила его в брошь.
— Бриллиант мог появиться откуда угодно. Почему вы думаете, что он именно из булавки?
Бек вздыхает.
— Разве не ты у нас сочиняешь сюжеты?
— Это натяжка.
— Это гипотеза. Которая, разумеется, требует доказательств. Поверь мне, я не склонна делать преждевременные выводы.
— Ну что ты, Бек Миллер никогда бы не позволила себе пустые домыслы.
— Знаешь что? Если у тебя нелады с девушкой, в чем, я уверена, ты сам виноват, это не значит…
— А у мистера Франкеля есть идеи, откуда у Хелен бриллиант? — вклинивается в их пикировку Эшли, пытаясь предотвратить надвигающуюся ссору.
Джейк пожимает плечами.
— Он сказал, что их чемоданы обыскивали очень тщательно.
— А еще что-нибудь он о Хелен рассказывал? — спрашивает Эшли.
— Только то, что она умела за себя постоять.
— Это мы и так знаем.
— Она повздорила с одним пацаном, который подсунул в ее куклу тухлую селедку, и нагрубила мистеру Гольдштайну.
Эшли смеется.
— Уверена, у того паренька отпала охота с ней связываться.
— Погоди-ка, — задумчиво произносит вдруг Бек. — Он сунул рыбу в куклу?
— У нее был фартук с карманом или что-то вроде того, — рассеянно отвечает Джейк.
— Кукла! — с воодушевлением говорит Бек Эшли.
— Думаешь?
— Она ведь где-то вот такого размера? — Бек разводит руки сантиметров на тридцать. — В ней легко можно спрятать украшение. А тело у куклы твердое, так что прощупать то, что внутри, нельзя.
— Может мне кто-нибудь объяснить, о чем вообще речь? — восклицает Джейк.
— Мы нашли в коробках с фотографиями куклу Хелен. В детстве она повсюду носила ее с собой, — снисходит к его просьбе Бек.
— И что же? — спрашивает Джейк.
— Держу пари, внутри она полая.
Дебора лежит в кровати, рядом на подушке покоится ее свидетельство о рождении. Сейчас девять часов, но она очень устала. Все тело ноет. Прошло много месяцев с тех пор, как к ней прикасался мужчина, с пикантными намерениями или в медицинских целях. Нужно снова начать встречаться с кем-то. Нужно найти нового иглотерапевта, желательно без гладко зачесанного хвостика и озорной улыбки. У Деборы всегда была насыщенная личная жизнь. Ей нравятся кожа, нагота, секс. Сейчас она жаждет отвлечься. От двух выпитых бокалов вина она чувствует себя еще более подавленной. Первый ей понадобился, чтобы собраться с духом и открыть конверт из Министерства здравоохранения Пенсильвании, второй — чтобы справиться с разочарованием: в документе не сказано, кто ее отец.
Все имеющиеся в свидетельстве о рождении сведения она могла бы заполнить сама. Дата рождения: 12 февраля 1952 года; округ: Филадельфия; имя матери: Хелен Ауэрбах; ее собственное имя: Дебора Флора Ауэрбах. В строке «Отец» одна только пустота кремового цвета.
Дебора Флора Ауэрбах. Ей никогда не казалось странным, что при рождении она получила девичью фамилию матери. Хелен всегда говорила дочери, что ее брак был совсем коротким и она никогда не чувствовала себя Хелен Кляйн. Она хотела и дальше носить фамилию своей семьи и поэтому после смерти Джозефа снова стала Ауэрбах. И это тоже была ложь. Мать никогда не переставала быть Хелен Ауэрбах. И Дебора всегда была Деборой Флорой Ауэрбах, пока не сделалась Деборой Ауэрбах-Миллер. После бегства Кенни она собиралась вернуть себе девичью фамилию, но бумажная волокита ее пугала, к тому же в тот период ей было тяжело даже вылезти из кровати. Дебора берет свидетельство и рвет его пополам. Лучше она будет носить фамилию Кенни, чем Хелен, но второе имя, Флора, ей хочется сохранить, чтобы сильнее чувствовать связь с бабушкой.
В другом углу комнаты звонит ее телефон. Осоловелая от эмоций и легкого опьянения, она, пошатываясь, идет за ним.
— Помнишь куклу? — говорит Бек, как только она отвечает. — Куклу Хелен, из Австрии. Посмотри, она пустая внутри?
Кукла сидит на комоде с тех пор, как ее нашли.
— Пустая? — переспрашивает Дебора. Пустая, как ее детство, как подложечная ямка, как вранье Хелен. Дебора сжимает куклу. — У нее твердое туловище, не могу сказать.
— Разрежь ее.
Деборе очень не хочется этим заниматься. Она просит это отложить, но Бек перебивает ее.
— Прямо сейчас, ладно? — произносит Бек своим характерным властным тоном, который ее мать всегда ненавидела. Однако сейчас Деборе нравится, что ее поступками кто-то руководит.
Она берет в кухне нож и делает надрез на спине куклы. Внутри в полости темно и пусто.
— Что-нибудь видишь там? — спрашивает Бек.
Дебора чуть раздвигает половинки кукольного туловища. В темноте что-то блестит, отражая свет потолочной лампы. Она переворачивает игрушку, и в ладонь ей падают три круглых бриллианта.
Двенадцать
Бек и Дебора входят в лифт и, поднимаясь в пентхаус Виктора, смотрят на цифры дисплея. Бек не видела ювелира два с половиной месяца, с тех пор как он получил от Международного геммологического общества результаты экспертизы бриллианта. За это время многое изменилось: в привычку вошли ужины с матерью и еженедельные разговоры по «Фейстайму» с братом и сестрой, они выяснили подробности переезда Хелен вместе с другими детьми в Америку, узнали о существовании у бабушки тайного любовника, который мог быть отцом Деборы.