Из соображений чувства такта мы опускаем имена и фамилии, возраст и пол, а также способ самоуничтожения: сравнительный анализ этих данных — удел психиатров. Нам же интересно и важно — ЧТО сказал человек перед последней чертой, ЧТО он завещал всем нам, прикоснувшимся к страшной загадке Жизни и Смерти.
Дай Бог, чтобы прочитавший эти строки задумался и, опомнившись, не брал грех на душу.
Если ты заплачешь, я тебя ударю.
Может быть иначе: сам ударюсь в плач,
В голубой кустарник,
В розовый кедрач.
Если я заплачу, ты мне всё припомнишь,
Что могло иначе быть и не сбылось:
Голубую полночь,
Розовую ось.
Если я ударю, я тебе напомню
Несколько иначе, чем ударишь ты:
Голубой шиповник,
Розовый пустырь.
Розовые иглы, иглы голубые —
Было это или не было вовек?
Просеку пробили, полночь протрубили,
Время застолбили
Кедр и человек.
Я тебя не понял. Ты себя не помнишь.
В голубой шиповник падает игла.
Мы зовём на помощь.
Голубая полночь
Розовой была.
Мы с тобой устали. Мы с тобой устали.
Голубой кустарник занялся огнём.
Истина простая:
Позабыв о старом,
Вспоминай о нём…
Мертвец оттуда пишет мне сюда:
Что жизнь одна, что надо пить до дна.
Мертвец отсюда пишет на тот свет:
Жизнь не одна — с ней рядом ходит смерть…
О чём мы спорим, Господи!
Ты лучше мне налей!
Тебя нет даже в Космосе,
Не то что на земле.
Я экспер-ри-мен-тир-р-рую…
В итоге — фига с маслом:
Проехав по периметру,
Я внутрь не пробрался.
Вся марля перестирана,
Заточены ножи…
Я экспериментирую
С душой. Но нет души.
О чём мы спорим, Господи!
Ты — только на Земле!
Но тянет,
манит
к космосу
За наилучшим способом
Решения вопросами
Спор о Добре и Зле…
Забей в мои виски
Два гвоздика тоски —
Серебряных, зазубренных,
звенящих…
Сошли меня в пески,
Где ни воды, ни зги,
Где бродит с молотком
Последний ящер.
Я подползу к нему,
Как друга обниму —
Хвостатого, рогатого, земного…
Убей меня, не мучь!
Терпеть уже невмочь!
Мы всё равно с тобой
Родимся снова.
Нам нет пути назад,
А жгучая слеза
В барханах раскалённых
Пусть остынет —
И мы придём, когда
Солёная вода
Заплещется
над вымершей пустыней…
Несчастный знаменатель!
Один. На всех — один.
Не вспоминай, приятель,
О водке за роялем:
Сыграй и уходи.
Рожали. Подражали
Безумству матерей,
В объятьях полушарий
Теряли стыд: Пожарник!
Быстрей! Быстрей! Быстрей!
…сгорел один ребёнок,
за ним другой… В Огонь
Я кинул киноплёнку,
Заснявшую влюблённых.
Безногий и нагой
Висит отличный мальчик
На звёздном турнике:
Он платит. Мама плачет
Над двойкой в дневнике.
Никем
Не узнаваемый
Войду я, явный в дым,
С простынкой и приятелем.
Всеобщим Знаменателем,
В столь частные ряды…
Я умираю каждый день:
Задень меня — и я умру.
На всякий случай, поутру
Меня не тормошите, вдруг
Мне просто просыпаться лень…
Цель жизни переходит по наследству.
Цель жизни, как лекарственное средство,
Вдыхаем вместе с этими стихами:
Впадая в Лету — совпадаешь с детством…
Три ночи прибраны к рукам,
Три карты, три лица…
Жизнь коротка, а ткань редка,
Ты — царь и Бог! Ты лишь строка:
Люби. Не отрицай.
Через плечо три раза сплюнь:
Тринадцать бьёт! Мы бьём
Любую карту. Полюс пуст.
Я тороплюсь поставить плюс
На нём и дне своём.
Три года. Договор истёк.
В предчувствии кольца —
На полюсе пылает стог,
Но голый провод держит Бог!
Люби. Не отрицай…
Не сосредоточиться…
Чувство… Мысль… Число…
Ставлю многоточия
После первых слов.
На пере отточенном
Умер воробей;
Не сосредоточиться
Даже на себе.
Даже о Тебе, мой Бог,
Не связать трёх слов.
И с мольбой пишу в альбом:
Чувство? Мысль? Число?
Дева непорочная!
Дьявольская ночь!!
Не сосредоточиться!!!
Точки… точки… точ…
Тобою зажжена свеча.
Лампада и лучина…
Чем ярче лампа Ильича?
Темна её причина.
Не тронь искусственный огонь,
Он свету не подобен:
Удобен как железный конь,
Но для любви не годен.
Сравни, любимая, огни
Комфорта и покоя:
Мы, слава Богу, не одни —
Чьё Имя было искони,
То добрым словом помяни;
А электрические дни —
Скоромное, мирское…
В моём уме, в твоём уме
Всё праведно и чисто:
Свеча горит во внешней тьме.
Лампада и лучина…
Боль утихает,
Если начать
Только стихами
Ей отвечать.
Кто меня мучит,
Мутит мне кровь?
Кто меня учит
Слову любовь?
Рифма глухая.
Впору кричать:
Только стихами
Могу отвечать…
«Что останется после меня?
Горстка пепла и вспышка огня», —
Напишу я на красных обоях,
Всё пространство заполнив собою,
Никого не кляня, не виня…
Блаженны плачущие ныне —
Я не смирил своей гордыни.
Тебе, любимая, пою:
Даст Бог — увидимся в раю,
А не в пустыне…
Взять нельзя то, что я завещаю, —
И друзья стоят за вещами.
Любимый, и ты вместе с ними
Всё шепчешь и шепчешь «усни» мне.
Не все умрут,
Но все изменятся:
И там и тут
Я буду пленницей
Твоей любви
Воды и невода…
Храм на крови.
Прочнее некуда…
Никто ни в чём не виноват,
Не виноват ни в чём.
Я вырубил вишнёвый сад,
Что за твоим плечом.
И жизнь-краса и смерть-коса
Горят в моём окне:
Вишнёвый сад, вишнёвый сад
Ты подарила мне…
Слова верны и милосердны,
Мы повторяли их усердно:
Любовь и ревность не равны…
Сейчас же из другой страны
Я безуспешно повторяю:
Любовь без ревности теряет
Меня, как принадлежность Рая,
Тебя, как чувство глубины…
Есенин — чемпион среди самоубийц.
Он не искал чернил,
Но обошёлся кровью…
Увы, не только он
привычно падал ниц
С энергией светил,
С посмертною любовью.
Не соревнуясь с ним —
Мы победить хотим.
В итоге: сократим
Путь к своему надгробью…
Владимир УстиновСТИХИ ИЗ КНИГИ
На перевале Хокусая встретил.
Он доживал последнюю фамилию и год.
«Здесь нежный выпадает снег, маэстро! — сказал я. —
Бледные щёки лепестков снега — это бледность
слегка сиреневой Сакуры, не правда ли?»
Я видел, что он меня не понимает.
«Фудзи!» — три раза повторил я.
Сделав руками несколько взмахов на манер ёлочки, добавил:
«Пагода, пагода!»
Хокусай на перевале пристально посмотрел на меня:
брови приподнялись, впали виски,
открылись кривые охристые зубы.
«Банзай: ужимка, театр Но, харакири, Хариучи, Хиросима…» —
но я молча следил вьюгу.
Того Кутуньо, татами, макивары, нунчаки… то-то!»
И вдруг…
Хокусай понимающе улыбнулся:
«Кремль, кушак, винтовка, Ленин, Репин…»
Я приподнял бровями усы морщин на бледном своём челе
и слегка склонил к Учителю голову.
природная собака Тюильри
учуяла падучую хозяина спесь
Смесь радости и одиночества и одичалости тлетвор
Заслышав свист ярости взвизгнула сука язык прикусив
Отлаилла
Лак ласки ластилила пред
Кучера кнут из памяти, бред
ластиком вычеркла
Пуги на смерть испустив тяжёлый дух из пасти пламень
Глумливым клубнем бок сырое мясо разложенье
— Месье вам надо нервы…