Несовременные записки. Том 3 — страница 30 из 31

Зеркало треснул из всех своих сил

И у толстого осклабясь спросил:

«Свет мой зеркальце скажи

Да всю правду доложи

Кто народу всех милее

Всех гуманней и мудрее?»

Толстой раскололся и в каждом осколке

Уста пролетария и комсомолки

Все шепчут вещают кричат и вопят

Разинувши зев от макушки до пят

Что краше всех ленин и Партия

А прочее всё утрясётся

И что близнецы они братья

Если конечно не сестры

Толстой-холстой висел на стене

Толстой-холстой свалился во сне

И вся наша Красная Конница

И вся наша Красная рать

Не может толстого

Не может холстого

Толстого-холстого

Холстого-толстого

Толстого-холстого собрать!

НЕКРОПОЭЗА (1992)

Забить ли пенис Ивану в анус?

Налить ли браги в одеколон?

Айда в некрополь где эксгуманность

Дарит обильным объятьем лон

Не экстремитесь есть экскременты

Лаская дряблым их языком

Эксперту веря эксперименты

Отбросьте — этот ли кайф иском?

Прочь куртизанок и куртизанов

Ловя рукою мечту как ртуть

С тел омертвелых срывайте саван

Айда в некрополь где так вас ждут!

СТО СТРОК ПРО ИЛЬИЧ И КУМАЧ (1989)
(Поэма-скороговорка)

Где ильич там и кумач

Где кумач там и ильич

Эй кума где твой ильич?

Эй илья где твой кумач?

Мой ильич там где кумач

Мой кумач там где ильич

Ильичовый кумачок

Кумачовый ильичок

Брат-близнец один — ильич

Брат-близнец другой — кумач

Кто же больше ценен маме?

Говорим когда ильич

Понимают все кумач

Говорим когда кумач

То ильич все понимаем

Если лебедев кумач

Значит в воздухе парит

Если лебедев ильич

Значит дай ему поллитр

Не личина и не чили

Это лично сам ильич

Не чумичка не чумак

Это мученик кумач

Или кум иль ич иль ач

Или чум чума иль куча

Мука мак макака или

Кумачовый ильичок

Весь размером с кулачок

Может скачет то Кучум?

Мучает кичливо кум?

Это скучился кумач

Это числится ильич

В чили тоже свой ильич

В чуме тоже свой кумач

И личина ильича

Так и скачет с кумача

Где кулич там и калач

Где калач там и кулич

Где ильич там и кумач

Где кумач там и ильич

В каждой личности ильич

В каждой кучности кумач

В каждой мучности кулич

В каждой смачности калач

Ильич — ключ

Ильич — клич

Ильич — луч

Ильич — кич

Ильич — кум

Ильич — мяч

Ильич — кумач

Кучей мучай нас ильич

Кличем нас мочаль кумач

Кумачовый ильичок

Одет в кургузый пиджачок

Обманули ильича

На четыре кумача

Чум чума чумак чумичка

Кум кума кумач комично

Или я или ильич

Непристой и неприлич

Непристрой и неприклич

Прибежали в избу дети

Сеть сплетя из кумача

Тятя тятя наши сети

Притащили ильича

Дети мчатся дети скачут

А ильич пленённый плачет

Кумачовый ильичок

Кап да кап на пиджачок

Дети с видом палача

Рвут на части ильича

Ты не плачь ильич не плачь

Новый вывесят кумач

Где калач а где ильич?

Где кумач а где кулич?

Там калач а здесь кумач

Там кулич а здесь ильич

Обманули ильича

На четыре кулича

Поднимает тут ильич

Клич и клик и крик и крюк

На крюке России туша

Освежёвана висит

И кумач подстелен тут же

Чтоб имел и цвет и вид

Поднимает тут Ильич

Крик и клик и клич и ключ

Двери он приоткрывает

Пропуская тучи мух

Двери он призакрывает

Выпустив вонючий дух

Обманули кумача

На четыре ильича

Это чукча сделал чум

Эту кучу сделал кум

То не чукча то ильич

То не кучка то кумач

Говорят без Ильича

Не бывает кумача

СЛОВНО (1991)

Они проживали в селе

Словно люди живут на Земле

Словно птицы живут в Антарктиде

Словно силы живут в кариатиде

Словно жильцы живут в местах проживания

Словно жрецы жуют в местах пережевания

Словно восковые куклы у мадам Тюссо

Словно виски которые сжал тоски тисок

Словно колотун во степи глухой

Словно колун объятый могучей рукой

Словно колтун в моих волосах

Словно капитан Копейкин в рязанских лесах

Словно Коперник в астрономической башне

Словно Щепкина-Куперник с утра пораньше

Словно Пастернак часам к девяти

Словно петрушка успевшая к полудню уже расцвести

Словно Петрушка другой часов в пять на вертепе представленный

Или тот с мёртвой душой что носил сюртучишко засаленный

Или же словно та вьюга вечор что как помните злилась

Или как тот кирасир чья кираса к ночи износилась

Или как тот керосин чья кероса бежит папиросы

Или же словно Расин тот поэт драматической прозы

Словно мимозы туберозы и розы

Словно знавшие их эскимосы

Словно рабочекрестьяносолдатоматросы

Альбиносы и Альбатросы

Носы и тросы

Росы и осы

И словно так далее

Словно ремни взявшие в окружение талии

Словно пальцы взявшие в окружение кольца

Словно петля взявшая в окружение шею комсомольца

Словно сопля взявшая в окружение микробов

Словно суп взявший в окружение укропов

Словно вещи стоящие пирамидой Хеопса

Словно вечно сидящий автор этого опуса

Словно дым сигареты ставшей причиной пожара

Словно человек лежащий поджарый

И другой человек но тоже проживавший в селе

И вечно бывший навеселе

И вечно бывший и никогда не настоящий

Как Антип сейчас или Мересьев в чаще

Ползучий калека как и эти строки

Которые вечно будут к цели ползти

Хотя и закончены в рекордно короткие сроки


Екатеринбург

КРИТИКА И ОБЗОРЫ

Виталий ТхоржевскийО «БЕЛОЙ КОКОШКО»(эскиз рецензии)[3]

Начну с последнего, 55-го по счету, примечания издателя текста Виталия Олеговича Кальпиди: «У Кокошко не отсутствует финал. Она не приближается к финалу — в принципе. И хотя выразить атеистическую бесконечность через длительность — попытка сумасшедшая, однако в ней что-то, по-видимому, есть. В противном случае, откуда бы, например, у меня (комментатора-неудачника) появилось бы ощущение полноты замысла при не-полноте воплощения. Впрочем, это и неважно», и добавлю от себя — нет и начала, вместо него имеется «Либретто» издателя, где лаконично сообщается, что «главные герои: РОЗА, Лже-Александр, Лже-Карл, Саддукей. Влюблённая в Лже-Александра, Роза приходит в башню-лабиринт сообщить ему, что знает, как он умрёт… Лже-Александр всё время пытается предупредить Розу, что и она погибнет: будет сожжена на костре за попытку убийства (она будет стрелять в Лже-Карла)», который пишет детектив и т. д. Предполагаемому читателю становится ясно, что герои будут петь одновременно, а потому непонятно, но это и не важно при классическом оперном (в данном случае философском) сюжете. Далее априорно он может допустить, что Роза является привычным для него «лирическим героем», может даже, alter ego автора, ну а кроме «лже» есть еще некий Саддукей, влюбленный и Розу, а «Всё повествование кружится вокруг фразы: «Красота спасет мир». Далее некто читает 1, 2, много, 5 страниц текста (и зависимости от эрудиции и предыдущего авангардного опыта) и бросает, может, даже погружается в каталепсию.

А теперь по существу, что мы имеем на самом деле. И прежде составные части и принципы написания. Есть богатый тезаурус, в основном, гуманитарного толка; есть приём автоматически-раскованного письма, в пределах гипотетической схемы-замысла; есть перенасыщенный раствор полифонических ассоциаций, ассонансов, аллитераций, тропов, аллюзий, формального лингвистического монтажа, одним словом, мы имеем поэта-«метафориста» Кокошко в жанре супер-верлибра Мы имеем увлекательнейший аттракцион догадок, гипотез и узнаваний, приятно подтверждающий нашу эрудицию. Мы имеем принцип написания текста, в котором главными и единственно действующими персонажами являются сами слова. Мы имеем сюжет — карнавал слов. Мы имеем двусмысленную диалектику игры слов, когда их прямой смысл не имеет значения в контексте, поскольку фон и изображение перевёрнуты — не контекст определяет сему слова, а сема самодовлеет и пишет сюжет слов с постоянно вибрирующим и плывущим контекстом.

Почему (мне!) нравится и хочется читать (правильнее сказать, играть с автором)? Юлия Кокошко талантлива, весьма, и сразу в двух филах — филологическом и философском. Она сразу высоко поднимает планку художественного поэтического письма, и при должных усилиях всё прекрасно узнается и без комментариев, более того, реалии быта обыгрываются на эстетическом уровне М. Пруста, Натали Саррот или Юрия Олеши. Но тем досаднее внезапные снижения, именно снижения, а не законные перевертыши верха-низа. Их немного, они вполне устранимы, но автор должна знать, что они выпирают, выпадают, торчат из текста (особенно ублюдки современного молодежного сленга, большая часть которых вымрет, и лишь некоторые очеловечатся лет через сто, как потомки нынешних воров). Раз сюжет заявлен о Розе, он и в очередном «изме» должен оставаться каноничным, а не пародийным. Это только для профанов в атональной музыке все диссонансы в равной мере не на месте, а в абстрактной живописи — любое пятно взаимозаменяемо; между тем как именно при этих максимально неудобных выразительных средствах одна надежда на тонкий и точный вкус таланта. Его Ю. Кокошко (как и счастливому издателю) не занимать. Слух на слова тонкий, виртуозность композиции нарабатывается, осмысленных знаний довольно, остаётся только пожелать прилежности в работе (на втором этапе прополки после свободных и плодотворных импровизаций).