— Вот и вся проблема.
Он встал, пошатываясь. Нераскрытые наручники остались лежать у стены.
— Как ты это сделал?!
— Слишком подвижные суставы. Иногда это мешает, а иногда, как видишь, очень кстати, — ответил Корышев.
Подойдя к шкафу, он достал какие-то тряпки.
— Мне надо в душ. Я быстро, никуда не уходи, — сказал он и вышел. Почти сразу же в ванной полилась вода.
Мог бы и не предупреждать. Можно подумать, что после всего увиденного и услышанного я могла вот так просто встать и уйти. Хотя, возможно, уйти следовало, ради собственной безопасности.
Вернулся он в самом деле быстро, в тёмных джинсах и бордовом джемпере. Улыбнулся мне, как старой знакомой, хотя улыбка оказалась вымученной. Ещё бы, разрыв кокона не проходит бесследно даже для таких выносливых экземпляров.
— Никита, где Макс? Я хочу видеть его. Немедленно.
— Это я уже понял, что ты хочешь, — кивнул Корышев. — Но немедленно не получится. Потому что увидеть Серова ты сможешь только при одном условии, а по щучьему велению его не выполнишь, это требует некоторых усилий.
— Что за условие?
— Ты должна стать кикиморой.
Несколько секунд я соображала, не ослышалась ли.
— Зачем?
Корышев усмехнулся:
— Какой странный вопрос! Ладно бы ты спросила «как?».
— Нет, я спрашиваю «зачем».
— Если очень сильно чего-нибудь хотят, вопрос «зачем» обычно не задают. Ты же хочешь увидеть своего парня? А я хочу, чтобы ты стала кикиморой.
— А больше ты ничего не хочешь?! — разозлилась я.
— Сесть хочу, — кивнул Корышев и, покачнувшись, шагнул к дивану. — Слишком беспардонно вы меня выдернули, ноги не держат.
До цели он не дошёл. Его колени подогнулись, и Корышев кувырнулся вперёд, уткнувшись лицом в край дивана.
Глава 9
Наш подвал на Черняховского когда-то был обычным подвалом с холодными сырыми кирпичными стенами и земляным полом. Кирпичные стены я ещё застала: когда Эрика приняли в дружину, подвал как раз перестраивали под накопитель-передержку. Сделали небольшие камеры с деревянными полами и освещением, проложили вентиляцию, оборудовали санузлы и кухню. За пару лет Эрик со своей неуёмной энергией всё усовершенствовал. Появились общая спальня и отдельные комнатушки для лежащих в коконах, небольшая палата с медицинским оборудованием для реанимации и интенсивной терапии и тщательно оберегаемая и запертая на семь замков кладовая с медикаментами. Были оштукатурены стены, а кабели и трубы убраны в защитные короба, проведено нормальное освещение и установлена необходимая бытовая техника. Единственное, что было оставлено с первого этапа — две камеры с решётками вместо дверей, которые использовались для кикимор, представлявших опасность для окружающих.
А вот чего не было в подвале, так это холла. Поэтому мы Бариновым торчали в кухне, подпирая стену между плитой с кастрюлями, в которых готовился ужин, и разделочным столом. Я, конечно, могла бы спокойно посидеть в общей комнате с кикиморами, но Димка отказался составить компанию, а я решила его не бросать.
Несмотря на то, что Баринов предпочёл бы не посвящать Эрика в подробности нашей аферы, он сразу сам объяснил, что, когда и в какой дозе ввёл Корышеву. Я видела, как полыхнули от ярости глаза Эрика, когда он всё это выслушал, но разборки он оставил на потом, занялся пациентом.
С тех пор, как группа Баринова вернулась на улицу Мира, и мы доставили полумёртвого Корышева к Эрику, прошла уже пара часов.
— Вот вы где… — процедил Эрик, входя в кухню. Он остановился перед нами и мрачно уставился на Баринова.
— Как он? — хмуро поинтересовался Баринов.
— Под капельницей пришёл в сознание, — ответил Эрик. — А теперь я хочу знать, какого чёрта вы учинили?! Организм Корышева был замечательно отлажен. То, что ты сделал, совершенно недопустимо! Любое вмешательство в цикл саморегуляции для кикиморы второй группы может стать критическим. Мне что, написать докладную Карпенко? Чтобы он отправил тебя на начальный курс введения в специальность? Это уму непостижимо, Баринов, ты чем думал?!
— Это было необходимо, — угрюмо сказал тот.
— Необходимо?! — вспыхнул Эрик. — Хорошо, как знаешь. Не я буду с тобой разбираться! И не здесь!
— Эрик, — подала я голос. — Это и правда было нужно сделать. Дима спросил моего согласия, и я согласилась.
— А… — Эрик даже задохнулся. — А с каких это пор, позволь тебя спросить, у тебя спрашивают разрешения на действия, от которых зависит человеческая жизнь?!
Эрик ещё несколько секунд подождал ответа, потом схватил меня за руку и потащил вон из кухни. В своём закутке он толкнул меня на табурет, сам навис сверху, упираясь кулаками в столик с ноутбуком.
Я всё ждала, что он скажет. Но Эрик, помолчав немного, отчаянно и заковыристо матюгнулся. Он может, вообще-то, когда ситуация патовая. Когда что ни сделай, что ни скажи — всё бессмысленно.
— Как ты могла?! Я был уверен, что уж кто-кто, но ты никогда не сделаешь ничего им во вред. Как же так?!
— Нам некогда было ждать, когда Корышев выйдет из кокона! Он что-то знает о Максе.
— О каком ещё Максе?! — раздражённо бросил Эрик.
Я подняла голову, взглянула ему в глаза.
— О моём Максе. О Серове.
Эрика можно, конечно, подкалывать, сколько угодно. Говорить ему, что пора поумнеть, повторять, что он за деревьями леса не видит и не замечает очевидных вещей. Да, обычно он настроен только на ту волну, которая в данный момент важнее всего, а все другие пропускает мимо. Но если он хочет разглядеть, он видит.
— Вот оно что… — процедил Эрик, с трудом сдерживаясь.
— Я люблю Макса.
— И ты думаешь, это тебя оправдывает? — сурово уточнил Эрик.
— Не оправдывает, — согласилась я. — Но придётся мне как-то дальше жить вот так, без оправдания.
— Моя сестра тоже любила. Она погибла ради твоего отца, но людей не пытала.
— Хорошо, в следующий раз я так и сделаю.
— Что сделаешь?
— Погибну.
— Ты совсем, что ли, рехнулась?! — рявкнул Эрик и тут же осёкся, устало закрыл глаза. — Ох, Ладка…
Он мрачно молчал, а мне стало безумно его жаль и очень стыдно.
— Эрик, прости меня, пожалуйста.
Он всё молчал, и его скулы ходили ходуном.
— Почему ты мне раньше ничего не сказала? — спросил он, наконец, уже спокойнее. — О том, что вы с Серовым?..
— Для чего было говорить?
— Хотя бы для того, чтобы я сегодня не удивился. Чтобы понимал, что происходит, и не проклинал тебя, дурочку такую…
— Проклинай, от меня не убудет.
Дядя только потрепал меня по макушке.
— Эрик, не гони волну на Баринова, хорошо? Карпенко и так в курсе, Димка ему доложил.
Эрик мрачно насупился и пожал плечами, дескать, как получится.
— Как там Корышев?
— Не всё ли тебе равно?
— Эрик!
— Тряхнуло его очень сильно, — нехотя ответил Эрик. — Но он прекрасно справляется. Побочка ещё потянется день-два. Я бы понаблюдал в стационаре, но он настаивает, что после неотложных процедур вернётся домой. Имеет право… Карпенко я скажу, конечно, чтобы проконтролировал его ещё некоторое время.
— Хорошо, — я встала. — Пойду я к ребятам.
— Тебе домой надо, отдыхать.
— Нет, мне надо быть здесь, мало ли, новости какие-то появятся.
Эрик только со вздохом развёл руками и безнадёжно отмахнулся.
— Эрик, а скажи…
Дядя вопросительно наклонил голову набок.
— А можно стать кикиморой… по желанию?
Эрик несколько секунд смотрел на меня, потом пробормотал:
— Да что с тобой такое, Ладка?
— Так можно или нет?
Он зажмурился и потёр виски.
— Эрик?!
— Нет, Лада, нельзя, — твёрдо сказал он. — Чтобы запустить этот процесс принудительно, надо по меньшей мере знать биологический механизм явления. А мы до сих пор не знаем ничего. Поэтому нельзя.
— А если кто-то знает?
— Что?
— Биологический механизм явления. Тогда можно?
— Тогда можно, — кивнул Эрик. — Теоретически. Но не так, что вчера мы что-то поняли, и завтра начали превращать людей в кикимор по желанию. Да и посмотреть бы на идиота, у которого возникло такое желание… В любом случае, на нашем веку этого не произойдёт, я думаю.
— Ясно, спасибо.
— Что за странные вопросы, Лада?
— Просто так, — я постаралась улыбнуться.
Эрик покачал головой:
— Мне не нравится твоё состояние. Сколько ты не спала?
— Часов тридцать пять-тридцать шесть, кажется. Но ты зря волнуешься, я смертельно устала и валюсь с ног, так что я здорова.
— Это я вижу, — вздохнул Эрик. — Если ты не хочешь ехать домой, тебе надо отдохнуть здесь. У нас две пустые каморки. Я скажу Веронике, чтобы она наскоро постелила тебе в одной.
— Да не засну я.
На самом деле устала я настолько зверски, что голова уже была как цементом залита, аж моргать трудно. Но я сомневалась в том, что смогу сейчас расслабиться.
Эрик взглянул на меня, вздохнул:
— Я понимаю, что тебе есть, о чём подумать, но так тоже нельзя. Я попрошу Веронику, чтобы она заварила тебе травяной чай. После него точно заснёшь… Посиди здесь, много времени это не займёт.
Я кивнула, села обратно на табурет, а Эрик вышел в коридор.
Из-за тонкой временной перегородки хорошо был слышен гомон кикимор в общей комнате, а прямо напротив закутка Эрика завывали две огромные стиральные машины, работающие обычно почти круглые сутки. Так что все остальные звуки из помещений подвала, расположенных ближе к выходу, сюда не доходили.
Я ждала возвращения Эрика минут двадцать, но он так и не пришёл. Отдёрнув занавеску, я выглянула из закутка.
В коридоре никого не было, но дверь в палату терапии была отодвинута, и у постели Корышева я увидела самого Виталия Карпенко.
Корышев, прикрытый простынкой, лежал бледный, с катетером от капельницы в левой руке. Карпенко стоял над ним. Визит начальника к кикиморе, похоже, был недолгим и уже заканчивался.
Я прошла несколько шагов по коридору, пока мне не стал слышен голос Карпенко.