— Оу… — отозвался Эрик. — Ты уверена?
— Насчёт ментолина — не гарантирую, но пацана до полусмерти залечили.
— Ладно, я сам разберусь. Вези… Скажи старшему группы, чтобы заказ держал открытым.
Я убрала телефон и повернулась к Алексею:
— Парня везём к Эрику. Заказ не закрывай.
Алексей только воздел руки и возвёл глаза к небу.
— Вот почему, Ладка, как только ты идёшь со мной, так ни одно дело нормально не заканчивается?
— Не знаю. Совпадение.
— Кому совпадение, а кто опять мимо премии, — проворчал Лёха себе под нос. — Ладно, давай в машину.
Я пошла к чердачному окну, Алексей поплёлся за мной.
Мы влезли на чердак, спустились на лестницу, и я поскакала вниз, держа руку на перилах и заглядывая в почти бездонный лестничный пролёт, завивающийся спиралью.
— Эх, Ладка, чокнутая ты девица, но я тебя всё равно люблю! — провозгласил Лёха позади меня.
— Что тебя опять на любовь разобрало? На мой зад пялишься?
— Я не пялюсь, я любуюсь… И вообще, может, всё-таки выйдешь за меня?
— Ага, счас, бегу уже.
— Что ж так?
Лёха любил такой безобидный трёп, но он меня только в невинной нежной юности забавлял, теперь утомляет. И я буркнула, чтобы отвязаться:
— Я тебе сто раз говорила: ты не в моём вкусе.
— Ну вот, всегда так… — притворно заныл он.
Сил моих нет… Мы с ним знаем друг друга лет сто. Восемь, если точно. Мужику уже под сорок, а он всё дурачится и, что особенно раздражает, не меняет пластинку.
Я резко остановилась и повернулась к нему.
— Слушай, Лёш, а ты никогда не думал, а что будет, если я вдруг соглашусь?
— На что? — удивился он.
— Замуж.
Я сделала пару шагов и, даже стоя на ступеньку ниже, оказалась вровень с ним, глаза в глаза.
— Ну, что замолк? Страшно?
Алексей усмехнулся и покачал головой.
— Пошутить нельзя? — спросил он со вздохом.
— Я выросла для таких шуток, если ты не заметил.
Мы снова двинулись вниз, я впереди, Алексей за мной. Больше он не проронил ни слова.
Глава 2
Тонкие пальцы Эрика осторожно раздвинули веки мальчишки, и свет фонарика ударил в застывший зрачок. Через пару секунд Эрик задумчиво хмыкнул, выключил фонарик и повернулся к портативному анализатору, что стоял на столике. Из приёмной щели прибора торчал кончик полоски с образцом крови. Эрик посмотрел параметры сначала в одном режиме, переключил на другой, снова обратно, потом с недовольной гримасой выключил прибор.
— Ну, что? — осторожно уточнила я.
— Что, что… — передразнил меня Эрик. — Спасибо тебе, вот что. Ты мне привезла экземпляр, который вот-вот концы отдаст.
— Да ладно? — я искренне удивилась. — Знаешь, пока Лёха не дал ему по затылку, он был вполне живой. И соображал даже.
— С трудом верится, — покачал головой Эрик. — У него в венах ментолина больше, чем крови. Я впервые вижу, чтобы при таком отравлении человек был ещё жив.
— Может быть, его постепенно приучили к такой концентрации. Может быть, это для него почти норма…
— Не сочиняй, — строго оборвал меня Эрик. Но, помолчав немного, нехотя добавил. — Да чёрт его знает, всё может быть. Эти лицензированные коновалы вообще не думают, что делают…
— Он выживет?
Эрик неопределённо пожал плечами:
— Понятия не имею. Если бы только отравление… Это же ещё и кокон. Очень глубокий.
— Разве такое возможно? Чтобы человек, настолько накаченный ментолином, впал в кокон?
Эрик многозначительно развёл руками:
— Вчера я бы сказал, что невозможно. Но теперь не буду же я отрицать очевидное.
— И ты не можешь ему помочь?
Такие ситуации моему дядюшке — как острый нож. Вопрос личного и профессионального престижа. Правда, надо отдать Эрику должное: в том, что касается дела, он никогда не лжёт и не пытается себя ни выгородить, ни оправдать.
— Нет, Лада, помочь ему я не могу, — вздохнул Эрик. — Состав его крови на данный момент таков, что нельзя применить ни один стандартный препарат. Получившаяся адская смесь его убьёт наверняка. Нестандартных средств у меня нет, и взять мне их негде. Если, как ты предполагаешь, его организм хоть немного привык к такой концентрации ментолина, он справится сам. Сначала ему надо переработать отраву, потом выбраться из кокона. Если он это сможет, я помогу ему восстановиться. Если нет — извини, Лада, я ничего не смогу сделать. Всё, что я пока могу ему дать — вот эту каморку и полный покой.
Я оглядела крошечную клетушку без окон, подсвеченную под потолком несколькими неоновыми трубками. Раскладушка, застеленная сначала резиновой, а сверху впитывающей простынёй, да квадратный столик в углу — вот и вся обстановка. Места в помещении совсем не остаётся. Но зато мальчишка теперь может или спокойно умереть, или спокойно прийти в себя.
— Да, а что с заказом? — вспомнила я. — Представляю, что нам скажет Карпенко.
— Я с Виталькой сам разберусь, — отрезал Эрик. — Шуму будет много, как всегда, но он поймёт.
Эрик напоследок бегло осмотрел лежащего на раскладушке парнишку, прикрыл его старой залатанной простынёй и махнул мне:
— Пока всё. Пойдём.
— Кто за ним присмотрит? — уточнила я, покидая каморку вслед за Эриком.
— У меня полно добровольцев, — усмехнулся Эрик, кивая в сторону общей комнаты, откуда слышался нестройный гул.
Подопечным своим Эрик доверял полностью, и мне это всегда казалось совершенно неоправданным легкомыслием.
— Ты уверен, что никто из них не сорвётся?
— У меня не тюрьма, Лада, — устало вздохнул Эрик. — Я для чего тут торчу? Чтобы дать им шанс. И они все неплохо справляются.
— Даже Вероника?
Эрик усмехнулся:
— Она ведёт себя образцово.
— О, Боже… — только и пробормотала я. — Нашёл образец. Когда-нибудь она тебя сожрёт и не подавится.
— Надеюсь, что нет, — твёрдо возразил Эрик. — А если ты так волнуешься, может быть, сама хочешь помочь? Подежурить ночью? У меня ещё четверо в коконе, не такие тяжёлые, конечно.
— Я бы помогла, но у меня сегодня свидание.
— А, — равнодушно отозвался Эрик. — Ну, удачи.
Я кивнула и пошла к лестнице, ведущей из подвала наверх.
— Лада! Я забыл совсем… — окликнул меня Эрик. — Деньги-то… У меня наверху, в кабинете.
— Да не надо, — отмахнулась я. — Есть у меня пока.
— Правда?
— Да правда, правда. Думаешь, я на паперти побираюсь?
— Кто тебя знает, — проворчал Эрик.
Я поднялась наверх и, не заглядывая в кабинеты, выскочила наружу.
На парковке около здания, кроме машины, на которой мы привезли парнишку, появилась ещё одна: здоровенный джип Виталия Карпенко, начальника дружины. Сам Виталий стоял, опираясь задом о капот, и говорил по мобильному. Увидев меня, он взмахнул рукой и поманил к себе. Пока я к нему подходила, он убрал телефон.
— Ну, что? Опять за старое? — хмуро уточнил он.
Хороший у нас начальник, хотя лучше его не злить.
— Опять, — подтвердила я. — Извини, Виталик.
— Виталий Сергеевич, — строго поправил меня Карпенко. — Это я тебе на шашлыках Виталик. А здесь Виталий Сергеевич.
— Извините, Виталий Сергеевич, — кивнула я. — Да, опять. Лёха Марецкий нажаловался?
Карпенко насупился:
— Не нажаловался, а доложил. Или ты считаешь, что все должны твою самодеятельность покрывать за моей спиной?
— Нельзя было этого парня возвращать…
— Я сейчас не об этом! — оборвал меня Карпенко. — А о том, что в этом месяце это уже шестой коммерческий заказ, который мы не выполнили… Из-за твоего вмешательства, между прочим.
— Ну, я же не виновата, что это такие заказы, которые нельзя выполнять. Эрик же должен был тебе всё объяснить. И сейчас подтвердит, что так нужно было.
Виталий Сергеевич тяжело вздохнул:
— Послушай… Я очень ценю то, что твой дядя делает. Я уверен, что ни у кого больше нет такого прекрасного специалиста по ККМР, как у нашей дружины. Как его начальник, я готов его покрывать. Как его друг, я буду ему помогать. Но у нас в дружине очень немногие работают за идею. А если и за идею, то, как правило, не за ту, за которую бьётся Эрик. А ещё ребята работают просто за деньги. И если не будет коммерческих заказов, мне либо нечем будет платить людям, либо будет не на что содержать замечательный подвал твоего дяди. Если меня отстранят к чёртовой матери, я найду, чем прокормить семью. А вот Эрика тогда в любом варианте ждут серьёзные неприятности…
— Виталик, ну должен же быть какой-то выход!
Он покачал головой:
— Нет тут выхода, Лада. Мы превратили обыкновенную передержку-накопитель в подпольную клинику. Хорошо ещё, что знают об этом только те, кому можно доверять. Но любая утечка информации или обиженный дотошный дружинник — и будут немалые неприятности. Кстати, ты уж и о себе вспомни, на каких правах ты тут деятельность развернула.
— А я сколько раз тебя просила — оформи меня нормально, как полагается! А ты всё: «Вакансий нет! Вакансий нет!» Да они всегда есть, вакансии, будто я не знаю!
— Для тебя — нет! — жёстко отрезал Карпенко.
— Это почему ещё?!
Виталий отвернулся. Его и без того суровое лицо стало мрачнее тучи.
— А если подумать, Лада? Самой не догадаться?
— Виталик…
Он уставился мне прямо в глаза:
— Да, Лада. Да. Прямой наследственный риск. И с этим я ничего не могу поделать.
— Виталик, ты же знаешь, что я здорова!
— И я очень этому рад, — угрюмо буркнул Карпенко. — Потому что даже представить боюсь, что бы мне пришлось делать, будь это не так! Но ты встань на моё место. Я терплю тебя и твою самодеятельность только ради Эрика. Не будь его, я не стал бы делать вид, что ты одна из нас.
Я смолчала. Что ж, по крайней мере, Карпенко честен со мной. Сначала стоит оценить это, а уже потом можно оскорбиться.
— Ты вот что, — проговорил Карпенко уже помягче. — Отныне в рейдах тебе делать нечего. Ребятам я приказ уже отдал. Если я ещё раз узнаю, что ты опять прилепилась к какой-нибудь группе, мне придётся принять меры. Кто из дружинников мой приказ нарушит — вылетит вон.