Он покачал головой:
— Макесара должен вернуться домой.
— Но у нас с ним был дом! Здесь!
— Ты не понимаешь, девочка, — твёрдо сказал старик. — Это вещи, которые даже не обсуждаются. Это даже больше, чем традиция. Это наш внутренний закон.
— А как же я?!
Он тяжело встал на ноги, обошёл стол и встал за моей спиной.
— Ты ещё ребёнок, — он опустил трясущиеся руки мне на плечи. — Ты молодая, добрая, красивая, у тебя будет ещё много любви и много счастья. Для того, чтобы стать снова счастливой, тебе не нужна могила Макесары, тебе нужно просто жить дальше.
— Вы не понимаете!..
— Да, скорее всего, не понимаю. Но и ты меня не понимаешь.
Я встала, увернулась от его рук.
— Что ж, спасибо… что разрешили зайти. Я вас больше не потревожу. Извините меня.
Я выскочила из квартиры в полном отчаянии.
В доме Макса такие странные лестницы — у них открытые балконы-площадки, и, если не хочешь спускаться на лифте, приходится кружить вокруг вонючего мусоропровода, выходя на открытый балкон на каждом этаже.
Я побежала вниз, преодолевая этаж за этажом.
Макс догадался, почему я всё-таки стала кикиморой, несмотря на то, что никакого наследственного риска в принципе нет. И это стоило ему жизни. Несчастный старик, видимо, во многом прав. Только между догадкой Макса и его гибелью есть ещё пара связующих мостиков, а никакого пафоса как раз и нет. Макс предположил, как я могла стать кикиморой, убедился, что отец знал, но не говорил ему о такой возможности, пошёл разбираться непосредственно с тем, кто был в этом если и не виноват напрямую, то замешан, и погиб.
Неожиданно я поймала себя на ощущении, что до сих пор не принимаю его смерть. Не могу себе даже представить, что он больше никогда не вернётся, что он нигде меня больше не ждёт и не скучает. Что я сама никогда больше не дождусь его и нигде не отыщу.
Я уже промчалась по лестнице этажей пять, и тут от мысли, что мне уже совершенно некуда и не к кому больше торопиться, у меня стали заплетаться ноги. Я споткнулась на пороге очередного открытого балкона и, пролетев по инерции вперёд, упала, ударившись о ржавую арматуру перил.
Ухватившись за перила, я попыталась подняться на ноги, но руки сорвались, я ткнулась лбом в бетонную плиту, ограждающую балкон, и завыла. Испугавшись собственного голоса, заставила себя замолчать. Я звала Макса бесшумно, звала, просила вернуться ко мне. Кричать без голоса оказалось больно. Бесшумный крик рвёт душу и заставляет останавливаться сердце. Чтобы унять эту боль, я вцепилась в прутья арматуры. Дёргала их изо всех сил, раскачиваясь, будто бы эти ржавые железки были в чём-то виноваты…
— Не надо! Оставь, не надо так…
Я подумала сначала, что мне почудилось. Ну, какому ещё дураку придёт в голову спускаться по этим ступеням и балконам, когда в подъезде два лифта? Но вслед за голосом сильные руки схватили меня за запястья.
— Всё, хватит! Посмотри, ты выломала ограждение…
Я с изумлением уставилась на погнутый прут арматуры, выломанный из боковой стены. Вокруг меня — кусочки бетона и мелкая крошка.
Я подняла голову. Рядом опустился на колени Никита Корышев. Он крепко держал меня за руки.
— Ты очень сильная, когда в таком состоянии. Ты можешь натворить бед, — проговорил он. — Постарайся взять себя в руки, это просто необходимо сейчас.
Я попробовала вырваться. Но руки Корышева — это не бетонный балкон. Видимо, с чёрной кикиморой справиться сложнее. Я попробовала ещё раз, изо всех сил, напрягая всё тело, но что-то надорвалось во мне, и я без сил опустилась на заплёванный бетон.
— Лучше поплачь, — сказал Корышев. — Это здорово помогает, насколько я знаю. Хотя у меня самого никогда не получалось.
— Откуда ты взялся? — с трудом произнесла я. — Ты следил за мной?
— Да, — легко признался он.
— Зачем?
— На всякий случай. Вдруг пригодился бы.
— Тебя ищут.
— Я знаю.
— Там внизу Марецкий в машине.
— Я видел.
— Это ты убил Макса?
Корышев не отвёл взгляд, только напряжённо сжал губы.
— Нет! — ответил он коротко, но решительно.
— Кто тогда?
— Я не видел, меня там не было.
— А предположить не можешь, конечно?
— Могу предположить, — возразил Никита. — Только что с того? Предположить и ты можешь. Надо знать.
— А я знаю, — процедила я, снова ухватившись за перила и с трудом поднимаясь. — Макса убил твой подселенец, твоими же руками…
Я выпрямилась, Корышев тоже встал в полный рост.
— … и я думаю, что он и не уходил никуда, и значит именно с ним я сейчас и разговариваю. Так, Райда? Я права? — я в упор взглянула Корышеву в глаза.
— Нет!
— И когда ты Веронику к Филиппу отвозил, ты тоже был Райдой.
— Нет.
— Ты врёшь. Не смей ко мне прикасаться и проваливай!
Я обошла его и вышла с балкона на очередной лестничный марш. Сразу же за спиной я услышала шаги Корышева. Так мы спустились вниз и осталось только нажать на кнопку домофона и выйти к машине Марецкого.
— Я могу отвезти тебя в надёжное место, — сказал Корышев. — Ты будешь в безопасности, среди своих.
— У меня есть друзья, поэтому твои «свои» мне не нужны. И я никуда с тобой не пойду. Чтобы не разрушить всё окончательно, мне сейчас надо ладить с Марецким, а не принимать помощь убийцы.
Он всплеснул руками:
— Я не знаю, чем тебе доказать, что во мне сейчас нет Райды! Просто поверь!
— Может, ещё и помолиться на тебя, поверив? — я повернулась к нему. — Пошёл вон! Я вижу, насколько ты сильнее меня, но я тебя не боюсь. Сейчас я не знаю, как я это сделаю, но я заставлю тебя заплатить.
Он со вздохом пожал плечами:
— Ладно, сейчас это бессмысленный разговор. Отложим. Можешь, конечно, позвать на помощь Марецкого и заложить меня. Но я бы предпочёл уйти, раз уж мне тебя сейчас ни в чём не переубедить.
— Уходи. Я не собираюсь тебя закладывать, я сама с тобой разберусь, когда всё выясню до конца.
— Хорошо, — спокойно кивнул он. — Тебе Филька ведь дал свой личный номер? Звони ему, он знает, где меня найти… И да, не забудь, что рыжая всё ещё ждёт своего Айболита в условленном месте.
Я нажала на кнопку домофона. Замок надрывно зазвенел, дверь открылась. Я сбежала по лестнице и села в машину Марецкого.
— Ну, что? Теперь домой? — уточнил Алексей, трогаясь с места.
Я молча кивнула.
Глава 22
Дома было темно и тихо.
Я включила свет в прихожей, сняла куртку, кроссовки, сунула ноги в тапочки. Шлёпанцы Макса чинно стояли рядом с моими, ждали хозяина. Я вынула из коридорной тумбочки чистый пакет и аккуратно завернула в него шлёпанцы. Нет сил смотреть на них, но не выброшу ни за что… Я отнесла свёрток в комнату и положила его в шкаф на одну из полок.
На стенных крючках за шкафом висели домашние брюки Макса и фланелевая клетчатая ковбойка. Я сняла рубашку с крючка, уткнулась в воротник. Родной запах… Если оставить всё это так, на виду, я никогда не смогу успокоиться и начать соображать. Я аккуратно свернула одежду Макса и убрала её туда же внутрь шкафа.
Прошла в ванную, включила свет. Ох… Сколько всяких мужских пустяковин… Недавно начатый флакон с сандаловым парфюмом. Бритва, расчёска, гель для душа. Растрёпанная зубная щётка. Макс уже несколько недель просил меня купить ему новую… Прости, Максюша, я опять забыла.
Придётся переехать к Эрику. Наверное, уже совсем скоро. Я всё это заберу с собой. Спрячу с глаз подальше, но буду знать, что хоть что-то у меня осталось.
Никто не мешал мне дать волю слезам, но я упорно сопротивлялась. После переезда к Эрику сопротивляться будет легче. Пока как получится. А как получится у меня прожить хотя бы несколько дней в этой квартире, без Макса, без сна, без надежды, я совершенно не представляла.
Я вошла в кухню, не зажигая свет. До бутылок с минералкой на подоконнике можно добраться и без света.
Большое тёмное пятно на фоне окна показалось мне странным, а когда оно шевельнулось и рывком вытянулось до человеческого роста, я истошно завопила.
— Пожалуйста, не надо кричать! — раздался в кухне взволнованный голос.
Я сделала шаг назад и нащупала на стене выключатель.
У окна стоял парень в голубых истёртых джинсах и тёмной флисовой куртке-худи. Совсем молодой, темноволосый, нестриженый и слегка небритый. Испугался он, похоже, не так сильно, как я, но глаза тоже вытаращил в панике.
— Не кричи, — попросил он почти шёпотом. — Я ничего не сделаю тебе!
— Ты кто вообще? — пролепетала я, чувствуя, как заколотилось сердце, только-только опомнившееся от первого испуга.
— Не узнаёшь? — виновато улыбнулся он.
— Нет.
Я сделала шаг влево. Теперь, если протянуть руку, можно выдернуть из подставки для ножей внушительный тесак для разделки мяса.
— Я Роман.
— Какой ещё Роман?
— Ты меня на крыше уговаривала, чтобы уснул.
Я тяжело и медленно выдохнула.
Да. Точно. Действительно, это он. Хотя не напомнил бы — не узнала бы ни за что. Парнишка похудел ещё сильнее, но выглядел значительно лучше. Всё-таки спокойно отлежать в коконе и выйти из него естественным путём — великое дело для кикиморы, особенно для измученной и загнанной.
— Как ты сюда попал?
Он рассеянно махнул рукой себе за спину:
— Так, это… Через балкон. Там же дверь открыта.
— Ка-а-ак?! По крыше, что ли?!
— Не, через крышу тут неудобно, козырёк верхний очень длинный. На той стене, за углом сразу — внешняя пожарная лестница. По ней до карниза, и по карнизу до балкона, пешочком, — пояснил парень.
— По карнизу? До балкона?
Он кивнул.
— Ты дурак? Совсем, конченный? Здесь высота метров двадцать! Да от тебя бы мокрое место осталось…
Парень рассеянно поморгал и проговорил с обидой:
— Да я с тринадцати лет куда более сложные штуки делаю. Тут вообще всё просто, как по Невскому погулять. Что ты плачешь-то?
— Это не из-за тебя. Это другое… — я отвернулась от него и наскоро вытерла слёзы.