Когда Ромка со своими сигаретами прошёл на балкон, я не стала опять читать ему нотации. А в самом деле, кто я ему такая, жизни учить?
— Лада! — удивлённо окликнул он меня. — А машина его так и стоит.
Я вышла на балкон. Действительно, машина Корышева стояла на том же месте, где мы с ним из неё вылезли.
— Я думал, он уехал, — хмыкнул Ромка. — Не дошёл, что ли? На лестнице валяется?
Я, недолго думая, сунула в прихожей ноги в кроссовки и поскакала вниз по лестнице проверять, не валяется ли где Корышев. Но оказалось, что на лестнице всё в порядке.
Я вышла к машине, заглянула внутрь. В салоне никого не было.
Я повертелась и увидела высокую худощавую фигуру в расстёгнутом коротком пальто. Сунув руки в карманы, Никита медленно удалялся пешком в сторону метро.
— Привет, Ладка! Как дела? — раздался за спиной знакомый голос.
Там стоял Баринов и немного виновато улыбался.
— Димка! — обрадовалась я. — Ты зачем здесь? Ко мне?
— Вообще-то я должен был прийти сегодня позже. Но у меня время появилось, и я решил, а что тянуть?
— Тянуть, конечно, ни к чему, — неуверенно согласилась я. — А что случилось-то?
— Я теперь твой надзиратель, — сообщил он серьёзно. — И очень этому рад. Смогу теперь помочь не только дружескими обнимашками.
Я молча на него смотрела. Он грустно улыбнулся:
— Что молчишь-то? Может, не устраиваю чем? Ну, хочешь — уйду сейчас? Вернусь в полдень, как положено.
Я взяла его за руку и потащила за собой в подъезд и дальше вверх по лестнице.
— Эй, а лифты зачем придуманы? — удивился он.
— Я не люблю лифты.
— Ладно, как скажешь.
Я вела его наверх и думала, что назначение Баринова — самое лучшее из всего, что произошло со мной в последние несколько суток.
Мы вошли в квартиру, и только тут я сообразила, что прежде, чем тащить домой Баринова, надо было как-то предупредить Ромку, чтобы не попадался на глаза. Но оказалось, что мальчишки нигде нет. Видимо, увидев нас с балкона, он предусмотрительно удрал по карнизу, пока мы шли по лестнице.
Глава 30
Я подписала Баринову его бумажки, практически не глядя, а потом заварила ему кофе.
Он придвинул к себе чашку, прислонился спиной к стене и тяжело вздохнул:
— Устал… Устал, как собака. В отпуск хочу.
— И когда у тебя?
— Да никогда, — обиженно буркнул он и взялся за чашку. — По графику в ноябре. Но я не доживу.
— Поменяйся на сейчас с кем-нибудь, кому всё равно.
— Это кому это «всё равно»? — язвительно усмехнулся Димка. — Дураков нет.
— Да ладно, всегда же менялись. Когда официально, а когда так, втихаря.
— Ну да, у Лёхи втихаря, пожалуй, что-нибудь сделаешь, — Баринов совсем погрустнел. — Хотя, что я ною? Все в таком положении. Мне ещё и получше многих. Вот, рука зажила, и вообще проблем нет.
— Не болит больше?
— Неа. Шов чешется немного, я его пластырем бумажным заклеил, чтобы не было соблазна разодрать, — Димка глотнул кофе и взглянул на меня с грустной улыбкой. — Ты-то как, Ладка?
— Паршиво. Очень хочется одной побыть, а инструкции ваши проклятые!.. И вот над душой ходят, то один, то другой…
Я не договорила, оперлась локтями о столешницу и закрыла лицо руками. Димка слетел с места, присел на корточки рядом с моим табуретом, затеребил меня:
— Ты держись, не поддавайся! Совпало у тебя так, что будем мы ходить вокруг тебя всю дорогу… Я ж понимаю всё. Ну, хочешь, уйду сейчас? Допью быстренько и уберусь? Или прямо сию секунду исчезну?
— Да ну, что ты? Сиди пей спокойно! — прикрикнула я на него и выпрямилась.
Он смотрел на меня снизу с сочувствием.
— Ты на машине?
— Пешком, — покачал он головой.
— Жаль. А то я к Эрику переезжаю, вещи уже собрала.
— Если подождёшь немного, я сейчас попрошу кого-нибудь вместо меня на дежурство заступить, а сам за тачкой сгоняю и перевезу тебя. А к остальным своим кикиморам после съезжу.
— Неудобно как-то…
— Да что тут неудобного? — возразил он. — Сменами поменяться — это ж не отпуск переносить. Никто возражать не будет. Каждый знает, что и ему рано или поздно придётся кого-нибудь на замену звать. Ребята не откажут.
— Спасибо, Дим. Но не надо из-за меня такое устраивать. Ладно бы действительно что-то важное…
— Тогда я тебе такси организую, за мой счёт. Не побрезгуешь помощью старого приятеля?
— Хорошо, давай. Спасибо тебе!
Он отмахнулся и довольный тем, что уговорил меня хоть на что-то, сел на своё место допивать кофе.
Я же была довольна не меньше, что Баринов не стал из-за меня перекраивать графики в дружине. При новом спесивом начальстве оно того не стоило.
И тут мне пришла в голову простая мысль. Если тот самый пограничник с тарками в кармане в самом деле служит в дружине, ему ведь постоянно нужно время для того, чтобы заниматься своими посторонними делами. Значит, ему приходится перекраивать графики, отпрашиваться, меняться сменами с другими парнями, а иногда, вероятно, просто нарушать дисциплину в надежде, что наказание не будет слишком строгим. Даже если он не кикимора, всё равно ему требуется много времени на стороне. А уж если кикимора… Правда, это невозможно. Невозможно кикиморе работать в дружине и так всё обставить, чтобы никто ничего не заподозрил.
— Дим, а ребята часто просят подменить?
— Да постоянно. А то ты не помнишь? Жизнь непредсказуема… — глубокомысленно изрёк Баринов, потягивая кофе. — То трубу прорвёт, то тёще на дачу приспичило, то ребёнок заболел, то свидание, от которого невозможно отказаться… — он мечтательно вздохнул. — А чаще всего — адское похмелье. Всякое ж бывает, причём со всеми.
— Но с кем-то особенно часто?
— Ну, возможно, — Баринов лениво пожал плечами. — Я ж не отдел кадров, учёт не веду.
— Дим, а среди дружинников могут быть кикиморы?
Он поперхнулся кофе и торопливо утёрся:
— Ой, извини… Ты как спросишь иногда!
— Значит, не могут?
— Я бы понял, будь ты наивной дурочкой со стороны. Но ты ж знаешь, не могут к нам их брать. В ближайшей родне и то не должно быть кикимор. Нам ещё повезло, что ты Эрику племянница, а не дочь и не жена, а то не было бы у нас такого Айболита… Ты что, всё ещё мечтаешь стать настоящей дружинницей?
— Уже не мечтаю давно. Но я, Дим, не об этом спрашивала. Я имела в виду, не может ли быть среди дружинников такого, которому удаётся скрывать, что он кикимора?
— Ха, — коротко, но ёмко, ответил Баринов и, поёрзав, снова взялся за кофе.
— Понятно, — кивнула я. — Я тоже так считаю.
— Это кто ж, интересно, навёл тебя на такой смешной вопрос? Думаешь, если кто-то часто меняется сменами, так это для того, чтобы в коконы ложиться?
— Дим, у меня теперь знаешь, сколько времени свободного? Чего только в голову не приходит.
Он сочувственно хмыкнул и вздохнул:
— Ну, ничего, ты привыкнешь со временем.
Потом он ещё с минуту подумал и сказал неуверенно:
— Знаешь, вот чисто теоретически… Можно, наверное, как-то приспособиться. С подменами, с каким-то особыми отмазками по семейным обстоятельствам… Но всё равно, это ж какой риск, это ж можно в любую минуту прямо в штабе брякнуться. Сначала, конечно, подумают, инфаркт-инсульт, но потом-то быстро кокон опознают.
— А если кикимора отлично управляет своим организмом и коконы предчувствует задолго?
— Это как Корышев, что ли? — усмехнулся Димка. — Ну, предчувствовать-то он может, конечно. Но и только. Всё равно свалится когда-нибудь в самом неподходящем месте и в самое неподходящее время… Мы Корышева, кстати, неделю уже ищем. Не иначе, где-то и валяется прямо сейчас. Ну, ничего, найдём.
— А его, Дим, не надо искать. Не виноват он.
— В чём?
— В гибели Максима.
— Ты-то откуда можешь это знать? — укоризненно пробормотал Баринов, потянувшись во внутренний карман за телефоном, который вовсю вибрировал.
— Я знаю. Он Макса не трогал.
— Погодь-ка, ответить надо, — Баринов принял вызов.
Он долго и внимательно слушал кого-то, удивлённо мычал, угукал, поддакивал, а в конце заявил, что вечером его группа заступает на дежурство в штабе, и тогда будет ясно, кому чем заниматься, и что из этого получится. Потом он убрал телефон и, наконец, снова повернулся ко мне. Взгляд его был искренне обиженным.
— А ты что, Ладка, самые главные новости мне не рассказываешь, про Веронику? Дружина вся на ушах стоит, а я как с луны свалился.
— Не обижайся, Дим. Это потому, что для меня сейчас другая потеря самая главная. А Вероника — так… Жалко её, конечно, но я сейчас только о Максе думаю.
— Верно, — вздохнул Баринов. — И что я к тебе не по делу придираюсь?.. Да, и насчёт Корышева: он сейчас в штабе.
— Где?!
— На Черняховского, только что из кабинета Марецкого вышел, сидит у своего нового надзирателя. Сам пришёл, прямо на приём к начальству, заявление сделал. Что уезжал, оставил ключи от квартиры знакомым, а те, видимо, кого-то переночевать пустили. Что случилось в квартире за время его отсутствия, не знает. А когда вернулся, к брату на дачу поехал и узнал, что его ищут. О смерти своего нового надзирателя сожалеет. Имена тех знакомых, кому ключи оставил, назвал, ищут их сейчас.
— А сам он где же был? — удивилась я тому, как быстро и уверенно Корышев отыскал способ снять себя с крючка.
— Он по решению суда имеет право без уведомления выезжать за пределы региона на срок до десяти дней. Говорит, в Пскове был, навещал ребёнка в детском доме.
— Я ж тебе сказала, не убивал он Макса.
— Я на него лично и не грешил никогда, — задумчиво отозвался Баринов. — Такие, как он, сами рук не пачкают. Эстеты… Но я был уверен, что он наверняка знает, кто виноват. Если про Псков он не соврал — проверяют сейчас — то и другим его словам, скорее всего, поверят. И будем до скончания времён искать безымянного неведомого злодея, который Макса сбросил…
Ох, как у меня язык чесался. Но, чтобы сдать Баринову Райду со всеми потрохами, нужно было сначала рассказать кое-какую матчасть о пограничье. А этого мне никто не поручал. Поэтому как бы ни хотелось мне привлечь Димку в союзники, придётся пока обойтись без его помощи.