— Там иначе смотрят на эти вещи, я же говорил.
Я не стала возражать, но протест, видимо, нарисовался на моей физиономии. Никита только пожал плечами:
— Да, я понимаю, тебе это не принять. А у меня просто нет причин сомневаться — я это знаю, потому что это периодически становилось частью меня. Или я — частью этого. Но это не значит, что я вслед за Райдой полюбил Алишу… Слушай, у тебя опять кофе остыл!
Я спохватилась и отпила большой глоток почти холодного кофе.
— Ничего не остыл, — сказала я невозмутимо. — В самый раз.
Раздался длинный тревожный звонок в дверь. Никита нахмурился.
— На всякий случай выйди на террасу, мало ли кого там принесло… — проворчал он. — Если что не так, в квартиру не возвращайся. А если что совсем уж не так, дверь на чердак не заперта, скроешься там.
Он пошёл открывать, а я вышла на крышу.
Минут пять никого не было слышно, я уже опять стала замерзать на ветру, но вот на террасе появился Никита, а за ним руфер Ромка. Мальчишка выглядел встрёпанным и сильно расстроенным.
— Ну, давай, говори, — сурово сказал Корышев и хлопнул Ромку по спине. — Не стесняйся, чего уж там.
— Он, вообще, как сюда попал?! — растерялась я. — Ромка, ты что, следил за мной?
— Вот-вот, и об этом тоже поведай, — кивнул Никита мальчишке.
Ромка нервно облизнул губы. Он не был испуган, я бы скорее сказала, что ему стыдно.
— Лад, ты прости меня… — пробурчал он неуверенно. — Я должен был раньше тебе всё рассказать…
— Да не тяни ты резину! — возмутилась я. — Хуже, чем есть, ты мне уже не сделаешь всё равно. Что случилось?!
— Я тебе сказал тогда, что сбежал с передержки и поблагодарить тебя пришёл… — начал он вымученно.
— Да я сразу поняла, что ты просто осесть хотел в уютном месте. И что с того?
— А то, что не сбегал я, — проговорил Ромка, глядя в сторону. — Выпустили меня. Специально выпустили, чтобы я к тебе пошёл, зацепился у тебя и… и доносил чтобы… обо всём, что у тебя происходить будет… с кем, куда, как долго…
Я опустила голову, закрыла лицо ладонью, но сдержать смех уже не было сил. Я расхохоталась:
— Ох, ну, с ума сойти… Лёха Марецкий последнюю совесть потерял!
— Да не Марецкий, — пробормотал Ромка, неловко ёжась. — Баринов меня выпустил.
— Да быть этого не может… — фыркнула я, с трудом подавив истерический смех.
Ромка только руками развёл. Теперь он смотрел на меня в упор, и взгляд его был и виноватый, и встревоженный, и отчаянный одновременно, мол, будь, что будет.
— Зачем это ему? — я посмотрела на Корышева. Тот в ответ неопределённо повёл бровями и угрюмо вздохнул. И я снова взглянула на Ромку. — Зачем?!
— Он сказал, что ты лучшая, лучше всех, кого он знает, и что волнуется за тебя очень, — затараторил Ромка. — А ты его близко не подпустишь, да и не может он много времени с тобой проводить — служба… а мне всё равно или в клинике подыхать, или… Или он мне доброе дело сделает, а я ему… Конечно, я согласился.
— Доброе дело — это да… Доброе дело, оно такое… — я запуталась в словах и замолчала. Дельные мысли в голову не шли.
— Мне ему особо нечего и сообщать было, — подал голос Ромка. — Я и был-то с тобой всего ничего. Только в тот день, когда к тебе та парочка странная заявилась… Да вот ещё, когда… — Ромка с опаской взглянул на Корышева. — Когда вы тогда под утро вдвоём пришли…
— И ты Баринову рассказал про Райду?!
— Про кого? — не понял Ромка. — А, про этого, который парня твоего убил? Ну да, рассказал. Что пришёл странный чел, сознался во всём, хотел от тебя чего-то…. И про тебя… про вас, — торопливо поправился Ромка под суровым взглядом Никиты. — … тоже рассказал.
Мы с Никитой переглянулись.
— Да-а-а… — протянула я, всё ещё не понимая, насколько всё плохо. — Ну, ладно. А сюда ты как попал?
— Баринов сказал, чтобы я присматривал за тобой, когда ты одна. Первые коконы, вдруг свалишься на улице, всё такое… Ну я и брожу за тобой, когда ты без дяди из дома выходишь.
— Хорошо, ясно. Ну, и наконец: зачем тогда признаёшься?
Ромка шмыгнул носом и с раздражением и даже с какой-то злобой выпалил:
— Да потому что не по-людски это! Не хочу я так! Ты и правда классная девчонка… Я вчера слышал, как ты там, в комнате своей плакала…
— Да что ты мог слышать?! — я почувствовала, как вспыхнули щёки.
— С крыши, когда окно настежь, слышно всё… Не хочу больше шпионить, это мерзко. Если помогать — так глаза в глаза, нельзя так человека исподтишка пасти…
— Ладно, всё, замолчи! Я всё поняла.
Ромка послушно замолк.
— Эти несколько дней до конца месяца живи в моей квартире на Московском, всё равно оплачено, — сказала я наконец. — А потом, Ромка, лучше тебе сбежать куда-нибудь и спрятаться хорошенько. От меня, от Баринова, от всего света. Хочешь дотянуть до совершеннолетия — не попадайся на глаза ни одному дружиннику, даже самому доброму. Ты понял?
Он кивнул.
— Никита, гони его в шею.
Корышев кивнул, крепко взял мальчишку за локоть и повёл на выход.
Когда он вернулся, я стояла на прежнем месте злая и растерянная. Признание мальчишки было, конечно, само по себе не очень приятной новостью, но Ромка — всего лишь один из тех, с кем жизнь столкнула ненадолго. А вот Димка Баринов… Как же невыносимо, когда приходится сомневаться в хороших друзьях, давно знакомых, близких и надёжных…
— Я не поняла, — проговорила я, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Нам уже надо чего-то опасаться, или…
— Или что? — устало переспросил Никита и грустно улыбнулся. — Знаешь, если Баринов не имеет отношения к пограничью, то что бы ни рассказал ему этот мальчик, это никак не может нам навредить, потому что Баринов не поймёт, что к чему. А вот если он — агент отлучённых пограничья, то местонахождение портала стало ему известно ещё в тот самый момент, когда ты дала ему послушать звонок телефона Серова. Тогда он давно понял всё и про меня, и про всё остальное.
— И какой вывод?
— Я не вижу пока ни одного подтверждения того, что Баринов и есть наш враг. Но доверять ему я бы не стал.
— А что, если Димка просто хороший парень и обо мне беспокоится?
— Всё может быть. Но ты уверена в нём на все сто? — серьёзно уточнил Никита. — Я тоже давно его знаю, с тех пор, как попал под надзор в Питере. Если не обращать внимания на наши с ним личные стычки с участием ментолина, он, конечно, парень неплохой. Но я бы сейчас в нашем положении никому не доверял безоговорочно.
— Я не знаю… Нет. В голове не укладывается… Я спрошу у него.
— Что спросишь?! — испугался Корышев.
— Вот так впрямую и спрошу обо всём. Скажу, заметила слежку. Посмотрим, что он ответит.
— Не нравятся мне твои идеи! — встревожился Никита. — Не стоит так в лоб. Ты слишком неосторожна! То мальчишку этого привадила на свою голову, то собираешься провоцировать человека, которому, возможно, не стоит доверять…
— Никого я не провоцирую. Просто все сомнения решать надо сразу, и вещи называть своими именами с самого начала. Меня так Макс учил.
— Не тому он тебя учил!
— А это не твоего ума дело!
Никита хотел что-то сказать, но только руками всплеснул. Потом посмотрел на меня как-то на удивление мягко:
— Ты замёрзла. Пошли-ка в квартиру. Вот не хватало, чтобы ты опять летом простудилась.
— Когда это я летом простужалась? — удивилась я.
Он пожал плечами.
И тут я вспомнила: точно, было такое, но не прошлым летом, а два года назад. Чуть в больницу не загремела с пневмонией.
— Кто тебе рассказал?
— О чём?
— Что я когда-то летом простудилась.
— А так и было? — он наивно похлопал ресницами.
— Ну ты же так считаешь!
— Я считаю?
— Ты сказал «чтобы ты опять»!
— Я такого не говорил, тебе показалось, — сурово заявил он и отвернулся.
Я не стала настаивать. Показалось так показалось. Тут вариантов-то немного. Или кто-то нахально врёт, или я действительно схожу с ума и слышу то, чего нет.
Нужно было и в самом деле уходить.
Я подошла к краю террасы и положила руки на прохладные перила.
Вряд ли кто-то мне точно скажет, в каком именно месте Макс упал… Да и какая разница? Если он и коснулся напоследок этих железок, это место давно омыли дожди…
— Зачем ты себя растравляешь? — недовольно произнёс Никита у меня над ухом.
— Как же Максу было страшно…
— Что, прости?
— Представляешь, как страшно ему было? Сколько тут длится падение? Три-четыре секунды?.. Как страшно целых четыре секунды ждать удара и понимать, что это конец…
— Да хватит же! — злобно выкрикнул Никита, хватая меня за руку и разворачивая к себе. — Хватит изводить себя причитаниями! Да, страшно! Но он сам… сам виноват во всём!
— Что ты несёшь?! Ты хоть понимаешь, что ты говоришь?!
Никита замотал головой и процедил с раздражением:
— А что я говорю? Что Серов такого выдающегося тут совершил на этой крыше, кроме того, что бездарно позволил себя убить?
— Да ты… как ты смеешь?!
— А почему правду-то не сказать? — Корышев сверкнул глазами. — Тоже мне, мститель нашёлся! Говорил зато красиво, что разберётся, накажет, покарает… И как? Разобрался? Покарал?
— Прекрати!!!
— Да признайся же, наконец, сама себе, что единственное, чего он добился — он сломал твою жизнь! Он оставил тебя одну тогда, когда больше всего тебе нужен!..
— Да пошёл ты! Пошёл знаешь, куда?!
Я развернулась и пошагала прочь.
Медленно, осторожно. Обходя столики и кресла, к выходу из квартиры. Только без резких движений. Если начну метаться, это конец, я просто развалюсь на части.
Он загородил мне путь у самой двери, кусая губы и нервно морщась.
— Уйди с дороги.
— Ради Бога, Лада… — взмолился Корышев. — Ну, куда ты в таком состоянии?
— Дверь открой.
Он стоял столбом. Я то ли оттолкнула его, то ли ударила. Не помню. Ничего не помню. Но на лестнице я как-то оказалась.
Ступеньки вниз скользкие, лет сто их лаптями полировали. Только бы не оступиться.