С разрешения Хил Тори и Абео задержались в деревне вольных на несколько дней. Им выделили пару одеял и позволили обосноваться в сарае неподалёку от дома собраний. Здание обветшало и соседствовало с хлевом, так что запах в нём стоял соответствующий. Но для сна и укрытия от холодного ночного ветра этого было вполне достаточно. Да и выбирать не приходилось – гостеприимство вольных казалось Абео чудом, ниспосланным им самими богами, и испытывать судьбу он не хотел. Ему достаточно было позволения встретиться с дочерью Хил и порасспрашивать её о том, как она научилась справляться с болезнью. Бореец планировал сделать подробные записи, после чего сразу направиться в столицу и представить их в госпитале Непобеждённой. Правда, встреча с загадочной девушкой всё откладывалась: после стычки Ната и Тори она всё ещё приходила в себя. Тори так и не смог понять, что её подкосило, – он не помнил, чтобы она пострадала в драке. Но и настаивать не стал: рано или поздно она покажется, а до этого времени можно наконец-то отдохнуть и познакомиться с местными.
Абео больше интересовали разговоры со старшим поколением: эти люди оказались намного умнее, чем он ожидал от дикарей, десятками лет живущих в отрыве от мира. Была в них какая-то особая мрачная мудрость и странная, но ощутимая любовь к жизни. Северянин вежливо, но обстоятельно интересовался их порядками и укладом жизни. Он не раз представлял, что и Ривер могла бы жить так же, сложись их судьба иначе. Была бы она счастлива здесь? Он не мог этого знать. В сгоревшей деревне не было ни воды, ни света, а каждое мгновение их существования пронизывал страх быть обнаруженными. На Храмовом Острове таких проблем точно не было, но как Ривер живется там, он представлял только из рассказов эйра Тэо, поэтому сравнивать было особенно не с чем.
В то время, пока Абео общался с занудными стариками, Тори предпочёл праздно шататься по деревне. Впрочем, заскучать ему не удалось: он то и дело ловил на себе любопытные взгляды вольных и очень скоро познакомился с некоторыми из них. Верзила по имени Нат, который едва не убил его, оказался славным малым. Грубым и самодовольным, но уверенным в себе и знающим цену жизни. Тори ценил людей со внутренним стержнем и смекалкой. Его брат Асель, хоть и вонял, как мёртвая корова, тоже пришёлся Тори по душе. А вот рыжий толстяк, всё время косящийся на него с подозрением, сразу показался ему придурковатым. Однако угрозы в нём не ощущалось – он был словно старый жирный пёс, уставший на склоне лет и трусливо поджимающий хвост, скалясь на прохожих из конуры. Также внимание Виатора привлекла высокая девушка с длинной косой. Её цепкий взгляд не выпускал его из поля зрения ни на секунду, из чего Тори сделал вывод: она в сетях его обаяния. Правда, его сальные улыбочки почему-то вызывали лишь презрительную усмешку с её стороны. Но Тори брал штурмом и не такие неприступные крепости, поэтому он затаился в ожидании, словно голодный лев. Внешне все встреченные Виатором эгеры почти не отличались от обычных людей. Их выделяли только чёрные глаза в окружении тёмных кругов. Если не приглядываться, Тори, может, и вовсе не заметил бы разницы. И чего все так взъелись на этих неспящих? Абео убедил его, что теория о том, что взгляд эгера может быть заразным, никак не подкреплена научно. Впрочем, опровергнуть её тоже не удалось, поэтому все врачи, работающие с эгерами, обязаны были избегать прямого зрительного контакта и носить защитную маску. Поначалу Тори пытался отводить глаза, но вскоре бросил эту затею: если он заразится, глазея на симпатичную эгерскую девчонку, то так тому и быть.
Засыпая в тот вечер, Тори долго рассматривал узор древесных прожилок в крыше. Ему отчего-то казалось, что он пробыл здесь целую вечность. А ещё его не покидало ощущение, что все забыли о его отце сразу, как только покинули зал собраний. Абео так воодушевила история о дочери Хил, что теперь он грезил одной лишь встречей с ней. Он убедил Тори, что как только они продвинутся в исследовании эгерума, то непременно выйдут на след тех, кто желал смерти Тэо. Но в глубине души Тори не верил ему: Абео вряд ли намеревался свершить месть или хотя бы призвать преступника к ответу – у него для такого кишка тонка.
– Абео, – вдруг позвал Тори, когда бореец уже почти провалился в сон.
– М-м? – Тот неохотно разлепил глаза.
– А мой отец… Он был хорошим человеком?
Абео некоторое время не отвечал. В сарае было темно, и разглядеть северянина было невозможно.
– Что ты имеешь в виду? – Он оторвал голову от подушки и попытался разглядеть лицо товарища в лунных отсветах.
– Я просто… так мало видел его в последние годы. А ты – постоянно.
– Думаешь, за это время он изменился?
– Не знаю, – Тори пожал плечами. – Я запомнил его честным. Строгим. Верным своему делу. И думал, что все так считают.
– А разве нет?
– Видимо, нет, если кто-то решился… убить его. – Тихо произнёс Тори, собравшись с духом. Слова никак не хотели покидать пределы губ, точно неведомая сила норовила спрятать их где-то в груди, под сердцем, чтобы никто никогда больше этого не услышал.
– Хм… – Абео замолчал. Он сел на постели и упёрся локтями в колени. Растрепавшиеся светлые волосы рассыпались вокруг лица. – У эйра Тэо была непростая работа. Люди умирали. И часто приходилось делать сложный выбор.
– Какой? Люди всегда умирают. Но никто не судит за это врачей.
– Эйра Тэо и правда горел своим делом. Он был законопослушным гражданином, но в то же время у него было большое сердце, и оно не давало ему сидеть сложа руки. Поговаривают, будто благодаря ему не все эгеры оказывались на Храмовом Острове.
– Выходит, так и есть. И ты не боялся помогать такому человеку? Зная, что за это бывает.
– Я всего лишь собирал лекарства. И кое-какие припасы… Но, конечно, боялся. Однако я верил в эйра Тэо и его идеалы. Он всего лишь хотел помогать людям.
– А если бы из-за тебя заразились другие?
– Если бы эгерумом было так легко заразиться, я бы сейчас был одним из них.
Тори отвернулся к стене и зажмурился. В его мире обычно всё делилось на чёрное и белое. Есть нормальные ребята, а есть полные засранцы. И отличить одного от другого обычно проще простого: последнего обычно характеризуют накрахмаленные манжеты и надменная морда. Но что он должен думать об отце? Действительно ли тот совершал благое дело или лишь усложнял и без того непростую историю? Может, Тэо и не был тем, на кого бы Тори равнялся… Но в его памяти он остался честным человеком и настоящим патриотом. Но знал ли он когда-нибудь настоящего Тэо Рэсиса? И почему его родной отец предпочёл открыть свою истинную натуру какому-то мальчишке с севера, но не собственному сыну?
– А ты, значит, во всё это вписался из-за сестры? – спросил Тори, чувствуя, как сон медленно подступает на мягких лапах.
Тори всё ещё надеялся, что сестра – лишь прикрытие для захватывающей истории любви дотошного борейского дятла и цирковой уродины, запертой на проклятом острове вдали от любимого… Абео не ответил. Над деревней разлилась тяжёлая бархатная тишина. Она плескалась над крышами, скользила в окна и забиралась в самые потаённые уголки маленьких домишек. Сено неприятно кололо в бок. Тори не знал, что принесёт завтрашний день.
– Да, – донёсся до него тихий шёпот, когда он уже окончательно отпустил поводья реальности и тяжёлое одеяло дрёмы накрыло его с головой.
– Поднимайся давай. – Сойка по-хозяйски откинула одеяло, и Соль съёжилась от внезапно набросившегося на неё холода.
В комнате неспящей царил настоящий хаос: повсюду были разбросаны незаконченные рисунки и кусочки угля, пяльцы, нитки, книги и дневники, сухие цветы, коробки и склянки. Выглядело помещение так, будто по нему прошлась по меньшей мере охайская армия.
– Так всю жизнь проспишь и не успеешь посмотреть даже на своего раненого!
– Ну нет, – смутилась Соль и тут же добавила: – Чего на него смотреть-то? Больно надо.
– Ага, поэтому ты к нему среди ночи попёрлась повязку менять, – хитро улыбнулась Сойка.
– Меня эйра Тарин попросил помочь, вот я и помогала. Чего ты там уже напридумывала?!
– Ага, конечно. Ты бледная была как смерть и на ногах не стояла после своих геройств. Так бы и стал он тебя просить.
Соль почувствовала, как от стыда горят уши. Оборот времени вспять, чтобы защитить таинственного гостя от ножа, дорого ей стоил. Неспящая только-только восстановилась после последней тренировки, и снова сон пленил её на целые сутки, лишив всяких сил и воли к жизни. Она и сама до конца не понимала, как ей удалось добраться до дома собраний и перевязать пленника прежде, чем свалиться замертво.
– Есть в этом какая-то романтика, – мечтательно разглагольствовала Сойка. – Он такой весь побитый и несчастный, а ты о нём заботишься и всё берёшь в свои руки. Вообще всё… – многозначительно добавила она.
– Фу! – поморщилась Соль. – Прекрати!
Она села на постели и обхватила колени руками.
– Чего ты фукаешь-то?! – возмутилась Сойка, опустившись на кровать рядом с подругой. – Восемнадцать лет нецелованной ходить, ну где это видано?!
– Если бы мне захотелось чего-то склизкого и мерзкого, я бы пошла разделывать рыбу. Из неё, в отличие от парней, можно хотя бы сварить суп. А ещё она не болтает ерунды.
– Хорошо всё-таки, что к нам чужаки наведались. А то я уже тебя собиралась Рыжему сватать. Глядишь, вразумят тебя. Высокий этот, правда, на вид тупой как пробка. А блондинчик ничего, симпатичный такой, даже я на него загляделась…
– Да как можно об этих глупостях думать?! Они ведь сюда по делу пришли!
– По делу… У нас с Орто в твоём возрасте было одно дело.
– Ты гадкая. – Соль демонстративно поднесла два пальца ко рту. Этот разговор ей так докучал, что она уже не знала, куда от него деться.
– А ты дура, – передразнила её подруга.
Сойка была почти такой же занозой в заднице, как и сама Соль, за это они друг друга и любили. Соль не могла вообразить своей жизни без надёжного плеча подруги, которой можно рассказать всё на свете. И, конечно, без её едких подколов. Да что уж там, даже без мерзких разговорчиков об отношениях и поцелуях. Сойка потянулась к спинке кровати, откуда за ними молчаливо наблюдала травяная кукла. Сухие прутья, образовывающие вытянутую фигуру, были аккуратно перевязаны разноцветными нитями. Звёзднорождённый Этерн любил роскошь: его длинные золотые волосы блестели на солнце, дорогие разноцветные ткани струились сотней слоёв вдоль стройного тела, а золотые монетки позвякивали на платье и в причёске, окружая своего владельца целым роем солнечных зайчиков… Конечно, маленькая кукла едва ли могла воспроизвести столь прекрасный образ, но Соль каждый год старалась изо всех сил, чтобы задобрить взбалмошного бога. Из Звёзднорождённых Этерн был ей ближе всех: он славил цветение, лето, красоту, мимолётные радости и сегодняшний день без оглядки на прошлое и дум о будущем. Эгерам особенно сложно было ощутить истинное счастье, поэтому Соль так важно казалось поддерживать связь с Этерном и помнить его заветы. Вот только в одном она была с ним не согласна: Звёзднорождённый был ужасно любвеобилен, и все его праздники сопровождались чествованием влюблённых и несдерживаемой страстью. И чего люди так на этом зациклились? Почему бы просто не попеть песни или не посидеть у костра с друзьями?