Глава 16Бражники
Журнал Абео Альбуса
История неспящей
«…Мне было двенадцать или около того, когда я встретила Хеву. Не жди, что это будет история судьбоносной встречи, – вовсе нет. Вообще-то он был довольно странным и не сказать чтобы приятным человеком. Ему было четырнадцать – немногим старше меня, – и он был охайским рабом в одном из проходящих мимо караванов. Вольные редко показываются на дорогах: сам понимаешь – попадись мы кому на глаза… Но иногда другого выбора не оставалось. Тэо Рэсис передавал нам кое-что через своего связного на востоке, но на всех этого не хватало. Мы справлялись как могли: разводили оставшийся морок водой, принимали минимальную дозу по очереди. Ломало знатно, конечно. К этой дряни ужасно сильно привыкаешь. И когда всё наладилось, я бы накинулась на первую же дозу, как голодная медведица, если бы не одно «но».
Это была моя первая настоящая вылазка. Мне ещё ни разу не позволяли так надолго покинуть деревню, и для меня это было настоящим чудом! Даже не знаю, как мне удалось уговорить маму, но вот – мы уже пробираемся через лес туда, где остановился караван. Конечно, встречали нас, как и полагается, букетом заряженных стволов, направленных прямо в лицо. Очень дальновидно: в Фавии только так, иначе пиши пропало. Но мы всем своим видом давали понять, что разбойники из нас никудышные: просто кучка черноглазых оборванцев. У фавийских караванщиков всегда при себе кучка зёрен Аши, из которых варят морок, даже если они клянутся всеми богами, что никогда «этой дряни» в руках не держали. Ещё как держали, иначе разорились бы за месяц и вернулись на свои свекольные фермы раньше, чем начнутся дожди! Но болтать об этом они не любят и ещё меньше любят сбавлять цену. А откуда у таких, как мы, вообще возьмутся деньги? Один овечий сыр, да шерсть, да охайская трава виджи с другой стороны горы. Последняя их, конечно, интересовала больше всего, потому что тоже попадала в разряд «дряни». Так и торговались они с нашими по полдня, решая, кто кому сколько какой отравы отдаст, а я в это время слонялась вокруг, рассматривая торговцев и их уклад. Всегда было интересно, каково это: всю жизнь проводить в дороге, когда ничего не ждёт тебя ни в прошлом, ни в будущем. Наверное, это и есть настоящая свобода? Тогда я бы всё отдала, лишь бы отправиться с ними, но, увы, даже в моих мечтах это казалось невозможным.
Когда мы встретились с Хевой, он сидел на козлах одного из экипажей и точил нож. Чумазый, тощий, с сигаретой в зубах, что было ужасно смешно для мальчишки его лет. Я никогда раньше не видела охайцев, но всегда представляла их как здоровенных, плечистых воинов или мрачных колдунов, которых описывали в историях о войне. А здесь – всего лишь узкоглазый мальчишка, посматривающий вокруг с таким видом, будто его окружают бесчисленные кучи дерьма. Никому не было до него дела: подай, принеси, скройся. Просто инструмент в руках хозяев. Мне даже стало его жаль: пусть моя жизнь и не предел мечтаний, но во мне хоть кто-то видит человека.
– Меня Соль зовут, – я протянула ему руку, и он вздрогнул, оставшись сидеть на месте и бесцеремонно рассматривая меня. Я даже подумала: что, если он не говорит на общем языке и я выставила себя полной дурой?
Но, выдержав невыносимо долгую паузу, он всё-таки ответил:
– Хева.
В его тоне ни на секунду не промелькнуло радушия, но маленькой мне было плевать. Я уже нафантазировала себе, что у меня появится добрый друг и мы, выброшенные на обочину жизни, будем понимать друг друга, как никто другой.
– Что тебе снилось? – вдруг спросил он, со смешным акцентом делая все мягкие звуки твёрдыми.
Услышав этот вопрос, я его даже не поняла. Меня никогда о подобном не спрашивали – кому вообще придёт в голову спрашивать неспящую о таком?
– Ничего. Мы ведь не спим.
– Так не бывает. Все живые спят.
– Ну а мы – нет, – разозлилась я. – Ты что, с луны свалился?
– Так принято спрашивать там, где я родился. Судьба человека в его снах.
В охайских преданиях, написанных на Первом Языке, сны всегда приносят герою что-то важное. В них можно встретить своих предков или узнать, что тебя ждёт. Они открывают сердце и обнажают душу. У охайцев этот вопрос сродни пожеланию доброго утра или приятного аппетита. Они охотно делятся друг с другом своими снами и всегда не прочь поговорить о них. И знаешь, я тогда почувствовала себя такой… сломанной… Мне было стыдно, что я не нашлась, что ему ответить. Он смотрел мне прямо в глаза и совсем не боялся их черноты, как остальные караванщики. Они всегда отворачивались, но не Хева. И в то же время было в этом взгляде столько снисходительности, что лучше бы он не смотрел вовсе. Это смущало, но и отвернуться не выходило. Вот я и стояла как мешком по голове ударенная, не зная, как быть: выдумать себе сны или и дальше быть честной.
– Я не могу спать, иначе умру.
– Так не умирают.
– Да что ты говоришь, умник. – Это начинало выводить из себя. – Я сама видела, как люди терялись во снах и никогда больше не просыпались!
– И поэтому ты боишься?
– Я не боюсь. А может, и боюсь! Что плохого в том, чтобы бояться умереть?
Всё это казалось невероятной бессмыслицей. Что мог он знать о нашей жизни? Хева никогда не видел, как умирают спавшие годами. Как их тела медленно покидает жизнь. Как страшно закрывать глаза, не упившись мороком настолько, что сидеть не можешь, и ходишь всю ночь кругами, задремав на пару часов, но оставшись живым. Но Хева рассмеялся. Я даже обиделась: как он может?!
– Если ты не видишь снов, ты не узнаешь жизни, – сказал он. – Бояться спать – значит бояться самого себя. Когда первые охайцы шли за Двенадцатью через пустоши, судьба испытывала их. Днём они сражались с дикими зверями и бурями, а ночью – со своими страхами. Тёмные духи заставляли их плутать в лабиринтах снов, но вера каждый раз выводила их на свет. И они просыпались. Тебе просто нужен маяк, вот и всё. Тогда страха не будет.
Ну конечно. Как же. Мы годами живём в этом кошмаре, и учёные не могут найти выход, а какой-то охайский сопляк знает всё лучше всех. Маяк, лабиринты снов… Разве можно умом победить недуг, что сидит в твоём теле?
– Что ещё за маяк? – с недоверием спросила я. Меня ужасно злило, с какой простотой он говорит о том, чего никогда не испытывал. И всё же в моей душе зажглась надежда. Не знаю даже, о чём я тогда думала.
– Слова. Или воспоминание. Или маленькая вещь. Что-нибудь, что напомнит, кто ты есть. Тогда духи не доберутся до тебя и смерть не придёт.
– А ты сам когда-нибудь делал это?
– Каждую ночь. Я сам управляю своими снами. И могу делать в них всё, что захочу.
– Тогда тебе стоило бы поучиться не раздавать непрошеных советов!
– Ты чего здесь, девочка? – Пожилой караванщик вдруг вырос за моей спиной. Я застыла как вкопанная, не в силах пошевелиться. Мне было ужасно страшно, что я сделала что-то не то.
– Простите. Я просто говорила с вашим… помощником.
– С Хевой-то? – Он рассмеялся. – Да он по-нашему ни бум-бум. О чём с ним говорить-то? А ты, – он строго прикрикнул на Хеву, размахивая руками и пуча глаза так, будто от этого глупый мальчишка начнёт лучше его понимать, – иди помоги Марцию вместо того, чтобы прохлаждаться! Скоро выдвигаемся.
Хева спрятал нож за пояс и спрыгнул с козлов, повинуясь хозяину. Уходя, он украдкой взглянул на меня и еле заметно улыбнулся одним уголком рта.
Вскоре мы вернулись домой, и Хеву я больше никогда не видела. Но его слова почему-то не давали мне покоя. Каждый раз, когда приходило время принимать микстуру, я вспоминала, с каким благоговением он говорил о снах. Неужели мне никогда не суждено этого испытать?
Когда я решилась расспросить маму, она всё это восприняла как-то прохладно. Упомянула вскользь, что ей когда-то снились сны, но всё это в прошлом, и теперь это лишь отголоски болезни. Впустишь её в свой разум, и она тебя погубит. Как старого Виргиля или тех, кто заперт на том дурацком острове. Сейчас я понимаю, почему она так говорила: хотела уберечь меня от беды. И сама наверняка скучала по временам, когда её душа была живой. Но тогда мне показалось, что она это специально. Словно хочет скрыть от меня какую-то великую тайну о том, каково это – видеть сны. И я вознамерилась разузнать всё сама. Я-то себя не боюсь! Участь старого Виргиля мне, конечно, не улыбалась. Поверь, ужастики о том, что эгерум делает с людьми, – чуть ли не самая популярная тема для разговора у таких, как мы. Когда каждый день видишь одни и те же рожи, то и поговорить становится не о чем, кроме как о вашей грядущей мучительной кончине. И всё же любопытство продолжало меня мучить. Когда я наконец решилась, то выплеснула целую склянку морока за окно, вместо того чтобы выпить. К слову, это было приятно! Как же меня замучил этот омерзительный терпкий запах! Каждый долбаный день на протяжении двенадцати лет, ты вдумайся! Даже если бы ваша Сиятельная каждый день ела… Что там едят императрицы? Лимонные пироги? Даже если бы она ела лимонный пирог каждый день двенадцать лет подряд, она бы давно наложила на себя руки. А тут ещё и жижа, по вкусу напоминающая смесь песка и болотной воды. Не то чтобы я когда-то пила из болота… А вот твой дружок наверняка. По нему видно. Прости, я опять слишком много болтаю, да? Забавно, ты первый человек, который с этим не согласен. Мне иногда даже денег предлагают, лишь бы помолчала. А что мне эти деньги тут, в глуши? Но я поняла, ты человек интеллигентный. Приятно встретить умного собеседника, а то ведь знаешь…
Ладно, ладно, продолжим. Выплеснула я, значит, всю эту гадость за окно, но увы – снов мне в ту ночь посмотреть не удалось. По большей части меня лихорадило, и весь следующий день пришлось это тщательно скрывать, чтобы эйра Тарин не бросился проверять моё здоровье. Прошла ещё неделя, прежде чем я попробовала снова.