Глава 23Сон
Храмовый Остров. Море Истоков. Эврия. Аструм
Миска с супом выскользнула из рук и устремилась к полу. Мутная маслянистая жидкость с кусочками овощей выплеснулась на потёртые доски, забрызгав обувь и передник Соль. Неспящая ахнула и, сделав неуклюжий шаг назад, потерянным взглядом уставилась на керамическую тарелку, покрытую цветной глазурью и чудом не разлетевшуюся на кусочки.
– Эй, поосторожнее нельзя?! – возмутился мужчина с чёрными глазами и заёрзал на скамейке, отодвигаясь подальше от места катастрофы, чтобы не запачкать обувь. – Я этот суп сто лет ждал!
Соль пыталась собраться с мыслями, но стучащая в висках кровь затуманивала разум. Неспящая стиснула зубы, вспоминая картины прошлого. Трясущиеся пальцы по привычке затанцевали в воздухе, надеясь вернуть всё назад, но ни одна из золотых полосок света, струящихся из окна, не поддалась. Соль больше не видела солнечного эха, не чувствовала ткани времени и пространства. Сила не просто покинула её: она забрала с собой любое желание жить и бороться. Этот проклятый остров каждый день убивал в ней что-то прекрасное, а эта гнусная тарелка нанесла решающий удар.
– Соль, да чтоб тебя! – За её спиной, откуда ни возьмись, возникла Ари и, опустившись на корточки, принялась собирать тряпкой разлитый суп. – Чего встала как истукан? Может, поможешь?
– Простите, – бросила Ари посетителю. В её тоне слышалось столько учтивости, словно гость сам был виноват не только в произошедшем, но и во всех смертных грехах. Мужчина даже засмущался – Ари умела кого угодно заставить чувствовать себя неловко. Если бы её дядя не был владельцем «Ветра и тростника», работы она бы не нашла – любой другой кабатчик ни за что не подпустил бы её к людям. Да и сама Ари не особенно к этому стремилась: чего стоил один её волчий взгляд. Но, как любил говорить Фебус, дело своей жизни волен выбирать только тот, кто неприлично богат. Остальные вынуждены плыть по течению. По убранству кабака Соль могла догадаться, что Ностеры – не последние люди в Аструме. Когда-то у них было состояние, а теперь – лишь этот маленький островок вечного праздника посреди вечного уныния.
Ари выпрямилась, сжимая в руках тряпку, пропитавшуюся рыбным бульоном, и, подбоченившись, бросила гневный взгляд на Соль:
– Э-эй, ты что, оглохла? Работать я за тебя должна? У меня и так дел по гор…
Ари запнулась на полуслове, заметив, как изменилось лицо Соль. Та быстро и прерывисто дышала, рыская вокруг потерянным взглядом чёрных глаз. Вдруг неспящая прикусила губу и разрыдалась. Слёзы покатились по раскрасневшимся щекам, а из груди вырвался душераздирающий всхлип, переходящий в приглушённый вой.
– Ты чего? – обомлела Ари, сконфуженно оглядываясь по сторонам. Посетители не могли не заметить происходящего и насторожённо косились на рыдающую девушку. Соль не отвечала, продолжая плакать, и Ари пришлось схватить её под локоть и потащить в сторону подсобки. Соль не сопротивлялась, но двигалась как деревянная марионетка, лишённая собственной воли. Услышав шум, в дверях показался Фебус.
– Это ещё что за дела? – обеспокоенно спросил он, увидев заплаканную Соль.
– Да вот – тарелку уронила, а потом как начала… – втянула голову в плечи Ари. – Совсем дурная, что ли…
– Умеешь ты поддержать, – фыркнул на племянницу Фебус. – Иди работай, сейчас разберёмся, что стряслось.
– Вот так всегда: одна я стараюсь… – проворчала Ари и скрылась на кухне.
Фебус бережно проводил Соль в подсобку и усадил её на видавший виды диванчик с жакардовой обивкой. Кабатчик налил воды и присел на ящик, стоящий напротив, вглядываясь в лицо неспящей.
– Помню, Ривер на этом же диване плакала, когда ей первый посетитель нахамил, – добродушно улыбнулся Фебус. – Ну а ты чего нос повесила? Дался тебе этот суп!
Соль понадобилось ещё некоторое время, чтобы перевести дыхание и успокоиться.
– Я устала, – честно призналась она. – Мне нужно поспать.
– Ох, милая, – вздохнул Фебус. – С этим ты точно не по адресу. Нужно привыкать. Нас не просто так неспящими называют.
Соль не спала уже почти неделю. С тех пор как она пришла в себя на Храмовом Острове, её каждый день пичкали лекарствами, от которых никуда было не деться. С каждым днём вынужденного бодрствования Соль всё сильнее ощущала, как разум угасает, а тело перестаёт слушаться.
– Вы что, не понимаете? Я так не могу! Так нельзя жить!
– Да ладно уж, не преувеличивай. Поначалу тяжело, конечно, но ты привыкнешь. Все привыкали: и я, и Ари, и все эти люди, – Фебус кивнул в сторону главного зала. – И ничего, как видишь. Живём же.
Соль смерила его недоверчивым взглядом. Сколько ему лет? На вид не меньше шестидесяти пяти. В лучшем случае. А на деле – не больше пяти десятков. Болезненная худоба, тёмные круги под глазами, тонкая кожа, покрытая пигментными пятнами. Фебус не мог и секунды просидеть спокойно: он вздрагивал, подёргивался, чесался и иногда резко подавался вперёд, теряя равновесие и ориентацию в пространстве. Ему приходилось опираться на трость при ходьбе, а его речь часто превращалась в бессвязный поток сознания. Соль долго привыкала к тому, как быстро он говорит, зачастую проглатывая целые слова. И этот человек пытался убедить её, что всё будет хорошо?
– А вообще знаешь что… – Фебус с усилием поднялся и направился к одному из стеллажей. Здесь расположились соленья, корзины с хлебом, овощи и фрукты, а дальше, на полках у стены, стройными рядами выстроились бутылки с напитками. Фебус знал толк в хорошем вине и мог часами о нём говорить, но в «Ветре и тростнике» в основном подавали глубинник – отвратительное тростниковое пойло, разбавленное очищенной морской водой со специями. Ни один уважающий себя аструмец не притронулся бы к этой дряни, за исключением моряков, которым хотелось упиться вусмерть, не тратясь на ром или дорогое вино. Фебус не раз подавал прошение с просьбой устроить винодельню на острове, но виноград здесь всё равно не приживался, отчего его интеллигентная душа страдала куда сильнее, чем тело от эгерума. Миновав ряды бочек и бутылок, Фебус нырнул в небольшой ящик в дальнем углу и извлёк на свет старую непримечателную флягу.
– Вот, – он протянул неспящей сосуд. – Выпей это завтра за час до обхода.
– И что будет? – прищурилась Соль.
– Не волнуйся, милая, ничего криминального. Настойка «Студенческая»: абрикосовое масло, лён, сок энтерии…
Фебус объяснил, что каждый день дозировка микстуры от эгерума постепенно снижается. Если в примий ты получаешь полную дозу, то к септиму в конце недели она становится такой незначительной, что салиям приходится подмешивать туда специи, чтобы имитировать вкус зёрен Аши. Это помогает удерживать эгеров в состоянии бодрствования и не давать им провалиться в фазу глубокого сна, но в последнюю ночь недели дать организму немного восполнить силы, балансируя на грани дрёмы.
– Этому рецепту меня научил университетский товарищ, – предался воспоминаниям Фебус. – Выпьешь накануне гулянки, и можно до утра соревноваться, кто кого перепьёт! Оно обволакивает желудок и не даёт всякой гадости впитаться. Правда, потом нужно отправить его содержимое обратно, что может показаться не самым приятным процессом… Поэтому мы его берегли для особых случаев. А сейчас вот по старой памяти иногда пользуюсь. Если выпить в предпоследний день, то морок из организма начнёт выветриваться раньше, и спать в септим будешь крепче, чем обычно. Почти как нормальный человек. – Он покачал головой с горькой ухмылкой: – Только ты уж не болтай об этом, пожалуйста, милая.
– А много у вас этой настойки? – любопытно вздёрнула нос Соль.
– Много или немного – я тебе только один раз помогу. Чтобы ты так сильно не печалилась. Но больше ты такого не повторяй, хорошо? Очень вредно это. И опасно. Тебе и так тут несладко придётся…
Соль заметно повеселела после разговора с Фебусом, и кабатчик со спокойным сердцем отправился по своим делам. Неспящая же вернулась к своим обязанностям. Обратно в приют сестры Геры ей не очень хотелось – хозяйка новую постоялицу невзлюбила: в первые дни Соль так активно противилась принятию лекарств, что негодяйку пришлось заставлять пить их силой. Сестра Гера сочла это величайшим позором перед Звёзднорождёнными и в качестве наказания заперла Соль в чулане, пообещав высечь, если подобное повторится. Зато теперь у Соль появилось укромное местечко, где можно спрятаться от всего мира, что она и сделала за час до обхода, до дна осушив флягу Фебуса. Вкус был отвратительным: горьким, маслянистым и удушающе жгучим. Неспящей потребовалось усилие, чтобы её не стошнило уже сейчас. Но она взяла себя в руки и покорно дождалась обхода, на котором с приветливой улыбкой приняла лекарство из рук салии и выпила его за один присест. Сестра Гера даже насторожилась: с какой стати эта хмурая смутьянка вдруг стала образцовой неспящей? – но списала это на свои исключительные таланты в воспитании, в то время как Соль мысленно насмехалась над старой каргой.
Шум воды в душевой наполнял комнату размеренным гулом. Золотистые трубы вились под потолком, скользя вниз по запотевшей плитке. Пар поднимался над полом и приятно обволакивал, дыша жаром в разгорячённое лицо. Большинство девушек уже закончили вечерние процедуры и вернулись в спальню, дав привычной суете, полной смеха и болтовни, понемногу утихнуть. Соль спряталась за одной из перегородок, там, где длинной полосой тянулась решётка слива. Она наклонилась вперёд и заправила мокрые кудри за уши. Два пальца боязливо опустились на язык, надавив на его основание. Неприятный спазм скрутил желудок, и загорелые плечи неспящей вздрогнули. Она закашлялась, чувствуя, как ниточка слюны вытянулась под нижней губой. Соль сделала глубокий вдох и попробовала снова. Съеденное за день в сопровождении горькой желчи выплеснулось наружу и потоком обрушилось на решётку, исчезая между прутьями. Соль потёрла глаза, утирая выступившие слёзы мокрыми пальцами. Горло саднило, а тело била мелкая дрожь, но в остатках обеда, стремительно исчезающего в канализации, отчётливо виднелись перламутровые разводы, характерные для микстуры из зёрен Аши. Удалось! Неспящая упёрлась руками в колени и перевела дыхание, давая остаткам кашля утихомириться в груди.