– Соль… что случилось? – послышался знакомый голос.
Подняв глаза, Соль увидела Ривер. Привычные косы были распущены и теперь белыми локонами струились по бледным девичьим плечам. Нагое тело с недавно начавшими формироваться признаками зрелости было прикрыто полотенцем. Ривер, пожалуй, оставалась единственной, кто до сих пор это делал даже в женской душевой – чтобы смутить её, не нужно было даже стараться.
– Тебе нездоровится? – в ужасе прошептала она. – Я могу… послать за врачом…
– Не надо, – выпрямилась Соль. – Я чувствую себя просто отлично! Лучше некуда!
– Что-то… не очень похоже… – нахмурилась Ривер.
– Слушай, – Соль подошла и приобняла её за плечи, – завтра – великий день. День, когда я наконец смогу поспать.
– Ах, это… Соль, ты бы не надеялась… Это сложно назвать сном. Скорее так, лёгкая передышка.
– О нет, подруга. У меня всё будет иначе. Ты сама всё увидишь!
Слова Соль заинтриговали Ривер. Она и без того отличалась впечатлительностью, и занять чем-то её юный разум было несложно. Весь следующий день девочка провела, бросая на Соль пытливые взгляды больших глаз со светлыми ресницами. Казалось, что она ждёт этого даже больше, чем сама Соль, – так сильно ей хотелось узнать, правда ли подруга будет спать по-настоящему. Но не покидало её и беспокойство: для эгера сон чаще всего заканчивается смертью. И хотя Соль убедила её, что знает, что делает, и сон ей совсем не страшен, Ривер не перестала бояться. Она не раз видела, как её соседки по комнате однажды засыпали и больше никогда не просыпались. Как их забирали неизвестно куда, оставив лишь пустую, идеально заправленную чистым бельём кровать и свежие цветы в вазе на тумбочке. Ривер даже казалось, что, если она однажды и окажется на воле, запах цветов так и будет всегда ассоциироваться у неё со смертью.
– Соль, – прошептала Ривер, стараясь не беспокоить соседок, – ты ещё не уснула?
– Если будешь спрашивать, то точно не усну, – проворчала Соль. Она перевернулась на живот и всмотрелась в комнату, вычленяя очертания Ривер из темноты.
– Тебе не страшно? – прошептала Ривер, подавшись ближе и крепче обнимая одеяло.
– Нет. Я знаю, каково там… С другой стороны. Я бывала там сотню раз. Это совсем другой мир. Тот, где ты видишь настоящую себя. Чувствуешь…
– Неужели так бывает?
– Бывает. Ты сама увидишь, когда я проснусь.
Соль зарылась лицом в подушку и глубоко вдохнула. Наволочка едва заметно пахла лавандовым мылом. Где-то в коридоре тихо щёлкала стрелка часов. Она отсчитывала секунды, гипнотизируя, заставляя раствориться в монотонном ожидании, потерять счёт времени. Впервые за неделю Соль почувствовала, что впереди нет никаких преград. Измождённое тело наконец расслабилось, а разум медленно расплывался в волнах дурманящего эфира. Соль чувствовала себя невероятно уставшей. Как же восхитительно было просто наслаждаться темнотой, обволакивающей с ног до головы под негромкую возню соседок по комнате. Неспящая сама не заметила, когда её веки опустились, а дыхание стало ровным. Она наконец уснула.
Впереди показалась площадь, мощённая песчаной брусчаткой. Полуденное солнце обжигало камни, а ветви деревьев магнолии незаметно трепетали на почти не ощущающемся летнем ветру. Соль видела это место сотни раз. Отсюда начинались самые волшебные истории, самые яркие переживания. В каких-то своих грёзах она была бравым капитанам судна под именем «Сон Короля». В других – спасала целые миры. Иногда она любила, иногда сражалась. А иногда стояла на ошеломительно зелёном утёсе над океаном и впитывала оглушительную тишину, пока ветер ласкал дремлющие в траве каменные изваяния. Не случись с ней эгерума, Соль – она была в этом уверена – всё равно наблюдала бы все эти волшебные картины, закрывая глаза. Всё это напоминало ей о том, что её душа живая. Но болезнь, от которой все вокруг так усердно старались её вылечить, привнесла в этот мир нечто большее.
Именно в нём Соль впервые прикоснулась к солнечному эху. Увидела себя настоящей. И всё начиналось именно здесь, на мощёной площади, залитой полуденными лучами, за которой на многие мили вокруг простиралось бесконечное поле подсолнухов.
«Пшеница и рожь – ты не умрёшь», – сорвалось с губ неспящей. Лёгкий ветерок подхватил эти слова и закружил их над головой. Окружающая реальность вздрогнула лишь на мгновение, но этого было достаточно, чтобы понять. Запавшая в память детская считалочка была для Соль маяком, способом соединить сон и явь, проложить между ними дорогу. Когда она только-только училась осознавать себя во сне, то целыми днями повторяла про себя эти слова, чтобы ночью вспомнить их и подчинить себе просторы подсознания. Так и теперь и площадь, и магнолии, и брусчатка, и солнце – все они на секунду вздрогнули, словно испуганные солнечные зайчики, дав неспящей понять: теперь реальность в её власти. Отныне Соль могла придать своему сну любую форму, и он, словно мягкая глина, безропотно поддастся её разуму. Но сейчас она не хотела играть образами.
Соль шагнула вперёд и остановилась в центре площади, опустившись на землю и скрестив ноги. Она потянулась вперёд и плавно провела руками по воздуху, словно играя на струнах невидимой арфы. Пустота дрогнула и зашлась золотистыми отблесками. Соль не сдержала радости и звонко рассмеялась, чувствуя, как в груди разливается приятное тепло. Она поймала взглядом лепестки, летящие с дерева, и умелым движением потянула на себя призрачные струны. Бело-розовые листья магнолии замерли и, как по волшебству, обратили своё движение в обратную сторону, возвращаясь на хрупкие ветви. Соль чувствовала себя дома. Она смеялась, дышала полной грудью, кружила по площади, улыбаясь солнцу. Время перестало существовать: так сладко и так правильно было быть здесь. Насладившись окружающим миром, неспящая наконец почувствовала, как мысли о реальности начинают пробиваться сквозь ткань бытия. Слабые обрывки воспоминаний, ощущений, надежд… Знакомый сигнал о том, что пора просыпаться. И хоть пробуждение всегда было для Соль несколько болезненным, она без сожалений покидала мир грёз, зная, что он всегда будет ждать её здесь.
Неспящая сосредоточилась и чётко прошептала: «Пшеница и рожь – ты не умрёшь». Обычно вслед за этим мир вокруг снова легко покачивался и начинал медленно рассеиваться в воронке кружащейся яви. Но в этот раз что-то было не так. Магнолии всё так же опадали, давая ветру подхватить осыпающиеся соцветия. Солнце всё так же светило, а мощёная площадь никуда не исчезла. «Пшеница и рожь – ты не умрёшь», – повторила Соль чуть отчётливее. Она повертела слова на языке, распробовала их, пропустила через себя. Словно заклинание, подвластное ей одной. Но мир снова не ответил. Ни единого знака. Липкий холодный страх медленно пополз по спине. Соль стряхнула его с себя, снова и снова повторяя заветные слова, как заворожённая.
Всё это должно быть просто ошибкой. Сейчас она откроет глаза, и всё станет как прежде. Безмятежное спокойствие её места силы начинало ужасать своей непоколебимостью. Соль заметалась, будто выискивая за деревьями выход, но на сотни миль вокруг не было ничего, кроме её собственного разума, не дающего покинуть свою обитель.
Она не могла проснуться.
Глава 24Волчица
Мы живём в мире, где фавийский разбойник может оказаться честнее гильдейского торговца, а шлюха из волчьего дома – благороднее воина в золотых доспехах.
Из этого не нужно делать громких выводов о человеческой натуре.
К этому просто нужно быть готовым.
11 лет назад
Мирах. Ноттские провинции. Аструм
Тэо Рэсис неуверенным шагом двигался вдоль проспекта. Холодный моросящий дождь распугал толпу, пестревшую цветными шляпами, оставив на улице лишь пару промокших, спешащих по своим делам горожан. Южные зимы не шли ни в какое сравнение с северными: они скорее напоминали хмурое лето, непредсказуемое, как строптивая любовница. И всё же от этого не менее обидно было попасть под ледяные капли и заморозить ноги. Тэо проклинал себя за то, что забыл зонтик в госпитале и втягивал голову в плечи, тщетно пытаясь спрятаться от дождя. По правде говоря, спрятаться ему хотелось совсем не от непогоды. Его разбирал жгучий стыд. Перед немногочисленными прохожими, перед самим собой и даже перед улицей, мощённой пурпурно-золотой мозаикой, изображающей движение небесных тел. Голова была пуста, и лишь иногда, словно сквозь толщу воды, в неё пробивались отголоски мыслей.
«Шестнадцатое число Месяца Начал. Или семнадцатое? Дни стали так похожи один на другой, что я перестал их различать. Так непривычно не чувствовать духоты госпиталя… Боги, о чём я только думаю? На что я подписался? Таким человеком ты хотел стать, Тэо? Идёшь, пряча взгляд, словно глупый юнец. Вот и вся сила духа гениального врача. Вот и все его ценности. Все дороги в итоге ведут в одно и то же место».
Тэо остановился и опустил глаза: на земле, даже сквозь струи дождевой воды, можно было разобрать очертания волчьих лап, вымощенных прямо на мостовой. Они повторялись со строгой периодичностью и вели прямиком к дому со светящимися окнами. Любой уважающий себя моряк или торговец в новом городе первым делом идёт по волчьим следам. Если в родном Флюмене и было такое место, то Тэо ничего о нём не знал: его никогда не интересовали подобные развлечения. Ремесло волчицы было чем-то схоже с императорской долей. Во-первых, тем, что без него ни одно процветающее государство не представляло своего существования. А во-вторых, тем, что у каждого встречного будет на этот счёт своё собственное и невероятно ценное мнение. И если от колких высказываний в адрес императрицы аструмцев сдерживал страх или благоговение, то полить грязью волчиц не брезговал никто. Тем не менее многие аструмцы любили и ценили женщин, продающих свою любовь. Особенно те, кто из всех Звёзднорождённых выбрал себе в покровители Журавлиного Брата. Этерн, по поверьям, был искренним сторонником идеи свободной любви. А по удачному стечению обстоятельств – и ярым поклонником блестящих монеток. По такой логике волчий дом являлся едва ли не храмом, где стоило бы почитать Этерна. Но не все разделяли его ценности, даже если испытывали симпатию к жизнерадостному богу. Если люди не осуждали волчиц открыто, то старались относиться к ним как минимум с холодной отстранённостью. Ч