Хил, или Охотница, как её называли другие волчицы, иногда вскользь упоминала, что однажды наконец оставит своё ремесло. Но неужели она просто ушла? Ничего ему не сказала, не оставила ни записки, ни знака? Как теперь найти её в этом бесконечно огромном городе, озарённом цветными огнями? Как жить, лишившись самого близкого друга, ставшего таким важным за столь недолгое время?
Вернувшийся в госпиталь Тэо был сам не свой. Он заперся в кабинете и впервые извлёк на свет бутылку ликёра из горькой полыни, полученную в подарок много лет назад. Тэо Рэсис не любил пить и считал это излишеством, но в самые сложные моменты, когда обратиться было больше не к чему, не отказывался пропустить стаканчик-другой.
Через время в дверях показался его напарник по смене, но по виду товарища понял, что сейчас того не стоит беспокоить вопросами вечернего обхода и пообещал справиться сам. Тэо ещё некоторое время сидел, глядя, как отсветы фонарей за окном отражаются на зелёной глади в стакане. «Я обязательно тебя найду», – крутилось у него в голове.
А может, и не нужно было? Может, она хотела исчезнуть и никогда больше его не видеть? Домой возвращаться Тэо не торопился: после того как Хил появилась в его жизни, мрачная квартирка в квартале Непобеждённой стала для него особенно неуютной, чужой. Она никогда не была его домом: своё сердце Тэо оставил во Флюмене. Там, где сейчас его маленький сын только-только познавал прелести жизни, вступая на свой собственный путь. Всё это было так безбожно далеко, что сердце полнилось лишь тоской, затмевающей все хорошие воспоминания и надежду хоть ненадолго снова увидеть семью. Хил стала для него путеводным светом в этой тьме. А теперь и она исчезла.
За дверью, в больничных коридорах, стоял привычный гул. Пациенты под действием морока не спали и как всегда полуночничали. Тэо привык к этим звукам, они его даже успокаивали. Он провёл остатки вечера в раздумьях, после чего откинулся в кресле и заснул, укрывшись собственным плащом.
– Тэо! Просыпайся, бездельник!
Открыв глаза, Тэо увидел перед собой фигуру старшего врача. Эйра Энний всегда отличался двумя качествами: деятельностью и немногословностью. Однако второе касалось только тех ситуаций, когда его подчинённые работали как подобает. Если же ему доводилось застать врача спящим в собственном кабинете вместо утреннего обхода, эйра Энний припоминал самые забористые словечки из его арсенала.
Тэо пропустил крики мимо ушей, не давая Эннию себя заболтать. Он поднялся, повесил плащ на крючок и, облачившись в халат, бесцеремонно закрылся от старшего врача в уборной. Тело потряхивало от утренней прохлады, заставшей Тэо врасплох после беспокойного сна. Он умылся ледяной водой: сердце мгновенно забилось чаще, а мысли прояснились. Ему было немного стыдно за проявленную слабость: никогда ещё личное не вставало между ним и работой. Миссия врача всегда была для Тэо на первом месте, чего стоило одно решение перебраться в столицу, когда семейная жизнь во Флюмене только-только вошла в нормальное русло. Вот и сейчас стоило взять себя в руки и отбросить мысли о Хил.
– Там новую партию привели, чтобы к обеду анамнез был у меня на столе, – выдал напутствие старший врач, когда Тэо выходил из кабинета.
«Новая партия». Как легко и просто ему удавалось обезличить этих людей. Они поступали сюда десятками, сотнями, и личная трагедия каждого из них переставала быть трагедией. Признаться, Тэо замечал, что за эти три года и сам успел закостенеть. Он помнил, как всё началось, помнил леденящий ужас и желание помочь каждому страждущему… Но теперь всё это потускнело, стёрлось. Неспящих становилось так много, что он едва успевал вести учёт и выдавать одно и то же назначение на всех. Так и сейчас – он обошёл несколько палат и сразу же забыл лица каждого, с кем говорил. По записям в журнале Тэо пациентов можно было с лёгкостью отличить друг от друга: женщина, шестьдесят лет, хронические воспаления лёгких; юноша, семнадцать лет, крупное телосложение, крепкое здоровье; мужчина, тридцать три года, переболел песчаной лихорадкой два года назад. Но мог ли вспомнить Тэо, какими они были на самом деле? Боялись ли или без труда приняли свою долю? Улыбались ли, несмотря ни на что? Отводили ли взгляд?
Отдёрнув штору, ведущую в следующую палату, Тэо сухо поздоровался и принялся задавать стандартные вопросы. Он привык не поднимать глаз, помня, что за защитной белой маской, скрывающей взгляд, всё равно ничего не разглядеть.
– Назовите своё имя и возраст, – попросил он.
Ответа не последовало, и Тэо повторил вопрос. Он раздражённо постучал карандашом по бумаге и собирался было поторопить пациента, как вдруг до него донёсся до боли знакомый голос:
– Тэо?..
Он сразу узнал этот испуганный шёпот.
– Боги всемогущие…
Позабыв всякую осторожность, Тэо отбросил маску с лица и бросился к девушке, заключив её в крепкие объятия. Хил прижалась к нему, вцепившись в его халат и разрыдавшись. Он впервые видел её такой: сломленной, напуганной, потерянной. Опустив взгляд, Тэо вгляделся в её лицо – его побледневший овал теперь украшали чёрные как ночь глаза. Привычная серая радужка утонула в абсолютной тьме, поглощающей любой лучик света, дотянувшийся до неё.
– Не смотри, – отвернулась Хил. Тэо был прекрасно осведомлён о том, что взгляд в глаза эгера может навсегда подписать приговор и сделать его одним из них. Но сейчас ему было абсолютно на это наплевать.
– Как это случилось? – спросил он, усадив Хил на кушетку и опустившись перед ней на колени.
– Я… я не знаю… Я проснулась вчера, а мои глаза уже были такими. Когда Амана меня увидела, то сразу послала за Совами. Я просила её подождать, но она боялась за других девочек, и… – Хил всхлипнула: – Боги, Тэо, что со мной теперь будет?
– Не надо бояться. – Он заправил прядь волос ей за ухо. – Ты уже приняла лекарство?
Хил кивнула.
– Это микстура из зёрен Аши. Ты наверняка о них слышала. Они будут поддерживать твоё тело, не давая заснуть слишком глубоко. Поначалу будет трудно, но ты привыкнешь…
– А потом? – не унималась Хил.
– А через несколько дней тебя отправят на остров.
– Нет, – выдавила она, не в силах сдержать слёзы. – Только не это…
– Не бойся. – Тэо снова обнял её, чувствуя, как хрупкое тело дрожит в его объятиях. – Там о тебе будут заботиться. Салии всегда будут рядом, чтобы помочь и поддержать. С ними работают лучшие врачи.
– Что я там буду делать, Тэо? Это же тюрьма!
– Это не тюрьма, – строго возразил он. – Это место, где ты будешь в безопасности. Тебя обеспечат жильём и работой. Ты сможешь начать новую жизнь. Да и что тебе терять здесь?
– Ах вот как, – отстранилась Хил. – Значит, если я волчица, то мне нечего терять, да?
– Я не это хотел сказать…
– Какая разница, в волчьем доме или на острове в жопе мира, если ты просто дешёвая шлюха, да?!
Хил смотрела на него глазами, полными ненависти. Тэо понимал, что сейчас ею управляют страх и отчаяние, и всё же её слова резали его, словно тысяча кинжалов. Ему хотелось оправдаться, объяснить, но ничего не выходило.
– Простите, эйра Тэо, – в дверях показалось лицо сменщика. Он явно смутился, увидев плачущую девушку, хоть это и не являлось чем-то непривычным здесь. – Эйра Энний просил узнать, когда вы закончите собирать истории болезни…
– Скоро, – холодно ответил Тэо, и сменщик понимающе кивнул.
Как только он покинул палату, Тэо вновь обратился к Хил, перейдя на громкий шёпот:
– Послушай, всё будет хорошо, я тебе обещаю. Я лично прослежу, чтобы о тебе позаботились. Тебе нечего бояться. Я…
– Да пошёл ты, Тэо Рэсис! – Хил выплюнула эти слова с таким равнодушным видом, словно внутри неё в эту секунду что-то умерло.
Общий вечерний совет в последнее время проходил быстро. Врачи госпиталя Непобеждённой настолько свыклись с бесконечным потоком новых неспящих, что довели все свои действия до автоматизма. Эйра Энний с некоторой небрежностью просматривал истории болезни, убеждаясь, что они особенно ничем не отличаются друг от друга, назначал каждому врачу группу пациентов, за которую он будет ответственен, выбирал дату отправки на Храмовый Остров и, закончив с раздачей указаний, отправлялся в свой кабинет, бесконечно довольный собой.
– Эйри Трикса, будете работать в паре с эйра Талием. На вас восточное крыло, те, кто уже уснул. Следите за показателями, поддерживайте стабильное состояние, протокол стандартный. Пусть с ними разбираются уже на острове. Что касается остальных – всё как всегда. Хотя погодите-ка… В двадцать пятой, кажется, буйный. Убеждён, что его здесь держат незаконно. Эйра Сеус, установите за ним постоянное наблюдение. Плавали, знаем таких. Чтобы без фокусов. – Старший врач ещё раз пробежался взглядом по бумагам, чтобы убедиться, что ничего не пропустил. – И в шестнадцатой беременная. Чья пациентка? Разберитесь, у вас неделя.
– Моя! – Тэо торопливо выхватил карточку из рук старшего врача, хотя эта палата и не относилась к его зоне ответственности. Возражать никто не стал – мало кто хочет взваливать себе на плечи лишний груз.
Когда врачи разошлись по своим делам, Тэо растерянно присел на кушетку и внимательно вчитался в анамнез.
Хил Аурели.
Её имя было выведено чётко и ясно, ошибки здесь быть не могло. В самом низу списка проведённых анализов значилась подтверждённая беременность, а прямо под ней размашистым почерком старшего врача соответствующие указания. Глядя на это, Тэо почувствовал ледяной ком, подступающий к горлу. Он с трудом дождался наступления ночи, когда в коридорах осталась только пара дежурных врачей. И, конечно, воин в золотой маске, несущий дозор возле палаты, куда помещали буйных пациентов. Чего только не насмотрелись в госпитале Непобеждённой за все эти годы: и побеги, и драки с врачами, и даже попытки свести счёты с жизнью с помощью кожаного ремня, подвешенного к потолочной балке… На многое были готовы люди от неспособности принять свою участь. У Тэо от осознания этого разрывалось сердце. Он всегда старался дать пациентам понять, что эгерум – не приговор. Да, с момента заболевания она становилась непростой, и всё же многие уже несколько лет жили на Храмовом Острове. Молились, работали, принимали лекарство. Танцевали, влюблялись, разве что только детей не рожали.