– Моя мама любила эту вещь, – сдержанно обмолвилась Ари, хотя Соль и не стала спрашивать. Соль вообще старалась лишний раз не задавать ей вопросов – никогда нельзя было знать заранее, что именно угрюмая кабатчица могла воспринять в штыки. Но в то же время Соль нравилось, что Ари начала делиться с ней такими маленькими деталями своей жизни. Она с каждым днём подпускала её чуть ближе, и это отчего-то согревало душу неспящей. Во многом из-за того, что давало ей возможность почувствовать себя особенной, почти укротительницей дикого зверя, держащего в страхе целый город.
А во многом ещё и из-за того, что остров был лучшим местом, чтобы почувствовать себя одиноким. Когда мир отвернулся от тебя, нет ничего притягательнее, чем замкнуться в себе. Сделать вид, что тебе никто не нужен и ты прекрасно справишься один, какой бы шторм ни вторгся в твою жизнь. Отличный способ оградить себя от боли – не дать судьбе снова отнять у тебя что-то по-настоящему важное, когда ей снова заблагорассудится поразвлечься. Поэтому каждый друг, которого Соль удавалось завести среди неспящих, казался ей особенно ценным. Ей было страшно нырять в эту пучину привязанности, но она манила своим тёплым светом, обещая чувство нужности и безопасности.
Во время молитвы Ари всегда держалась в стороне, даже если неспящие собирались в залитом полуденным солнцем храме для общего танца во славу Этерна. Соль и раньше это замечала, но теперь, когда Ари перестала принимать морок, её отстранённость стала особенно бросаться в глаза. Она выглядела потерянной и насторожённой, часто оглядывалась и время от времени опиралась на стену, прикрыв глаза и прислушиваясь. Соль списывала это на привыкание к новым ощущениям. Да и кто будет чувствовать себя спокойно, когда вокруг снуют салии и Совы, которые могут в любой момент раскрыть твой страшный секрет?
– А ты тоже их слышишь? – однажды спросила Ари, помешивая рыбный бульон в котле. Кухню заполняли десятки запахов, а духота стояла такая, словно на остров пришло настоящее южное лето.
– Кого? – не поняла Соль, нарезая морковь. Получалось это у неё из рук вон плохо, её вообще старались лишний раз не пускать на кухню.
– Шёпот, – ответила Ари, немного погодя. – Много голосов… Разве не это ты видишь во сне?
– Нет, – покачала головой неспящая. – Каждый видит своё. Ты что-то слышишь?
– Не бери в голову… Наверное, почудилось.
– Ари, это важно. Ты должна прислушиваться к себе, если и правда хочешь научиться…
– Приведи мне эту дрянь! Или пожалеешь! – донёсся из зала оглушительный вопль, и девушки замерли.
– А вот это уже точно не почудилось, – нахмурилась Ари.
Выскочив из кухни, они с Соль стали свидетелями следующей картины: вечерний кабак, полный посетителей, затих, предчувствуя надвигающуюся бурю. В центре зала стоял Фебус, а рядом – Малия, одна из неспящих, которых Соль удалось пробудить накануне. Обыкновенно тихая и кроткая, сейчас она рвала и метала. Её большие чёрные глаза были наполнены слезами, а голос срывался, осыпая кабатчика оскорблениями. Завидев Соль, Малия бросилась к ней и вцепилась в её рукав:
– Всё из-за тебя! Ты во всём виновата!
– Малия, перестань, прошу тебя, – заискивающе обратился к ней Фебус, пытаясь успокоить разбушевавшуюся эгерку. – Давай поговорим…
– Ты уже договорился, Фебус! Его забрали из-за вас, и вы ответите! Все вы!
– Да что, мрак вас разбери, случилось? – Соль попыталась освободиться из захвата, но худые цепкие пальцы лишь сильнее впились ей в руку, словно когти дикой птицы.
– Моего Галия забрали! Он не проснулся из-за тебя и твоих дурацких советов!
– Галия? – ошарашенно переспросила Соль.
– А ты уже и имя его не помнишь! Ну конечно, кто бы сомневался! Пудришь мозги десяткам людей, и тебе плевать на то, что с ними будет!
Соль помнила Галия. Они с сестрой были не слишком-то похожи: она – худая и молчаливая, он – дородный, вечно улыбающийся, с лёгким юношеским пушком над верхней губой. Брат Малии был портным, любил кошек и видел во сне корабли. Он мечтал стать моряком, если когда-нибудь выберется с острова. Соль так и не узнала, какой была его особенность, – Галий совсем недавно начал обучение и только-только пережил свою первую ночь без микстуры.
– Прекрати этот цирк и объясни, что случилось, – вмешалась Ари, смерив Малию строгим взглядом.
– А что непонятного? – осела Малия. Её голос стал тише и сдержаннее. – Он не проснулся сегодня. Совы были у нас на пороге уже в полдень. Теперь он там, в храме. Боги, что же с ним будет…
– Как и всех – накачают аурой, а там – либо проснётся, либо коньки отбросит, – констатировала Ари. Заметив, что дядя Фебус смотрит на неё с укором, она смутилась, поняв, что Малия, видимо, хотела услышать совсем не это.
– Я немедленно иду за Совами, – отчеканила неспящая. – Пора прикрыть вашу лавочку, пока кто-то ещё не поплатился за это жизнью.
– Послушай, Малия, не стоит торопиться с выводами, – вмешался кабатчик. – Это был несчастный случай, но это не значит…
– Мне плевать, Фебус, – отрезала она. – Это не вернёт мне брата.
Малия уже собралась уходить, когда кабатчик схватил её за руку в надежде урезонить. Молниеносным движением Малия обернулась и коснулась ладонью его груди. Фебус ахнул, оторвавшись от земли, и с силой влетел в противоположную стену, рухнув на пол со сдавленным стоном. Кто-то из присутствующих вскочил с места, другие, наоборот, предпочли забиться в угол, но никто так и не решился приблизиться к разъярённой Малии, стоящей в центре зала. Её грудь вздымалась, полнясь истерическими всхлипами, а руки дрожали. Ари бросилась к дяде, в то время как Соль сделала несколько решительных шагов вперёд, встретившись с Малией взглядами.
– А как ты собираешься объяснить Совам это? – спросила она. Малия не отвечала, тяжело дыша и глотая слёзы. – Ты ведь одна из нас. Они расправятся с нами всеми. Закроют в храме навечно или бросят в тюрьму. А может… – Соль подошла ещё ближе, и Малии пришлось сделать шаг назад, – может, вообще избавятся от нас. Так ведь проще…
– Не смей мне угрожать, – всхлипнула Малия, прожигая Соль взглядом, полным ужаса и ненависти. – Ты делаешь ужасные вещи.
– Я пытаюсь помочь, – твёрдо возразила Соль. – И ты это знаешь. Ты была здесь и верила мне. А теперь, – она кивнула в сторону Фебуса, лежащего на коленях у племянницы и стонущего от боли, – ты способна на это. Ты стала такой, потому что я рассказала тебе как. Мне жаль, что Галий не справился, но я не могла знать. Я сделала всё, что было в моих силах, для него. Рассказывай кому угодно, хоть самой императрице, мне плевать. От этого никому не станет лучше, а ты всех нас утянешь на дно. А жертва твоего брата будет напрасной.
Малия занесла худую ладонь в воздухе, но что-то остановило её. Несостоявшаяся пощёчина застыла, словно звёздный бражник в кусочке слюды, приковав к Малии взгляды посетителей «Ветра и тростника». Малия мотнула головой, заставив волосы, собранные в тугой пучок, растрепаться, и направилась к дверям. Её шаги звучали оглушительно в повисшей тишине, сливаясь с негромким шёпотом зевак. Среди них вполне могли быть и те, кто ничего не знал о происходящем, но Соль действительно было наплевать. Она с трудом сумела различить тихий всхлип прежде, чем покатые плечи эгерки скрылись за резными дверями кабака. Не медля ни секунды, Соль рванулась к Фебусу. Старик приподнялся на локте, но его лицо тут же исказила боль. Ари держала его под руку в то время, как Соль поддержала с другой стороны. Они помогли кабатчику подняться, осторожно усадив на диван.
– Дядя, как ты? – взволнованно пробормотала Ари, салфеткой утирая пот с его морщинистого лба.
– Жить буду, милая, – слабо улыбнулся Фебус. – Ты уж не беспокойся так, Малия та ещё штучка, я всегда знал. Знойная женщина…
– Боги, эйра Фебус, вы опять за своё, – неловко рассмеялась Соль. Приятно было видеть, что даже в таком состоянии кабатчик не терял присутствия духа. – Вот так больно?
Она осторожно ощупала его рёбра, и, как бы Фебусу ни хотелось изображать стойкость, он не смог сдержать стона.
– Может быть и перелом, – отчаянно вздохнула Соль. – Надо бы врачу показать.
– И что скажем? – перешла на шёпот Ари. – Что его Малия так отделала?
– А что, вполне себе кабацкая драка. Можно без имён. И без подробностей.
– Я и сам справлюсь! – попытался храбриться Фебус, но девушки его не слушали.
– Попроси мужиков в зале, пусть помогут до госпиталя довести, а я тут пока приберусь, – скомандовала Соль и нырнула в кладовку, где, по обыкновению, прятались вёдра и швабры.
Среди гостей быстро нашлась пара добровольцев, и вскоре они стройным шагом направлялись к храму, за которым раскинулось крыло госпиталя, светящееся витражными окнами в вечерних сумерках.
– Эй! – Ари окликнула Соль прежде, чем нагнать уходящую процессию. – Как думаешь, она и правда нас сдаст?
– Нет, – уверенно ответила Соль.
– Откуда тебе знать?
– Просто знаю, и всё.
– Всё-то ты знаешь, – закатила глаза Ари и отправилась вслед за дядей, чтобы убедиться, что с ним всё будет в порядке.
Соль приняла несколько заказов от тех посетителей, кого потасовка не отпугнула, а только позабавила. Вскоре, по обыкновению, прибыли музыканты, и «Ветер и тростник» заполнили фальшивые, но задорные мелодии расстроенной кифары и тимпана. О случившемся напоминали лишь щепки и опрокинутая кружка глубинника в том месте, где Фебус потерпел поражение в неравном бою со стеной. Соль быстро справилась с уборкой, и вскоре вечер вернулся в привычное русло.
Неспящая продолжала обслуживать гостей и улыбаться им в знакомой кабацкой суете, но в голове было пусто. Душу будто вытянули, оставив одну лишь оболочку, напоминающую человека. То и дело перед глазами всплывало лицо Галия: ещё по-юношески округлое, всегда весёлое, с большими глазами, которые – формой и размером – единственные выдавали его родство с неразговорчивой сестрой. Подав компании смеющихся женщин тарелку горячего хлеба и сыра, Соль вернулась в подсобку. Она опустилась на пол и устремила взгляд на золотистый свет ауры в лампе на стене. Она сама не заметила, как слёзы покатились по щекам. Соль казалось, что она всё делает правильно: столько лет ей удавалось жить, победив свой недуг, столько надежд на будущее теплилось в её сердце… Так сильно грела её идея о том, что теперь, хоть боги и закинули её на этот проклятый остров, она сможет не только обрести свободу, но и показать новый мир другим страждущим. Соль готова была бороться с непринятием, с сопротивлением, да хоть бы с самими Совами… Но не была готова к тому, что злодеем в этой сказке окажется она. Бедный Галий, сколько ему было? Двадцать? Молодой мужчина, увлечённый своим делом, ведомый глупой, но такой красивой мечтой… Соль вспомнила, как он любил петь вместе с Конором и другими мужиками, собирающимися вечером квинтия за кружкой глубинника. Как он робко делился своими воздыханиями по дочери пекаря. Неужели он и правда никогда больше не проснётся? И всё это из-за неё?