– Как будто воду никогда не видел…
– Парное молоко! – удовлетворённо закричал Тори, чтобы Соль точно его услышала. – Идёшь?
– Ещё чего! – Она протестующе замотала головой.
– Да ладно тебе! – Виатор сделал несколько размашистых гребков, возвращаясь к берегу, и поманил её. – Хотя…
– Что?! – нетерпеливо переспросила Соль, разозлившись на такую затянутую паузу.
– Можешь и там остаться! Когда от женщины пованивает… Что-то в этом есть!
Тори оскалился и щёлкнул зубами, видимо, надеясь походить на тигра, но взъерошенная шевелюра и чуть посиневшие губы сделали его похожим скорее на выдру, с досадой глядящую на проплывающую мимо упущенную рыбку.
– Придурок! – бросила ему Соль, вложив в это слово всю возможную силу своего голоса. Но немного погодя добавила: – Отвернись!
– Слушаюсь, эйри! – по-солдатски отрапортовал Тори и действительно отвернулся.
Соль неловко огляделась и принялась раздеваться. Её движения были нервозно дёргаными – она чуть не порвала узорчатые ремни, которые носила поверх рубашки. Вскоре к ним отправились ботинки, широкие штаны, а за ними и сама рубашка. В очередной раз глянув на Тори и убедившись, что он не подсматривает, Соль украдкой поднесла её к носу. Ткань пахла пылью и по́том, однако не настолько сильно, чтобы это мог почувствовать кто-то со стороны. Этот наглец посмел задирать её! На ровном месте!
Прикрывая грудь одной рукой, Соль замешкалась. Догола раздеваться не хотелось, но и перспектива ехать дальше в мокрых трусах тоже не прельщала.
– Ну что, уже можно? – донёсся до неё нетерпеливый крик Тори.
– Нет!!! – в ужасе вскрикнула Соль и решительно отправила бельё в общую кучу одежды, балансируя на одной ноге.
Она в пару прыжков оказалась у воды, наступая на пятки и не давая колючей траве повредить ступни. Хоть Соль и любила ходить босиком, а её ноги были привычны к капризной фавийской земле, обыкновенно устланной еловыми иголками, перед долгой дорогой стоило себя поберечь. Неспящая боязливо окунула палец ноги в воду и вскрикнула. Она ожидала, что река окажется холодной, но чтобы настолько…
– А теперь можно? Я уже замёрз стоять как столб! – пожаловался Тори.
– Не вздумай!
– Тогда можешь побыстрее?
– Подождёшь, не околеешь, – буркнула Соль.
Она сделала глубокий вдох и погрузила обе ступни в воду. Тело пронзил разряд молнии, а сердце неприятно кольнуло.
– Лучше сразу окунуться, не то хуже будет, – посоветовал Тори.
– И без тебя знаю!
Прошло несколько мучительных минут, прежде чем Соль смогла войти в воду по колено. Чем глубже становилась река, тем сложнее было двигаться вперёд. Каждый дюйм кожи на бёдрах словно обжигало огнём, как бы она ни старалась привыкнуть к воде. Соль героически сражалась с желанием отступить и вернуться на берег: она ни на секунду не поверила, что от неё дурно пахнет, но помыться и правда очень хотелось. Для себя. Исключительно. Когда прозрачная кромка воды достигла тонкого белого шрама на середине бедра, до Соль донёсся решительный голос:
– Ну всё! Поворачиваюсь!
Время замерло, и серебряные брызги вокруг Виатора взметнулись вверх. Ужас охватил Соль с ног до головы: ещё мгновение, и её окатит ледяной волной. Ещё мгновение, и он увидит её… Боги! Соль завизжала и, сжавшись в комочек, кинулась в воду, едва успев зажать нос рукой.
Мир вокруг исчез. Ледяное чрево реки поглотило её, лишив всех возможных чувств. Взгляд заволокла темнота, звуки слились в гудящую подводную тишину, а тело парило в объятиях течения, став совершенно невесомым. Возле сгоревшей деревни не было рек. У подножия Костяной Горы с охайской стороны примостилось небольшое озерцо: время от времени они с Рыжим и Сойкой выбирались туда охотиться на лягушек. Но всё его дно да и поверхность были затянуты отвратительной зелёной тиной. Поговаривали, Нат однажды на спор всё же нырнул, но сама Соль не видела. Зато имела честь наблюдать, как он целую неделю вычищал зелёное месиво из волос и жаловался, что эта вонь никогда не покинет его. Соль никогда не представляла, каково это – окунуться в реку, и теперь для неё открылся новый мир. Омываемая ледяным потоком, она чувствовала себя абсолютно свободной. Маленькой частичкой мира, оказавшейся наконец там, где ей и положено быть.
Неспящая выдохнула поток блестящих пузырьков и, немного помедлив, наконец вынырнула, жадно хватая ртом воздух. Из груди сам собой вырвался заливистый смех. Звонкий и чистый, как подводный ручеёк. Тори окатил её водой, и она ответила тем же, хохоча, как ребёнок. Увлекшись игрой, Соль сама не заметила, как дно ушло из-под ног, и она ухнула на глубину, наглотавшись речной воды. В ужасе вынырнув, она почувствовала, как Тори схватил её за руку и вытянул туда, где воды было только по шею.
– Ты плавать не умеешь? – удивился он.
– С чего бы мне уметь? – с вызовом ответила Соль. – Я реки только на картинках видела.
– Ну даёшь…
К её удивлению, вода не пугала. Даже не понимая загадочного искусства держаться на ней, Соль чувствовала себя в безопасности. Зубы отстукивали только им известный марш, а промокшие кудри неприятно липли к шее, но ей было всё равно. Повторяя за Тори, она оттолкнулась от дна и позволила потоку подхватить своё тело, помогая руками и ногами. Получилось! Соль не могла припомнить, когда в последний раз была так счастлива. Мир с его сложностями и препятствиями словно перестал существовать. Нет ничего чище и честнее, чем природа. Радость, которую она дарит, невозможно измерить, как невозможно постичь её умом. Когда человек оказывается один на один с природой, пробуждается даже самое чёрствое сердце, вспоминая ритм, с которым оно стучало когда-то на заре времён. Когда не было ни аурографов, ни монархии, ни банковских ссуд, ни даже поездов. Впервые за долгое время неспящей удалось ненадолго забыться и увидеть тот самый мир, о котором она грезила с тех пор, как была ребёнком. Эгер или здоровый, аструмец или охаец, знатный человек или бродяга без ория за душой… Все дети смотрят на мир одинаково. С восхищением и искренним любопытством, не пытаясь искать подвох.
Несколько раз совершив заплыв до середины реки и обратно, Соль вернулась с поражением. Длинные конечности Тори и жизнь в доме у реки не оставляли ей ни шанса на победу. Но её это не беспокоило: в носу щипало, а пальцы ног тонули в шершавом песке на дне. И ничего в мире больше не имело значения.
– Ты дрожишь, – заметил Тори, щурясь от солнца. Странно, но веснушек на его носу будто стало больше, хотя они имели свойство пропадать по осени и снова появляться ближе к лету. Таких людей звали поцелованными Этерном, но вряд ли Тори обрадовался бы, если бы какой-то мужик поцеловал его в нос. Даже божественный.
– Ты наврал, вода ледяная, – с шутливым укором заметила Соль.
– Прости, – растерянно улыбнулся он.
Здесь вода доставала ей до плеч, и Соль поймала взгляд Виатора. Карие глаза скользили по искажённым бликами на воде очертаниям крошечной груди, сжавшейся от холода. Но Тори не пялился на неё, словно на кабацкую девку. Он осторожно изучал, поднимаясь взглядом выше, к ключицам, скользнув по шее и нежно коснувшись им бархатистой щеки.
Соль не хотелось признавать это, но ей нравилось, когда на неё смотрели… вот так. Что-то древнее и сакральное пробудилось под рёбрами и растеклось внизу живота. Пожалуй, впервые в жизни она почувствовала себя женщиной. У Соль было много личин: дочь, подруга, эгерка, вольная. Деревенская девчонка, овечья пастушка, художница, иногда шутница, иногда невыносимая зануда. Многие знали её как мятежную душу и совсем немногие – как любительницу историй о звёздах и старинных сказаний. Для кого-то она была символом надежды, искрой, что вызвала самый яркий пожар за последние двадцать лет. Для иных она была будущей убийцей. Но ни для кого и никогда Соль не была женщиной. Не той, с которой учишься целоваться, чтобы не опростоволоситься с девчонкой, которая на самом деле нравится. Не той, кого можно на пьяную голову зажимать на завалинке за общим залом, не особенно размышляя, хочет она того или нет. Но той, на которую смотришь, щурясь от солнечных лучей, играющих в ледяной воде, и не можешь оторвать взгляда. Даже если она всё это выдумала, снова потерявшись в мире собственных фантазий… Ей чертовски нравилось в нём пребывать. Это был лучший из миров.
– Пойдём, неспящая, – кивнул Тори и тяжёлыми шагами без всякого стеснения направился к берегу, демонстрируя миру вокруг все свои лучшие стороны. – А то правда ведь простудишься.
Глава 42Лихорадка
Тот день и правда был из тех, что Месяц Туманов подкидывает, дабы поглумиться над несчастными аструмцами. Улыбчивое солнце скрылось за горизонтом и с тех пор больше не показывалось, уступив место дождям. В пути они только мешали: поначалу Тори и Соль старались находить укрытие и пережидать непогоду. Им посчастливилось провести одну ночь в полузаброшенной часовне на отшибе, а на следующую найти небольшой грот в лесу. Но косой дождь всё равно нет-нет да и пробирался под каменные своды, и промозглый влажный ветер пронизывал до костей. В итоге было решено перестать оттягивать неизбежное и отдать себя в руки судьбы. По большей части это было решением Соль: она слишком боялась отстать от графика и не успеть перехватить Сиятельную. Если разминуться с императрицей сейчас, подобраться к ней за пределами Фавии вряд ли удастся. Только на востоке никому ни до кого не было дела даже в самые смутные времена.
Дорога давалась нелегко: путники всё ещё избегали популярных маршрутов, но в итоге им всё же пришлось выйти на главный тракт. Золотце не справлялась с размытым грунтом – ей и так нелегко жилось. Да и тракт местами подмывало настолько сильно, что им обоим приходилось спешиваться и вести лошадь под уздцы. На третий день Соль начала кашлять. Она не придала этому значения и заварила немного трав в котелке, когда они остановились на ночлег. Однако недомогание усиливалось и ещё через два дня переросло в лихорадку. Не замечать его уже не получалось: неспящая дрожала и проваливалась в липкий однообразный бред. Тори отдал ей и свой плащ, но это не помогло, разве что он сам вымок до нитки. Они часто останавливались, чтобы отдышаться. Запасы еды, пополненные несколько дней назад, истощались, а страшнее всего были ночи. Соль кашляла так глубоко и хрипло, что её худое тельце сотрясалось, как травинка на холодном ветру. Но больше пугала не сама простуда: в бреду неспящая почти ничего не соображала, а значит, и сон её переставал быть осознанным и чутким. Она рисковала просто не проснуться однажды утром, утратив контроль, которому училась столько лет.