– Стой! – Тори со всех ног бежал вверх по ступенькам, но нагнал Соль уже наверху. Ему пришлось схватить её за предплечье, чтобы она наконец остановилась. Она ничего не сказала, встретив его угрюмым сопением.
– Я думал, мы посидим ещё немного. Ну, знаешь, развеемся…
– Эйра Тори, ты и правда такой дурак?
– В целом да, но к чему именно был этот вопрос?
Соль прижалась спиной к стене и опустилась на пол, зарывшись лицом в поджатые колени.
– Завтра она будет здесь. Вот и конец пути, понимаешь?
– Разве не начало? – улыбнулся он, опустившись на корточки прямо перед ней. – Потом будет совсем другая жизнь!
– Ты правда в это веришь? – Соль подняла заплаканные глаза, и Тори окутала ледяная пустота, плещущаяся за чёрной радужкой. – Даже если меня не убьют, случится чудо, и я смогу… Я должна буду отнять чужую жизнь. Целую жизнь.
– Но она ведь отняла твою, – ответил он, немного поразмыслив. – Мы просто заберём должок.
– «Просто»! – Соль поднялась на ноги. – Опять у тебя всё просто! Странно, что тебя, мать твою, до сих пор не сделали императором! Всем бы тогда жилось так просто!
Тори попытался подойти ближе, но она с силой толкнула его в грудь:
– И нет никакого «мы»! Это моя война! Не хватало ещё, чтобы ты путался под ногами!
– Но я…
– Нет! Собирай вещи и уезжай. Сегодня же. Твоя работа здесь закончена. Хорошо постарался, – выдавила Соль сквозь слёзы, прежде чем дверь комнаты оглушительно хлопнула прямо у Тори перед носом.
Соль лежала на постели, свернувшись в клубок. Никогда мир ещё не казался таким огромным, и никогда ещё она не казалась себе такой крошечной. В голове пульсировала оглушительная пустота, а слёзы сами собой катились по щекам. Как беспечно она бросила себя на одну чашу весов с судьбой целого мира. Только в красивых сказках храбрая героиня спасает всех от неминуемой гибели. Но если Соль вдруг исчезнет с лица земли, в мире просто… ничего не изменится. Люди и дальше будут ходить по улицам, улыбаться друг другу, трудиться в мастерских, трахать шлюх и пить водку. Эгеров всё так же будут «лечить», убеждая, что спасают их жалкие жизни. Власть имущие по-прежнему будут греть жопы на золочёных тронах, благородно даря своим подданным умеренную нищету, почти незаметное кумовство, вежливый произвол стражи и ещё пару десятков счастливых лет без бессмысленного братоубийственного кровопролития. Но мир не рухнет, не превратится в пыль, боги не отвернутся от него… Если они, конечно, существуют.
Соль никогда не сомневалась в незримом покровительстве Звёзднорождённых, заботливо взирающих на Аструм нежными взглядами с небес. Но теперь она готова была поспорить, что ни один бог на свете не допустил бы той жестокой, тупой и лишённой всякой морали истории, что происходила с ней прямо сейчас. Соль задыхалась одновременно от жалости и отвращения к себе. Она убеждала себя, что ей досталась совсем не сложная задача, да и поднесли её, считай, на блюдечке. Сердобольный принц отсыпал ей кучу золота (в волчьем доме столько и за год не заработаешь), раскрыл все карты, разложил по полочкам, как легко и просто изменить судьбу всей империи, убрав с доски лишь одну фигуру… Вот только лично пачкать руки побрезговал. Куда удобнее выбрать для этой работы того, у кого нет выбора. Стоило признать, Соль ему верила. Это, пожалуй, и подтолкнуло её к согласию. Каких бы выгод ни искал Рекс Мортис, будучи достаточно безумным, чтобы сжить со света собственную мать, он сочувствовал эгерам. Соль видела это в его глазах ещё в тот день в госпитале. Он не побоялся лицом к лицу столкнуться с теми, кто переполошил целый остров. Он с самого начала знал, на что способны люди с чёрными глазами, но предпочёл рискнуть, чтобы показать им свою лояльность. Все политики – одинаковые куски дерьма. Но у некоторых из них за пазухой припрятано особое, непобедимое оружие – правда. Правда всегда побеждает. В любой войне. В любую секунду шаткого мира. Принц был единственным, кто не побоялся сказать ей правду, и когда весь остальной мир отвернулся от неё и её народа, она вынуждена была ему поверить. Пусть сейчас на неё и накатывали злость, беспомощность и обида, Соль искренне верила, что выбрала правильный путь. Если Рекс сдержит своё слово и освободит неспящих, как только окажется на троне… Это того стоило.
Рыдания обессилили Соль. Уголки глаз горели, а тело непослушно дрожало, словно придавленное огромным валуном. На неё навалилась нечеловеческая усталость, и размытый поверхностный сон почти забрал её в свои объятия, когда со стороны окна донеслось шевеление. В ужасе подскочив на постели, Соль увидела в свете настенной лампы лицо Тори. Он совершенно бесцеремонно вскарабкался по карнизу на второй этаж и, перекинув ноги через подоконник, ввалился в комнату.
– Дверь была заперта, – виновато улыбнулся он.
– Я её заперла. Чтобы ты не вошёл. – Немного остыв, Соль больше не могла быть такой колкой. Да и что уж там – она была невероятно рада увидеть его снова.
– Я тут это… принёс. – Тори неожиданно вытащил из-за спины букет пожухлых подсолнухов. Соль не могла поверить своим глазам: откуда он знал? – Подумал, что они тебя хоть немного порадуют.
Она медленно подошла к Тори, осторожно, словно изучая, коснулась жёлтых лепестков. Умудрился же отыскать подсолнухи в это время года…
Приняв цветы и прижав их к груди, Соль уткнулась лбом Тори в грудь. Слёз не осталось – лишь всеобъемлющее липкое чувство ужаса и отрешённости. Он обнял её и прижал к себе. Его объятия были крепкими, может, даже чересчур. Этот момент не был похож ни на один из прошлых. Его горячие руки обвивали её маленькое уставшее тело, словно боясь отпустить хоть на секунду и потерять навсегда.
– Я никогда раньше не видел смерть, – начал вдруг Тори. – Только в детстве случайно лягушку палкой пришиб. Потом неделю мучался. А после… Только когда папа умер…
Он говорил негромко, шепча прямо над её макушкой.
– …но и то казалось неправдой. Он умер где-то далеко. И мне было стыдно, что я не горюю. А потом, на острове… Когда Нат убил тех стражников… Я вдруг понял, что всё по-настоящему. Было очень страшно. Боги, у меня чуть сердце не остановилось. Они лежали на полу мёртвые. По-настоящему. Я не знаю, каково это – убить кого-то, – добавил он после продолжительной паузы, – не знаю, смог ли бы я. И представляю, как это страшно. Не понимаю, как ты держишься. У тебя, похоже, задница из стали…
– Вот вообще ни разу не из стали, – грустно улыбнулась Соль, зарываясь носом в его рубашку. Её больше не волновали приличия и собственная гордость. Она вдыхала его запах, и от него на душе становилось спокойнее. – Лежала тут и скулила, как побитая собака.
– Может, ещё не поздно отступить? – неожиданно спросил он и почувствовал, как Соль заметалась в его руках, желая отстраниться.
– Не смей, – запротестовала она. – Не смей даже думать об этом, слышишь?!
– Но ты же…
– Я это сделаю. Сдохну, но сделаю. Можно жить, убив кого-то, но жить, как жалкая трусиха, я не смогу!
Она билась в его руках, как испуганная птица, но Тори не давал отстраниться даже на дюйм. Он не умел красиво говорить, но его прикосновения говорили за него. Тори словно прижимал к себе что-то невероятно ценное, хрупкое и в то же время сильное и опасное. Такой он видел её: несломленной и прекрасной в своём максимализме и упёртости.
– Ты правда хотела, чтобы я ушёл?
– Нет, – честно призналась Соль. – Но тебе придётся. Меня хотя бы может защитить мой дар. Я себе не прощу, если втяну в это тебя и что-нибудь случится.
– А я, может, сам хочу втянуться.
– Ну почему ты такой дурак, эйра Тори? Зачем ты всё время стремишься в это болото?
– Потому что ты самый смелый человек, которого я когда-либо встречал.
Она подняла на него чёрные глаза, встретившись с таким знакомым и уже ставшим привычным взглядом. Улыбка Тори всегда дарила ощущение дома. Колосья на пригородном поле, стук колёс проезжающих мимо поездов. Ночной свет в окне, горячий ужин, кружка чая. Солнечное утро в помятой постели. Привычка ни о чём и никогда не беспокоиться. Он ужасно раздражал своей неотёсанностью, самоуверенностью, упрямством… И ужасно манил своей очаровательной простотой и открытостью. Тори наклонился и коснулся её губ своими. Осторожность и робость явно были ему в новинку, но он сдерживался изо всех сил, чтобы не спугнуть момент. Соль ответила на поцелуй и уже через мгновение подалась навстречу, жадно впиваясь в него, прижимаясь всем телом и цепляясь непослушными пальцами за его рубашку. Низ живота свело болезненной судорогой, а дыхания не хватало до головокружения.
Осмелев, Тори протащил её по комнате и толкнул на одну из узких кроватей. Вжимая её в продавленный пружинистый матрас, он едва давал ей сделать вдох, снова накрывая её губы поцелуем. Его пальцы были шершавыми, но они явно знали, что делают. Соль отвечала на ласки нервно и отрывисто, словно не понимая, куда себя деть. Она то пыталась перехватить инициативу, боясь получить больше, чем дать, и остаться в одной ей понятном долгу, то терялась во внезапно накатившей волне удовольствия и выгибалась с тихим стоном, смущаясь собственного голоса. Освободив её от одежды, Тори остановился, изучая взглядом каждый дюйм её тела. Он смотрел на неё как опытный ювелир, годами оттачивавший мастерство распознавания граней и отблесков. Соль злилась, понимая, что ничего из того, что он сейчас видел, для Тори не в новинку, и в то же время испытывала едкое самодовольство от понимания, что она – другая. Она не была роковой красоткой из тех, что становились для Тори очередным завидным трофеем. Её угловатые плечи, маленькие коричневые соски на плоской груди, торчащие тазовые косточки и смущённо сжатые бёдра… Он никогда бы не купил ей пива, встреться они случайным вечером в кабаке. Но сейчас он смотрел на неё с такой страстью и жаждой, что, казалось, позабыл не только обо всех своих предыдущих похождениях, но и кем являлся сам. Соль неуклюже стянула с него рубашку, не дотянувшись до рукавов. Со штанами ему пришлось справиться самому – Тори едва не запутался в них, балансируя на узкой кровати. Соль смотрела на его обнажённое тело в полумраке ночной лампы и не верила в реальность происходящего. Разум охватило обжигающее мутное марево, словно кто-то поддал кипятка на раскалённые камни. Тори заметил, что она смотрит на него скованно, словно боясь даже взглядом переступить черту, и снова впечатал её в постель, по-хозяйски скользя ладонями по её извивающемуся телу.