Был чужд ему всегда «опасный крен».
Пример работникам он очень многим!
— Кто он?
— Московский метрополитен!
Агния БартоНАШ СОСЕД — ИВАН ПЕТРОВИЧ
Знают нашего соседа
Все ребята со двора.
Он им даже до обеда
Говорит, что спать пора.
Он на всех глядит сердито,
Все не нравится ему:
— Почему окно открыто?
Мы в Москве, а не в Крыму.
На минутку дверь откроешь,
Говорит он, что сквозняк.
Наш сосед Иван Петрович
Видит все всегда не так.
Вот сегодня день хороший,
Тучки в небе ни одной,
Он ворчит: «Надень калоши:
Будет дождик проливной».
Я поправился за лето,
Я прибавил пять кило,
Я и сам заметил это:
Бегать стало тяжело.
— Ах ты, мишка косолапый, —
Мне сказали мама с папой, —
Ты прибавил целый пуд!
— Нет, — сказал Иван Петрович, —
Ваш ребенок очень худ.
Мы давно твердили маме:
Книжный шкап купить пора:
На столах и под столами
Книжек целая гора.
У стены, с диваном рядом,
Новый шкап стоит теперь.
Нам его прислали на дом
И с трудом втащили в дверь.
Так обрадовался папа:
Стенки крепкие у шкапа,
Он отделан под орех.
Вдруг пришел Иван Петрович,
Как всегда, расстроил всех.
Он сказал, что все не так,
Что со шкапа слезет лак,
Что совсем он не хорош.
Что цена такому — грош,
Что пойдет он на дрова
Через месяц или два!
Есть щенок у нас в квартире,
Спит он возле сундука.
Нет, пожалуй, в целом мире
Добродушнее щенка.
Он не пьет еще из блюдца.
В коридоре все смеются:
Соску я ему несу.
— Нет, — кричит Иван Петрович, —
Цепь нужна такому псу.
Вот однажды все ребята
Подошли к нему гурьбой,
Подошли к нему ребята
И спросили: — Что с тобой?
Почему ты видишь тучи
Даже в солнечные дни?!
Ты очки протри получше,
Может, грязные они?
Может, кто-нибудь назло
Дал неверное стекло?
— Прочь, — сказал Иван Петрович, —
Вас сейчас я проучу!
Я, — сказал Иван Петрович, —
Вижу то, что я хочу.
Отошли подальше дети:
— Вот сосед какой чудак!
Очень плохо жить на свете,
Если видеть все не так.
Евгений БермонтЗАЯЧЬЯ ДУША
Даже когда Михаил Михайлович Ранев укладывается наконец в постель, мысли, как черные мухи, всю ночь не дают ему покоя.
Действительно, разве за всем уследишь? Вот, скажем, недавно задели одного крупного товарища, которого лучше было не задевать. А вчера, наоборот, недозадели другого крупного товарища, которого именно сейчас выгодно задеть.
Трудно приходится заячьей душе, если она выбрала себе совсем неподходящую оболочку — редактора некоего печатного органа. Бедный, бедный заяц: ему ведь нужно ходить по тропинке тигров!
И вот по длинному редакционному коридору с круглыми пароходными люками мчится курьер:
— Гвоздикова к Михал Михалычу!
Театральный рецензент вяло плетется в кабинет. Ему заранее кисло: он знает, что предел критических дерзаний редактора — это театр Планетария или джаз, играющий в фойе кино «Чары».
Михаил Михайлович, склонив затылок, медленно читал:
— «…к сожалению, замечательная пьеса Шекспира не нашла достойного сценического истолкования. Режиссер Концупский очень плохо справился со своей задачей…»
Редактор остановился:
— Позвольте, позвольте, Гвоздиков, ведь этот Концупский — орденоносец?
— Да. Орденоносец. И заслуженный деятель искусств.
Михаил Михайлович от неудовольствия даже заикнулся:
— Сколько раз я вас просил в рецензиях не пропускать званий… Я же должен… ну… ориентироваться…
И, старательно вписав все титулы, Ранев перечел:
— «…к сожалению, замечательная пьеса Шекспира не нашла достойного сценического истолкования. Заслуженный деятель искусств, орденоносец Концупский очень плохо справился…» Гм-гм… Что же это у вас получается, Гвоздиков?
Рецензент уныло молчал.
— У вас получается, что режиссер-орденоносец не справился с пьесой драматурга-неорденоносца… Как это может быть?!
— Но ведь это Шекспир!
— Ну так что, если Шекспир? Понимаю, если режиссер, имеющий «Знак почета», не справился бы с пьесой драматурга, у которого «Трудовое Знамя»… Это естественно… А так… — И, махнув рукой, добавил: — Придется вычеркнуть…
Рецензент обрадовался:
— Вычеркнуть звание Концупского?
— Да нет!.. Вычеркнуть, что он не справился с Шекспиром… Я сам за беспощадную критику, но не так же, Гвоздиков… Сейчас как раз шекспировский юбилей… 375 лет…
Оба — и редактор и рецензент — забыли, что, кроме шекспировского юбилея, наступил и щедринский. А еще чиновник Передрягин из «Пестрых писем» Михаила Евграфовича отличился тем, что однажды по поручению написал проект «о расширении, на случай надобности, области компетенции», а в другой раз тоже по поручению написал другой проект — «или наоборот»…
На театральных рецензиях не кончились страхи заячьей души. Если Раневу на глаза попадалась заметка, в которой репортер сообщал, что «качество сиропов в киосках и сатураторах чрезвычайно низко», то у него моментально портилось настроение.
— Это — обобщение, — выговаривал он, заикаясь. — По-вашему, выходит, что в красной столице передового в мире государства плохие сиропы?..
— А при чем тут красная столица, Михаил Михайлович? Возьмите и попробуйте сами, например, клюквенный…
Но редактор не давал репортеру закончить:
— Тогда так и пишите: отдельные, мол, клюквенные сиропы в некоторых сатураторах по вине кое-каких работников… Вот это деловая критика!..
А один раз Ранев с мрачным выражением лица вошел в кабинет секретаря редакции. В руках у него была смятая полоса типографского оттиска.
Он сердито черкнул ногтем по телеграмме:
— Читай!
— «Вчера над Новороссийском пронесся шквал с дождем. Во многих домах выбиты стекла».
Секретарь редакции, невозмутимый любитель футбола, бокса и боя быков, удивленно взглянул на него:
— Ну что здесь такого?
— А вот другая заметка — шквал с дождем над Туапсе. Тоже выбиты стекла.
— Ну?
Редактор рассердился:
— Что «ну»? Нужно иметь политическое чутье. Это же обобщение. По всей стране шквалы с дождем… Нет, про Новороссийск ты оставь, а про Туапсе вычеркни…
И Михаил Михайлович направился было к двери. Потом он вернулся:
— Или, знаешь, лучше напишем, что в Туапсе яркий солнечный день, пляж усеян купающимися, в городском театре с большим успехом прошел «Богдан Хмельницкий» Корнейчука…
— А при чем тут «Богдан Хмельницкий»?
— Как противовес шквалу. Шквал — это неполадки, а «Богдан Хмельницкий» — достижение…
Страх «обобщений» настолько обуял сотрудников раневского печатного органа, что заведующий отделом объявлений поминутно звонил секретарю редакции:
— Тут у меня, понимаешь, подряд четыре объявления о том, что одинокий инженер ищет комнату с удобствами… Можно печатать?
— Почему же нет?
— Все-таки, знаешь, какое-то обобщение… Что еще Михаил Михайлович скажет?..
Кстати, должен сознаться, что этот фельетон я диктовал машинистке, работающей под началом у вышеупомянутой заячьей души. Примерно на десятой строке она вздрогнула и спросила:
— Это что же, обобщение?
Но я успокоительно заметил:
— Не волнуйтесь, Тамара, печатайте. Это вполне конкретный печальный случай…
Сергей ЗванцевВНИМАТЕЛЬНЫЙ СТАМЕСКИН
Требование внимательно относиться к людям бухгалтер Стамескин принял с большим удовлетворением. Как человек несколько педантичный, он поставил себе за правило все семь часов пребывания в тресте проявлять к сослуживцам заботу и внимание. А потом, в выходные дни, лежа на диване, он подводил итоги своей деятельности за истекшую неделю и… огорчался.
Странно! Почему-то все облагодетельствованные им люди оказывались поразительно неблагодарными.
Взять хотя бы младшего счетовода Лиду Титову. Всем в тресте было известно, что у Лиды произошла размолвка с ее женихом. Все видели, что она ходит с заплаканными глазами, но никто не подумал проявить к ней внимание. Больше того, сослуживцы до того зачерствели, что старались даже не замечать ее огорчений. Делали вид, что ничего не случилось.
И только Стамескин решил разбить эту стену холодного равнодушия к живому человеку!
В аккуратно разграфленной книжечке Стамескина в клеточке «среда» появилась запись: «Титова. Проявить внимание».
Утром в назначенный день, придя в учреждение, Стамескин приступил к делу.
— Жизнь прекрасна, — сказал он, подходя к Лиде и знаками приглашая остальных сотрудников принять участие в беседе. — Плюньте, Лидочка, на этого дурака, ей-богу, плюньте!
— Какого дурака? — вздрогнув, спросила Лида. — О ком вы говорите?
— Как будто вы не знаете?
Стамескин расчувствовался и уже хотел, пожертвовав вечерним отдыхом, предложить Лиде сходить в кино, но Лида сердито оборвала его.
Незаслуженно обиженный Стамескин поплелся к своему столу. Неблагодарные люди!..
А случай с завхозом? У этого человека были серьезные неприятности из-за нехватки бензина. Его уже два раза вызывали к следователю, и дело, кажется, принимало неприятный оборот, хотя завхоз решительно не признавался в хищении. Стамескин сказал ему в перерыве: