Орудует крокодилье племя,
Решили мы, что пришло время
Для очистки нэповского Нила
Выпустить КРАСНОГО КРОКОДИЛА.
КРАСНОМУ КРОКОДИЛУ честь и хвала!
Ему предстоят большие дела:
ДОБИРАТЬСЯ ДО ВСЯКОЙ ГНИЛОСТИ
И ВОРОШИТЬ ГНИЛЬ БЕЗО ВСЯКОЙ МИЛОСТИ,
ЧТОБ НЭПОВСКАЯ МУТЬ НЕ ЦВЕЛА
И НЕ ГНИЛА,
ВОТ КАКОВА ЗАДАЧА КРАСНОГО КРОКОДИЛА!
Мы же,
Подписавшиеся ниже,
Кто пером, кто помелом,
Воздавая «коемуждо по делом»,
Приложим все наши старания,
Чтоб достойно описать все его великие деяния.
На том бьем вам, товарищи, челом!
Владимир МаяковскийНАТЕ — басня о «Крокодиле» и о подписной плате
Вокруг «Крокодила»
Компания ходила.
Захотелось нэпам,
Так или иначе,
Получить на обед филей «Крокодилячий».
Чтоб обед рассервизить тонко,
Решили
«Сначала измерим «крокодиленка»!»
От хвоста до ноздри,
С ноздрею даже
Оказалось —
Без вершка 50 сажен.
Перемерили «Крокодилину»,
И вдруг
В ней
От хвоста до ноздрей 90 саженей.
Переметили опять
До ноздри
С хвоста,
Саженей оказалось больше ста.
«Крокодилище» перемерили,
Ну и делища!
500 саженей!
750!
1 000!
Бегают,
Меряют.
Не то что съесть,
Времени нет отдохнуть сесть.
До 200 000 саженей дошли,
Тут
Сбились с ног,
Легли —
И капут.
Подняли другие шум и галдеж.
«На что ж арифметика?
Алгебра на что ж!»
А дело простое.
Даже из Готтентотии житель
Поймет.
Ну чего впадать в раж?!
Пока вы с аршином в ноздре бежите,
У Крокодила
С хвоста
Вырастает тираж.
Мораль простая,
Проще и нету!
ПОДПИСЫВАЙТЕСЬ НА «КРОКОДИЛА»
И НА «РАБОЧУЮ ГАЗЕТУ»!
Н. МосквинНА ЛЕВОЙ ВЫСТАВКЕЗаметки «неспециалиста»
— Ты сейчас свободен?
— Свободен. А что?
— Пойдем заглянем на выставку левых.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Вошли.
При входе я зацепил рукавом за какую-то жестяную трубу. Она со скрипом вздрогнула.
Мы невольно обернулись.
Перед нами было что-то темное, мрачное…
Хищный конус пронзал бок мирно спящего куба. Клубок жестяных труб, подобно удаву, предательски впился в ребро куба.
— Что это такое? — спросил я у своего друга-художника.
— Это? Это скульптура.
— Да что ты — какая же это скульптура?
— А что же, по-твоему?
— Да просто еще несобранная печка. Разве ты не видишь, вот сюда кладут дрова… вот труба… задвижка.
— А конус?
— Гм, конус… Возможно, это какой-нибудь усовершенствованный дымоход.
— Тебе нравится «Жница»?
— Где?
— А вот напротив.
— Ты серьезно уверен, что это жница? — спросил я.
— Ну, конечно, если женщина с серпом в руках стоит около ржи, то, вероятно, она жница. Но это неважно, лучше посмотри, как художник гениально разрешил стационарность фигуры. Ему нужно было изобразить фигуру, крепко и прочно стоящую на земле. Как же он это делает? А чрезвычайно просто: увеличивает ступню ноги в три раза. И вот эти две ступни у жницы, которые ты, вероятно, по простоте своей, принял за копыта носорога, на самом деле являются исходным пунктом к пониманию гениально выполненной задачи.
Дальше набрели на большое полотно с зеленым рабочим. Я хотел было тайком пройти мимо, но мой друг схватил меня за рукав.
— Подожди, осталась еще целая комната, самая интересная.
В комнате на стенах плясали цветные треугольники, тупо смотрели черные квадраты. Мы остановились перед небольшим полотном и тихо замерли.
На хорошо покрытой белой поверхности была приклеена конфектная бумажка; из-под нее кокетливо смотрел обрезок кружев; громадная пасть ножниц намеревалась проглотить бедную бумажку и кружева.
На куске ситца, приклеенного в углу картины, мы заметили иголку и великолепно написанную катушку ниток.
— Нравится?
— Как тебе сказать…
— Ну, ты, вероятно, не понял замысла этой картины. Видишь ли, гнилой реалист для того, чтоб изобразить портниху за работой, первым делом написал бы самое портниху, а затем иголки, нитки и прочее… Все это банально и неинтересно. А вот этот талантливый левый художник подходит к такому же сюжету смелее и красочнее. Ты видишь, самой портнихи нет, есть только ее «орудия производства». Пойми только, какая великая социальная мысль!.. Человек убит машиной. Личность растворилась в «орудиях производства» — ее нет. Вот эта конфектная бумажка, что ты видишь, — это слабость человеческая, последний крик умерщвленной личности.
Портниха съела конфекту — бумажка осталась на ее рабочем столе. Художник и налепил ее здесь, чтобы показать, что личность еще существует, но существует только в своей слабости…
У двери я опять зацепился за хищный конус. Он вздрогнул.
Валентин КатаевКИНОМИТЬКА
Митька — папиросник.
Однако это не мешает Митьке вести шумную великосветскую жизнь, полную захватывающих интриг, запутанных авантюр и жгучего шика.
Уж такой человек Митька.
Ничего не поделаешь!
Вечером Митьку можно видеть на третьих местах дешевого кинематографа.
Митька возбужден. Глаза у него горят. Он топает ногами и кричит:
— Пора! Даешь Мабузу! Даешь Чарли Чаплина!
Кино — это академия, где Митька учится красивой жизни.
Днем Митька торгует папиросами у почтамта.
Лицо у него напряженное и крайне озабоченное. У него масса дел: во-первых, не выпускать из виду милиционера, во-вторых, не пропустить покупателя, в-третьих, ухитриться свистнуть у зазевавшейся бабы булку и, в-четвертых, квалифицировать прохожих.
Это самое главное.
В глазах Митьки прохожие делятся на Мабуз, Чарли Чаплинов, Билли, Мэри Пикфорд, Конрадов Бейтов, Коллигари, Мозжухиных, сыщиков, миллионеров, преступников и авантюристов.
Вот из вагона трамвая выскочил изящный молодой человек в широком пальто, кепи, полосатом шарфе, с трубочкой. Несомненно, этот человек принадлежит к разряду сыщиков — Гарри Пиллей.
Митька не сомневается в этом. Для Митьки ясно, как ириска, что молодой человек преследует важного государственного преступника. У него нет времени купить у Митьки спичек.
Сыщик перебегает улицу. Ага! Он догоняет человека, который садится в экипаж. Попался голубчик! Митька бросается к месту происшествия, рискуя попасть под автомобиль, и останавливается около сыщика и преступника.
— Послушайте, Саркизов, — взволнованно говорит Гарри Пилль, — два вагона муравьиных яиц франко Петроград… Накладная в кармане, я только что звонил в трест… Сорок процентов и ни копейки меньше.
Но у Митьки нет времени дослушать до конца. Его внимание отвлечено другим.
Мимо почтамта быстро-быстро бежит золотоволосая девушка, прижимая к груди вагон толстых книг.
Конечно, это Мэри Пикфорд, только что выгнанная из дома своего злого дяди. Бедняжка! Ее так жаль!
Митька не сомневается, что она сейчас сядет на тротуар и заплачет. Митька уже готов подбежать к ней и подарить самую лучшую папиросу, но в этот миг возле Мэри Пикфорд вырастает великолепный экземпляр Конрада Вейта.
Митька останавливается, затаив дыхание.
Конрад Вейт берет под руку Мэри Пикфорд.
— Здравствуйте, Соня, ну как дела?
— Здравствуйте, товарищ Кошкин. Какая совершенно случайная встреча!
Мэри Пикфорд ужасно краснеет.
— Товарищ Кошкин, у вас нет ли учебника политграмоты? У меня позавчера Левка свистнул.
Но Митька уже занят другим: с извозчика слезает чудесный, толстый, преступный доктор Мабузо.
Митька знает, что доктор Мабузо курит исключительно «Посольские» и платит, не торгуясь. Он кидается к нему и попадает головой в живот милиционера. Митька панически взмахивает руками, круто поворачивается, топчется на месте и стрелой летит к Чистым прудам.
— Стой, постреленок! — кричит сердитый милиционер.
Но Митька ничего не слышит.
Ветер свищет в ушах, сердце колотится, захватывает дух, и Митьке кажется, что он Чарли Чаплин и что за ним гонится по меньшей мере рота полисменов на мотоциклетах…
Н. Иванов-ГраменСЕРЬЕЗНЫЙ ПОДХОД
Товарищ Заведующий пригласил меня к себе в кабинет:
— Садитесь, пожалуйста… Курите? Ну-с, дело тут вот какого рода… В настоящее время, как вам известно, поставлена на очередь борьба с бюрократизацией и с другими нездоровыми извращениями нашего аппарата. Печать, как вам известно, неоднократно указывала, как на вопиющее зло, на чрезмерное количество всевозможных комиссий и совещаний и на так называемое «анкетное наводнение». Вы, конечно, читали статью этого самого… как его?..
Я подтвердил, что читал.
— Ну вот. Я, со своей стороны, не могу не признать, что и нашем ведомстве все эти комиссии за последнее время приняли характер стихийного бедствия. Лично мне, например, приходится ежедневно заседать в 36 комиссиях, что, если даже класть на каждое заседание только по два часа, отнимает у меня не менее 72 часов в сутки! Вы, конечно, понимаете, насколько затруднительна и насколько вместе с тем необходима решительная борьба с таким ненормальным положением дела?..
Я подтвердил, что понимаю.
— Ну вот… Вы человек у нас новый, свежий и в некотором роде причастный к периодической прессе. Вся наша беда, видите ли, в том и заключается, что к борьбе с бюрократическим злом мы подходим с бюрократическими же приемами… Думаю, что вы, как свежий человек, сумели бы подойти иначе. Попробуйте наметить ряд конкретных и действительных мер, приняв, конечно, во внимание все особенности нашего аппарата, и представьте проект! А?