Нестор из «Крокодила» — страница 20 из 98

— У меня есть знакомый, он хороший адвокат. Он мне сказал, что лучшая защита — это чистосердечное признание. Ей-богу, признайтесь, и все будет в порядке. Отсидите сколько положено — и гуляй на здоровье!

Завхоз вспыхнул, как будто бы под ним подожгли весь пропавший бензин.

— Уйди! — тихо, но выразительно сказал он внимательному Стамескину.

Другой бы на месте бухгалтера проникся досадой к людям, отвергающим его участие, но не таковский был Стамескин! Не из того материала сделан! Он продолжал свой благородный путь внимания и участия. Не его вина, если этот путь тернист!

Соседа Стамескина по квартире, молодого монтера, постигла беда: где-то его угостили, а угостив, отпустили одного домой, хотя монтер, до того никогда не пивший, опьянел сильнейшим образом. Соседа подобрали на улице и свезли в вытрезвитель, о чем и было напечатано в вечерней газете. Монтер свой позор переживал тяжело, и это не прошло мимо Стамескина. Бухгалтер, встретив парня в коридоре, остановил его и сказал:

— Если в следующий раз вам придется выпить, рекомендую закусывать после каждой стопки. Лучше всего в этих случаях жареная рыба, я уже заметил!

Монтер шарахнулся в сторону, точно перед ним разверзлась пропасть, и пробормотал нечто крайне недружелюбное. Вот она, человеческая неблагодарность!

Наконец, последней каплей в чаше терпения внимательного бухгалтера явился случай с известным в городе футболистом, дисквалифицированным за грубость игры. Дело заключалось в том, что футболист сильно ударил по ноге нападающего команды противника и переломил берцовую кость. Колеблясь, к кому именно проявить внимание: к пострадавшему или к виновнику его страданий, — Стамескин остановился на последнем варианте. «Больному оказывает внимание персонал больницы, — подумал он, — а что касается футболиста, то, наверное, все от него отвернулись. Именно к нему и надо сходить!»

Чувствуя, что в данном случае внимание должно быть увязано с педагогическим подходом, Стамескин явился на квартиру к дисквалифицированному футболисту и, застав его дома, сказал:

— Восхищаюсь вашей игрой. Но нельзя же так — кости ломать! Надеюсь…

Он не успел досказать, на что именно он надеется. Футболист двинул натренированной правой ногой, и Стамескин оказался за дверью с быстротой мяча, влетающего в ворота противника.

Нет, невозможно было это терпеть!

Жизнь человека, посвятившего себя служению человечеству, показалась Стамескину горькой, как перестоявшееся пиво. Люди необыкновенно привередливы. Мало им обыкновенного внимания — им подай еще что-то сверх того! А что именно — никто не говорит! Безобразие!

На следующий день, придя на работу, Стамескин узнал, что дочь управделами провалилась на экзамене. По привычке он хотел было проявить внимание расстроенному товарищу, сказав ему, например, что молодежь когда-то отлично обходилась и без образования, но управделами, завидев его, вскочил со стула и кинулся в противоположном направлении.

«Ну, и черт с вами! — подумал Стамескин. — Не хотите — не нужно. Я-то без вас обойдусь, а вот как вы обойдетесь — это я еще посмотрю!»

В этот день он никому из сослуживцев не сказал ни слова.

№ 11, 1940 г.

1941—1945

Сергей АлымовСАМОВАРЫ-САМОПАЛЫ

Никогда не умирала

Слава тульских кузнецов —

Самовары-самопалы

Смастерили для бойцов.

В этом хитром самоваре

Кран особый, боевой —

За версту врага ошпарит

Кипяточек огневой.

    Ой, горяч в тебе кипяточек,

    Самовар-самопал, дружочек!

    Пышут жаром небывалым

    Самовары-самопалы,

    Вот так самовары!..

Тульский чай совсем не сладкий

Для непрошеных гостей —

И вприкуску и внакладку

Прожигает до костей.

Подается чай с припаркой

И горячим леденцом,

Самовары тульской марки

Пышут жаром и свинцом.

П р и п е в.

В нашу землю Гитлер рвется,

Хочет чаю-сахарку,

Скоро Гитлер захлебнется

От советского чайку.

Мы бандитов угощаем

По привычке боевой

Дегтяревским крепким чаем

И водицей огневой.

П р и п е в.

Мы большие хлебосолы —

Наготове кипяток.

Для фашистов в наших селах

Партизанский есть чаек.

У коричневой оравы

Аппетит к чайку пропал,

Угощает их на славу

Самоварчик-самопал.

    Ой, горяч в тебе кипяточек,

    Самовар-самопал, дружочек!

    Пышут жаром небывалым

    Самовары-самопалы,

    Вот так самовары!

№ 24, 1941 г.

Владимир ДыховичныйТЫ МОРЯК, МИШКА

1

Песчаные лиманы, цветущие каштаны,

Качается шаланда на рейде голубом…

В красавице Одессе мальчишка голоштанный

С ребячьих лет считался заправским моряком.

          И если горькая обида

          Мальчишку станет донимать,

          Мальчишка не покажет вида,

          А коль покажет, — скажет ему мать:

— Ты одессит, Мишка, а это значит,

Что не страшны тебе ни горе, ни беда,

Ты моряк, Мишка, — моряк не плачет

И не теряет бодрость духа никогда.

2

Изрытые лиманы, горящие каштаны.

Красавица Одесса под навесным огнем,

С горячим пулеметом на вахте неустанно

Молоденький парнишка в бушлатике морском.

          И эта ночь, как день вчерашний,

          Несется в свисте и пальбе.

          Парнишке не бывает страшно,

          А станет страшно, скажет сам себе:

— Ты одессит, Мишка, а это значит,

Что не страшны тебе ни горе, ни беда,

Ты моряк, Мишка, — моряк не плачет

И не теряет бодрость духа никогда.

3

Померкшие лиманы, опавшие каштаны

И тихий, скорбный шепот приспущенных знамен.

В печальной тишине, без труб, без барабана

Одессу оставляет последний батальон.

          Хотелось лечь. Прикрыть бы телом

          Родные камни мостовой!

          Впервые плакать захотел он,

          Но комиссар обнял его рукой:

— Ты одессит, Мишка, а это значит,

Что не страшны тебе ни горе, ни беда.

Ты моряк, Мишка, — моряк не плачет

И не теряет бодрость духа никогда.

4

Песчаные лиманы, цветущие каштаны,

Победоносный рокот развернутых знамен.

С морскою песней входит походкою чеканной

В красавицу Одессу усталый батальон.

          И, уронив на камни розы —

          Знак возвращенья своего,

          Сдержать не может Мишка слезы,

          Но тут никто не скажет ничего.

Хоть одессит Мишка, а это значит,

Что не страшны ему ни горе, ни беда,

Хоть моряк Мишка, — моряк не плачет,

На этот раз поплакать, право, не беда.

№ 30, 1941 г.

Александр Прокофьев«СТРАДАНЬЕ»

То ли в Риме, то ль в Берлине

Гитлер встретил Муссолини.

Оба хмуры, оба биты,

Где-то встретились бандиты.

Гитлер мрачен, Гитлер страшен,

У Бенито нос расквашен.

Нос расквашен, скулы набок —

Словом, хуже пьяной бабы!

Словом, здорово потертый,

Словом, морда — что у черта!

И у Гитлера, о боже,

В синяках и шишках рожа!

В синяках и шишках точных,

Наших, подлинных, восточных!

Гитлер молвил:

                      — Беня, Беня,

У меня дрожат колени.

Я один с большой тоскою:

Мне досталось под Москвою.

Под Москвою и под Тулой

В спину вьюга мне подула.

В спину вьюга гонит с юга,

В спину — Тихвин и Калуга!

От московского свиданья

Мне досталось лишь страданье.

Гитлер смолк. Темнее тучи

Отвечал бандиту «дуче»:

— Я не нюня и не плакса,

Но дела мои, как вакса!

Обо мне молва по свету

Надо хуже бы, да нету!

Мне одна судьба с тобою:

Ты заблеешь, я завою.

До свиданья, до свиданья!

Нам осталось лишь страданье.

П р и п е в:

Один бандит да другой бандит —

А вместе бандитов двое.

Один говорит, другой говорит —

А вместе, конечно, воют.

№ 9, 1942 г.

Братья ТурСКАНДАЛ В ШАЛМАНЕ

В кабинете у нашего знакомого следователя мы видели однажды вора. Сидя в кресле, он горько плакал, растирая грязным кулаком голубые жуликоватые глаза. Признаться, мы были растроганы этим бурным проявлением раскаяния.

— Что, старина, совесть мучает? — спросили мы.

— Да, — тоскливо ответил вор, — она самая…

И захныкал еще жалостливей:

— Что я наделал! Ведь я же потерян отныне для общества… Ведь этого же мне не простят…

— Ну, ничего, — возразили мы, — исправитесь. Усердным трудом и воздержанием от преступления вы, несомненно, заслужите прощение.