Нестор из «Крокодила» — страница 27 из 98

Юноша оперся о косяк двери и каким-то на редкость развязным движением закинул правую ногу на левую, после чего обнаружились носки, которые, казалось, сделаны из кусочков флага какой-то экзотической страны, — так они были ярки.

Он стоял и презрительно сощуренными глазами оглядывал зал. Потом юноша направился в нашу сторону. Когда он подошел, нас обдало таким запахом парфюмерии, что я невольно подумал: «Наверное, ходячая реклама ТЭЖЭ».

— А, стиляга, пожаловал! Почему на доклад опоздал? — спросил кто-то из нашей компании.

— Мои вам пять с кисточкой! — ответил юноша. — Опоздал сознательно: боялся сломать скулы от зевоты и скуки… Мумочку не видели?

— Нет, не появлялась.

— Жаль, танцевать не с кем.

Он сел. Но как сел! Стул повернул спинкой вперед, обнял его ногами, просунул между ножками ботинки и как-то невероятно вывернул пятки: явный расчет показать носки. Губы, брови и тонкие усики у него были накрашены, а прическе «перманент» и маникюру могла позавидовать первая модница Парижа.

— Как дела, стиляга? Все в балетной студии?

— Балет в прошлом. Отшвартовался. Прилип пока к цирку.

— К цирку? А что скажет княгиня Марья Алексевна?

— Княгиня? Марья Алексеевна? Это еще что за птица? — изумился юноша.

Все рассмеялись.

— Эх, стиляга, стиляга! Ты даже Грибоедова не знаешь… В это время в зале показалась девушка, по виду спорхнувшая с обложки журнала мод. Юноша гаркнул на весь зал:

— Мума! Мумочка! Кис-кис-кис!..

Он поманил пальцем. Ничуть не обидевшись на такое обращение, девушка подпорхнула к нему.

— Топнем, Мума?

— С удовольствием, стилягочка!

Они пошли танцевать.

— Какой странный юноша! — обратился я к своему соседу-студенту. — И фамилия странная: Стиляга — впервые такую слышу.

Сосед рассмеялся:

— А это не фамилия. Стилягами называют сами себя подобные типы, на своем птичьем языке. Они, видите ли, выработали свой особый стиль в одежде, в разговорах, в манерах. Главное в их «стиле» — не походить на обыкновенных людей. И, как видите, в подобном стремлении они доходят до нелепостей, до абсурда. Стиляга знаком с модами всех стран и времен, но не знает, как вы могли убедиться, Грибоедова. Он детально изучил все фоксы, танго, румбы, линды, но Мичурина путает с Менделеевым и астрономию с гастрономией. Он знает наизусть все арии из «Сильвы» и «Марицы», но не знает, кто создал оперы «Иван Сусанин» и «Князь Игорь». Стиляги не живут в полном и в нашем понятии этого слова, а, как бы сказать, порхают по поверхности жизни… Но посмотрите…

Я и сам давно заметил, что стиляга с Мумочкой под музыку обычных танцев — вальса, краковяка — делают какие-то ужасно сложные и нелепые движения, одинаково похожие и на канкан и на пляску дикарей с Огненной Земли. Кривляются они с упоительным старанием в самом центре круга.

Оркестр замолчал. Стиляга с Мумочкой подошли к нам. Запах парфюмерии разбавился терпким запахом пота.

— Скажите, молодой человек, как называется танец, который вы танцуете?

— О, этот танец мы с Мумочкой отрабатывали полгода, — самодовольно объяснил юноша. — В нем шикарно сочетается ритм тела с выражением глаз. Учтите, что мы, я и Мума, первые обратили внимание на то, что главное в танце — не только движение ног, но и выражение лица. Наш танец состоит из 177 вертикальных броссов и 192 горизонтальных пируэтов. Каждый бросс или пируэт сопровождается определенной, присущей данному броссу или пируэту улыбкой. Называется наш танец «стиляга це-дри». Вам нравится?

— Еще бы! — в тон ему ответил я. — Даже Терпсихора в обморок упадет от восторга, увидя ваши 177 броссов и 192 пируэта.

— Терпсихора? Кажется, так вы сказали? Какое шикарное имя! Кто это?

— Терпсихора — это моя жена.

— Она танцует?

— Разумеется. И еще как! В пляске святого Витта она использовала 334 бросса и 479 пируэтов!

— Пляска святого Витта? Здорово! Даже я такого танца не знаю.

— Да что вы?! А ведь это сейчас самый модный танец при дворе французского короля Генриха Гейне.

— А я где-то слышала, что во Франции нет королей, — робко возразила Мумочка.

— Муму, замри! — с чувством превосходства заметил стиляга. — Не проявляй свою невоспитанность. Всем известно, что Генрих Гейне не только король, но и французский поэт.

Гомерический хохот всей компании покрыл эти слова. Стиляга отнес его в адрес Мумочки и смеялся громче всех. Мума сконфузилась, покраснела и обиделась.

— Мумочка, не дуйся. Убери сердитки со лба, и пойдем топнем «стилягу це-дри»…

Мума улыбнулась, и они снова принялись за свои кривлянья…

— Теперь вы знаете, что такое стиляга? — спросил сосед-студент. — Как видите, тип довольно редкостный, а в данном случае единственный на весь зал. Однако находятся такие девушки и парни, которые завидуют стилягам и мумочкам.

— Завидовать? Этой мерзости?! — воскликнула с негодованием одна из девушек. — Мне лично плюнуть хочется!

Мне тоже захотелось плюнуть, и я пошел в курительную комнату.

№ 7, 1949 г.

Степан ОлейникТАКОВЫ У НАС ДЕЛА!

Жинке — слава по заслугам,

Ну, а мне не повезло:

Знает жинку вся округа,

А меня — одно село…

    За отличную пшеницу

    Жинку вновь зовут в столицу…

    Но, увы, — ее одну…

    Вот дела-то! Ну и ну…

Раскрываю я газету —

Так и есть: опять она!

Улыбаюсь я портрету,

Всем твержу: «Моя жена…»

    И ребята и девчата

    Пишут жинке-адресату,

    Похвалам тут нет конца;

    Про меня же — ни словца!..

А порою всем ответы

Под диктовку я пишу,

Клею марки на конверты

И на почту отношу.

    Всех, выходит, поучаю,

    Как добиться урожая.

    Сам-то я всего к тому ж

    Знаменитой жинки муж…

И сказал себе я как-то —

По натуре я ведь горд:

«Ну-ка, сяду я за трактор

Да поставлю свой рекорд!»;

    …Вместе с жинкой мы в округе

    Ныне «знатные супруги»:

    Ей почет, и мне хвала…

    Таковы у нас дела!

Перевел с украинского Б. Тимофеев.

№ 14, 1949 г.

Ольга ПоздневаСЛУЧАЙНОЕ ЗНАКОМСТВО

На Замоскворечье спускались весенние сумерки.

Писатель Николай Синицын неспешно прогуливался, стараясь отогнать горькие мысли. Вчера на одном собрании жестоко раскритиковали его новый роман «Тупик». Больше всего досталось литературному языку, который был единодушно признан стандартным, сухим, а кто-то даже назвал его нищенски-бедным. Правда, автор «Тупика» относил эту резкую критику за счет личного недоброжелательства и мелкой зависти, но все-таки неприятно…

Синицын шел по улице Островского, бывшей Малой Ордынке. Тут когда-то жили именитые купеческие тузы, чей душный быт гениально описан Островским. Все здесь изменилось. Но старые особняки — очевидцы давних дел и дней — еще сохранились.

«Вот этот домишко наверняка был при Островском, — подумал писатель, свернув на проходной двор с небольшим сквериком. — Экая старина!»

Перед ним стоял флигелек с крошечными окнами. На его фасаде Синицын разглядел мемориальную доску:

«В этом доме 12 апреля 1823 года родился и жил
великий русский драматург
Александр Николаевич
Островский».

Глубокое умиление охватило писателя. «Так вот, — размышлял он, — вот где родился русский гений! В этой лачуге текли его младенческие годы! Ни тебе центрального отопления, потолки низкие, сторона несолнечная. А удобства? Можно себе представить! Д-д-да…»

Синицын грустно усмехнулся. В одном окне вспыхнул свет, и он подумал, что, может быть, именно в этой комнате сто двадцать лет назад сидел за столом, уча букварь, мальчик с большим лбом и вкось поставленными серыми глазами…

— Ну, как, нравится? — услышал он веселый голос.

Возле него стоял пожилой добродушный мужчина с метлой и совком. Писатель не любил, когда прерывали его размышления, но дворник так лучезарно улыбался, что не ответить было нельзя.

— Вы о домике? Что ж, сохраняется он, как видно, тщательно. Молодящегося старичка напоминает!

— Предложи-ка теперешним писателям здесь квартиру. Вот бы завертели носами! — Дворник засмеялся. — Им тут неподалеку какие же дома отстроили! У меня там шурин в истопниках. Здорово, должно быть, они пишут теперь!

— Вы думаете? — весело отозвался Синицын. Неожиданный собеседник ему понравился.

— Живучи в таких домах, плохо не напишешь, — убежденно заявил дворник.

«Вот с кем надо общаться, — растроганно подумал Синицын. — Как нам нужна эта непосредственность, это почти детское благоговение перед талантом! Чувствуешь себя значительнее, выше».

— А кто занимает квартиру Островского? — спросил он, чтобы продлить разговор.

— Люди занимают, жильцы. А ты зайди туда, не стесняйся. — Доброжелательность к незнакомцу так распирала дворника, что он даже перешел на «ты».

— Неудобно.

— Чего там неудобного? Иди, — ободрял дворник. — На жулика ты не похож. Ну, не хочешь туда, — зайди к нам погреться.

…Веселый дворник быстро накрыл стол и поставил перед гостем пиво.

— Кто у вас играет? — спросил гость, увидев пианино.

— Дочь учится в консерватории, певицей будет. Да ведь и я, можно сказать, пою неплохо. Меня сам начальник районной милиции хвалил. Это, брат, не шутка. В кружке хоровом состою.

Синицын хотел было открыться хозяину и свернуть на подробный и душевный разговор о писательском творчестве, но тот, к его огорчению, смотрел на литературу сквозь призму мнений шурина-истопника, подходя к ней, так сказать, не с парадного, а с черного хода.