— Постой, постой! — ахнули проверяющие. — Выходит, ты делаешь квас без научных обоснований?
— Да люди-то пьют и хвалят. А спрос какой? На триста декалитров увеличение…
Но комиссия решительно отклонила оправдания мастера и доложила обо всем председателю промартели.
Петр Артемович срочно собрал заседание правления. Мастера квасоварного цеха сняли. Изготовление кваса по рецепту бабушки Ниловны запретили.
Спустя неделю Тимошечкина вызвали в райисполком. Возвратился он в контору часа через три.
— Строгий выговор, — сказал он бухгалтеру. — За то, что квас перестали делать. Скажи, Василий, мог ли я подумать, что Никодим Иванович приехал просто кваску попить? Нет, не мог. Уж я был уверен, что строгача не миновать.
— Вот и не миновали, — вздохнул Василий.
Сейфеддин ДаглыЕЕ НЕ ПРОВЕДЕШЬ…
— И где ты только пропадаешь?!
— Пора бы знать.
— Да-да, конечно, на собрании был?
— Где же я еще мог быть?
— Бедненький! Ну, например, в парке, в кино. Мало ли у тебя знакомых женщин…
— Ради бога, перестань, не клевещи на меня! Дай лучше поесть!
— Пусть тебя кормит та, с которой…
— Тише! Дети услышат!
— Они давно спят. Любил бы детей — приходил бы вовремя…
В управлении, где он работал, собрания в самом деле бывали чуть ли не каждую неделю, и бедняга после семи часов работы еще часа три просиживал штаны в клубе или в кабинете начальника. А вечером, усталый, отбивался от нападок супруги.
— Знаешь что? — сказал как-то выведенный из терпения муж. — Не веришь — позвони в управление, узнай, где я был…
— Этого еще не хватало! Подумают, что я ревную.
Непрерывные собрания и следующие за ними скандалы вконец измучили беднягу.
А тут на беду случилось так, что однажды, перед очередным собранием, принял приглашение сослуживицы, тоже утомленной совещаниями. Сослуживица эта купила два билета в кино — для себя и подруги. Но в последний момент подруга, струсив, не решилась уйти с собрания…
«Будь что будет, сцены не миновать. Пойду посмотрю картину, отдохну. По крайней мере не обидно будет…»
Домой он вернулся на целый час раньше, чем бывало в дни собраний.
«Скажу правду, — решил он. — Врать не буду!»
И на обычный вопрос жены «Где был?» он почти равнодушно ответил:
— В кино.
К величайшему изумлению, жена не вспылила и не раскричалась.
— С кем? — кротко спросила она.
— С сослуживицей…
— Небось, устал, проголодался?
— Нет, мы в буфете закусили…
— Ладно, не будем валять больше дурака? — нежно улыбнулась жена. — Стыдно: дети услышат. И, пожалуйста, не клевещи на себя. Меня не проведешь. Я звонила в управление, дежурный сказал, что у вас собрание. Умывайся и садись обедать…
Перевод с азербайджанского.
Александр РемезовДРУГ ДЕТСТВА
Все началось с газеты. С вечерней московской газеты, каким-то чудом очутившейся в магазине далекого городка, в котором жил Петр Васильевич.
Утром, как обычно, Петр Васильевич зашел за папиросами и тут, прямо на прилавке, обнаружил столичную гостью. Это была далеко не новая газета, но, поскольку вести в городок всегда приходили с большим опозданием, Петр Васильевич незамедлительно углубился в чтение. Читать газеты он любил.
Он просмотрел объявления о разводах, о новых кинокартинах и театральных постановках, осуждающе почмокал языком, дойдя до тем готовящихся к защите диссертаций, изучил спортивную информацию («Отлично! Опять победил «Спартак») и хотел было отложить газету в сторону, как…
Очевидцы утверждают, что именно с этого момента Петр Васильевич навсегда потерял покой. Поперек газетной страницы огромными буквами тянулся заголовок «Новый почин работников московского универмага. Берите пример с С. Д. Калинкина!».
«Это какого же Калинкина? — радостно ужаснулся Петр Васильевич. — Уж не Сереги ли? Ну, конечно, его отчество — Данилыч. Господи, приятность-то какая! Серега, которого мы в школе калинкой-малинкой дразнили, за вихры таскали… А! Наш Серега — и вдруг в самой столице! Заведует секцией бытовых приборов крупнейшего универмага! А?»
Через минуту новость о том, что Петр Васильевич спустя двадцать лет неожиданно отыскал друга, стала известна всему магазину, через пять минут — всему городу, через пять дней — горисполкому, в котором трудился наш герой. Прошла неделя, и Петр Васильевич начал укладывать чемоданы.
Он ехал в Москву, к другу детства.
Столица встретила Петра Васильевича перронной сутолокой, последним морозцем и обилием мороженого. Десятки сортов ледяного деликатеса громоздились на лотках у вконец простуженных продавцов. Поеживаясь и приплясывая, продавцы заглядывали приезжим в глаза, умоляя не подрывать финансовый план лучшего в стране хладокомбината. Но Петру Васильевичу было не до мороза, не до финансового плана и соблюдения порядка на стоянке такси. Он растолкал очередь, нырнул в машину и помчался в универмаг.
В секции бытовых приборов толпился народ. Петр Васильевич схватил за рукав первого подвернувшегося продавца и с такой радостной уверенностью завопил: «Заведующего мне!» — что ему сразу же вынесли жалобную книгу.
— Зачем мне жалобная? — продолжал на высоких нотах приезжий. — Заведующего давайте… Который у вас тут почин поднял. А? Товарищ он мой. Старинный. С детства! Понимаете?
Продавцы понимали, но ничем помочь не могли.
— Болен наш заведующий. Да, тяжело. Да, сердце. А вы поезжайте к нему домой. Для больного встретить старого друга — лучшее лекарство. Право, не стесняйтесь!..
Первый этаж… третий… пятый. Вот и квартира, где живет его друг. Петр Васильевич нажал кнопку звонка и только потом заметил приколотую записку: «Ушла на базар. Скоро буду».
Петру Васильевичу ждать было некогда, и он позвонил в квартиру рядом.
— Сергея Данилыча? — Из двери выглянула соседка. — Эх, батенька… В больнице он. Вторую неделю. Что вы! Ужасные строгости. Пускают по воскресеньям, и то одного человека. Подождите, батенька мой, лучше супругу. Где больница?
Соседка растолковала, как ехать, и Петр Васильевич заторопился к лифту.
День в больнице был действительно неприемным. Петру Васильевичу не открыли даже дверь.
— И не пытайтесь, гражданин. Приходите, когда положено. Да не кричите вы, здесь медицинское учреждение.
Но Петр Васильевич не сдавался. Из больницы он помчался в Моссовет, затем в редакцию журнала «Здоровье» и, наконец, в Министерство здравоохранения. Он убеждал, ругался и умолял.
— Дорогие мои, хорошие, помогите пробиться к другу! Хоть на минутку. Столько лет прошло! Бросьте вы эту бюрократию! Подойдите по-человечески. А?
Люди не камни. И Петр Васильевич получил разрешение пройти в палату, но… на другой день. Сегодня было уже поздно.
Что же, скажет читатель, оставим нашего героя до завтра. Но вы просто не знаете Петра Васильевича! Он не привык останавливаться на полпути. Друг его детства Серега где-то здесь, рядом, а он!..
Петр Васильевич снова поехал в больничный городок. Разузнал, на каком этаже лежит Калинкин, примерился… Деревья до окна не доставали, а водосточная труба была явно в веселом предремонтном состоянии. И Петр Васильевич принял единственно правильное решение: начать переговоры со старушкой, дежурившей у входа. Он говорил долго, и его слушательница все время согласно кивала головой.
— Вот бюрократы! К другу не пускают. Эх-ма, до чего дошло. Черствые люди, а вот в наше время…
Через несколько минут старушка совсем размякла, провела его черным ходом на третий этаж и показала дверь палаты.
— Только на одну минутку. И тише. Ненароком дежурный врач…
Но в ушах Петра Васильевича уже свистел ветер. Он несся по коридору, словно владелец лотерейного билета, предположивший, что выиграл «Москвич». Табуретки и фикусы летели в стороны, как щепки.
Рванул дверь, плюхнулся на стул и прерывающимся, но ликующим голосом зашептал:
— Серега! Посмотри сюда! Узнаешь старого приятеля Петьку? А? Еле прорвался. И только на минутку. У меня к тебе важное дело. Специально приехал. Будь другом, помоги достать холодильник. А? Я понимаю, в один день покупки не оформишь. Поэтому сразу с поезда и к тебе. Сделаешь? Ну, что тебе стоит? Ты же заведующий секцией…
Больной медленно повернулся к гостю, и Петр Васильевич увидел перед собой совсем молодого человека.
А с соседней кровати на Петра Васильевича с грустью смотрели знакомые с детства глаза.
Обратный путь по лестнице Петр Васильевич проделал без помощи собственных рук и ног. Прибежавшие на шум дежурный врач и санитары, вероятно, помогли развить другу детства приличную начальную скорость. Петр Васильевич пролетел несколько поворотов, шлепнулся и зло проворчал:
— Вот так всегда. Как станут начальниками, сразу зазнаются! Друга детства не мог выручить. Бездушный он человек! Трудно было записку о холодильнике написать, что ли?
Алексей ХодановНА УДОЧКУ С КРАБОМ
Бухгалтер Вера Семеновна появилась как-то под руку с бравым молодцем. Молодец был гренадерского роста, с ослепительной улыбкой и добрыми, мягкими глазами. На голове у него красовалась овеянная морскими ветрами капитанская фуражка с крабом.
— Вот встретила хорошего человека, — потупившись, сообщила Вера Семеновна знакомым. — Замуж выхожу… Владимир Иванович, между прочим, знаменитый китобой!
— Фамилия-то у него какая? — поинтересовались знакомые. — Может, и читали в газетах.
— Гм… — замялась Вера Семеновна. — Действительно, Владимир, какая у вас фамилия?
Знаменитый китобой застенчиво улыбнулся.
— Разве в фамилии дело? Зовите меня просто Вовой.
На вечерних рандеву жених рассказывал о штормах,