До прошлого года они отправлялись с нами в каждую поездку по стране. Всегда опрятно одетые, в серых плащах, в белоснежных рубашках с галстуками, в мягких широкополых шляпах. Их машины внешне ничем не отличаются от тысячи других, но оборудованы двусторонней радиосвязью, имеют мощные моторы и способны брать с места в карьер. Мы никогда не пытались «оторваться» от них, считая это бесцельным и опасным занятием. Чтобы отучить вас от быстрой езды, они могут ночью воткнуть в шины вашего автомобиля гвозди, и тогда вы рискуете перевернуться со скоростью 70 миль в час.
Должен сказать, что лично со мной этого не случалось. Не знаю, почему, ко мне они всегда были очень внимательны. Если я останавливался у развилки дорог, размышляя, по какой ехать, они обгоняли меня и ласково манили руками за собой, неизменно доказывая, что они знают мой маршрут гораздо лучше меня.
Я не думаю, чтобы каждая поездка доставляла им удовольствие. Помню холодный рассвет недалеко от канадской границы, колючий снежок и одинокую машину у обочины дороги. Мы с корреспондентом ТАССа, ожидая открытия кафе, гуляли по берегу озера, а джентльмены в машине, надвинув на нос шляпы и поеживаясь от холода, читали старые газеты, курили, зевали и посматривали на нас с величайшей ненавистью.
Однажды мы с корреспондентом «Труда» долго не могли выехать на нужную дорогу. Была ночь, шел дождь, смешанный со снегом, спросить было не у кого. Битый час наша машина рыскала по большому незнакомому городу, делала самые неожиданные развороты и зигзаги. Эти же развороты и зигзаги повторяла машина с джентльменами в серых плащах. Наконец, мы остановились и подошли к ним.
— Мы заблудились, ребята.
Они переглянулись, потом один из них сказал:
— Только не отставайте. Нам некогда.
Впервые не они боялись отстать от нас, а мы от них. О боже! С такой скоростью я не ездил еще никогда в жизни.
Выведя на главную дорогу, они пропустили нас вперед и вскоре отстали совсем. За мостом в хвост нам пристроилась другая машина. Мы поняли, что по нашей вине смена «эскорта» произошла на час, а то и на два часа позже расписания. Нам оставалось лишь утешать себя догадками, сколько они получат за сверхурочную слежку.
Я думаю, что иногда их удивляло и раздражало наше легкомыслие. Скажем, вчера по телефону мы обещали кому-то приехать к 4 часам дня: впереди 300 миль пути, уже 9 часов утра, а мы еще в постели. В 10.00 в нашей комнате звонил телефон:
— Хэлло, Джон! Ты все еще дрыхнешь? Не туда попал? Простите!
Мы продолжали спать.
В 10.30 кто-то дубасил кулаком в дверь.
— Хэлло, Мэри! Ты еще спишь, детка? Ошибся дверью? Простите!
Мы так привыкли к нашим «ангелам-хранителям», что, когда они отставали, исчезали, как сквозь землю проваливались, нам становилось не по себе…
Игорь ТарабукинДРУГОЕ ДЕЛО
— Держи его!.. Грозился выбить глаз! —
В прохожем возмущеньем все кипело.
— Но хулиган имел в виду не вас…
— Ах, не меня? Тогда другое дело!
Алексей МарковПОВЕЗЛО
Бог меня уберег
От чумы и проказы,
И змея на порог
Не вползала ни разу.
Но по чести, ей-ей,
Мне другое дороже:
От елейных друзей
Ты хранишь меня, боже!
В. КозловРАССКАЗ БЫВАЛОГО БОКСЕРА
Боксом я занимаюсь уже тридцать лет и по сей день участвую во всех значительных боксерских соревнованиях. Правда, последние двадцать пять лет в качестве зрителя.
Гляжу я на сегодняшний бокс и не устаю удивляться. Сколько стало среди наших боксеров светил мирового класса!
Как объявит судья:
— Боксер среднего веса, чемпион Советского Союза, чемпион Европы, чемпион Олимпийских игр! — так у меня даже дух захватывает. Звания такие, что только от них поджилки задрожать у кого угодно могут.
Потом судья представляет второго участника боя:
— Перворазрядник такой-то! — И все.
Кажется, что сейчас этот перворазрядник, насмерть перепуганный всеми званиями противника, ляжет на пол и станет умолять судью побыстрее отсчитать до десяти и зафиксировать чистый нокаут… Но все происходит иначе. Зовет судья боксеров на центр ринга, и перворазрядник спокойно шагает навстречу своему грозному противнику.
— Бокс!
Тут начинается что-то для меня странное. Перворазрядник, как будто не понимая, с кем имеет дело, первый наносит удар по самому, можно сказать, авторитету. Потом следует обмен сериями, затем защита, снова нападение… Словом, бой как бой, и все чемпионские титулы в стороне…
Конечно, трехкратный чемпион — боксер выдающийся. Проигрышей его я лично не наблюдал. Но выигрывать ему приходится в борьбе с затратой всех сил. Легко побеждать за счет устрашающего воздействия собственной персоны он не может. Это сейчас. А было время, когда… впрочем, обо всем по порядку.
Много лет назад довелось мне участвовать в боксерских соревнованиях на первенство Москвы среди вузов. Боксеры первого разряда по условиям этих соревнований допускались сразу к участию в полуфинале. В своей весовой категории я был единственным перворазрядником и потому не сомневался, что чемпионский жетон обязательно достанется мне, притом без особого труда.
Путь боксера на ринг испокон веков проходит через весы. Простая формальность — каждый поддерживает необходимый ему вес. Поэтому на весы я взошел, как на пьедестал почета: бодро, уверенно, солидно. И тут…
— Четыреста граммов лишних — к соревнованиям не допускаю! — сухо констатировал судья.
Я охнул, тупо посмотрел на стрелку весов и понял, что все мои радужные прогнозы лопнули.
Мой секундант Серега бросился к судейской коллегии, просил, умолял, убеждал судей, что четыреста граммов — сущая ерунда, результат всего-навсего двух стаканов только что выпитой воды. Все было тщетно. Закон есть закон. И в боксе тоже.
Вдруг Серега исчез. Появился он через несколько минут, сгибаясь под тяжестью огромного овчинного тулупа и двух пудовых, залатанных кожей валенок.
— Вот что, друг, — директивным тоном предложил он, — немедленно напяливай эти доспехи здешнего ночного сторожа и пробегись рысью два раза до стадиона «Динамо» и обратно. Гарантирую, что скинешь за милую душу эти проклятые граммы.
И я побежал. Если кому-нибудь полтора километра покажутся расстоянием незначительным, попробуйте преодолеть его бегом, привязав по кирпичу к каждой подошве и взвалив на плечи, скажем, мешок с картошкой. Как пробежал я это расстояние, рассказывать не буду. Скажу только, что когда я проделал первый рейс и подумал о втором, у меня родилось устойчивое желание лечь на снег и зареветь громче пароходной сирены. И все же я заставил себя снова отправиться в путь…
Закончил дистанцию я вполне благополучно: при помощи двух добрых старичков, которые поддерживали меня под руки и читали мораль о вреде пьянства.
На весы для повторного взвешивания мне удалось забраться только с третьей попытки. И я до сих пор считаю это своим высшим спортивным достижением. Вес оказался в норме.
Сил тоже вполне хватило, чтобы дотащиться до раздевалки и плюхнуться на скамейку.
— Полежи спокойно минут двадцать и почувствуешь себя Геркулесом, — авторитетно посоветовал Серега.
К сожалению, в справедливости его слов мне убедиться не пришлось.
Именно в эту минуту я был вызван на ринг для ведения боя.
Теперь представьте себе зал, до отказа набитый студентами. Публика эта всегда славилась своим темпераментом. В центре зала залитый ярким светом ринг. В одном из углов, держась за канаты и боясь свалиться от дуновения ветерка, стою я. В противоположном углу, подпрыгивая и приседая, разминается мой противник — невысокий, коренастый и наверняка очень сильный парень. Судья представляет его публике: называет фамилию, Бауманское училище и третий разряд.
Гремят аплодисменты. Раздаются подбадривающие выкрики. Конечно, это бауманцы. Парень весело улыбается, охотно раскланивается и бросает задорные взгляды в мою сторону. Наступает мой черед. Судья называет мою фамилию и по бумажке зачитывает сложное название: «Государственный институт театрального искусства!»
Это вызвало такой дружный хохот всего зала, что, казалось, даже стены насмехаются надо мной. Среди хохота раздавались возгласы: «артиста, «пижон», «гастролер» и всякое такое…
Правда, вид у меня был действительно щеголеватый: белая шелковая майка, белые трусы и белые боксерки, но подобной реакции я не ждал.
Когда хохот и крики несколько затихли, судья громким голосом закончил:
— Первый всесоюзный разряд!
Вдруг наступила полная тишина, а затем взорвался шквал аплодисментов, какой не всегда доставался знаменитому тенору за исполнение романса «Снился мне сад в подвенечном уборе».
Я взглянул на противника и сообразил, что если не упаду сам, то имею вполне реальные шансы покинуть ринг без помощи носилок.
Куда только делся бравый вид этого парня! Он сник, стал бледен как полотно и глядел на меня глазами кролика перед удавом.
Гонг.
Нетвердыми шагами я вышел на центр ринга и остановился.
Противник мой, прижав обе перчатки к лицу и согнувшись в три погибели, быстро передвигался по рингу, петляя, как заяц, на почтительном расстоянии от меня. Я с трудом держался на ногах, достаточно было легкого толчка, чтобы мне пришел конец, а он бегал в своем углу и дрожал мелкой дрожью.
Так прошел весь первый раунд. Во втором раунде повторилась почти та же картина с той лишь разницей, что противник начал описывать вокруг меня круги по часовой стрелке. Мне пришлось все время поворачиваться к нему лицом и таким образом медленно вертеться в одну сторону. Поэтому к середине раунда я ощутил сильное головокружение. К счастью, противник неожиданно сменил направление и пошел против часовой ст