Токаря — в экспериментальный,
Механика — в термический,
Сварщика — в механический
Да инженера —
В конструкторское бюро».
Пусть подметают!
Л. МитницкийМИМОХОДОМ
Увидев себя в зеркале, привычно сказал:
— Зайдите завтра!
Так пристально вглядывался в день завтрашний, что проглядел день сегодняшний.
Старый подхалим делился своим согбенным опытом.
«У всех свои слабости, — оправдывался хулиган. — Моя слабость — силовые упражнения».
В ателье шили для щедрых хозяйственников костюмы с государственными карманами.
Не гордись снижением себестоимости, ежели товару грош цена.
Постоянство предпочтительно в любви, непостоянство — в меню.
Надежда ЧерепановаНА РАЗНЫХ ЯЗЫКАХ(Рассказ моего знакомого)
Как-то раз под выходной
Друга я встречаю.
Пригласил меня с женой
Друг на чашку чаю.
Разговор о том о сем
Завожу я за столом.
На заводе, мол, опять
Боремся за время,
А приятель:
— Где достать
Банки под варенье?
Говорю:
— На стадион
Я иду с Полиной.
— Соберу, — ответил он, —
Ведер пять малины.
— Слышал? Витька-то — орел!
Вот изобретенье!
— Что такое? Где набрел
Ты на удобренье?
Разговор такой у нас
Продолжался целый час.
Говорю: Карпаты,
Слышит он: лопаты.
Говорю ему о клубе,
Он толкует мне о клумбе.
Я ему о кроссе,
Он мне о насосе.
— Не пойти ль тебе к врачу,
Не болят ли уши?
— Да, — ответил он, — хочу
Посадить я груши.
Знать, причина здесь не та,
Докторов не надо.
А причина здесь проста:
Он владелец сада.
Хворь такая (вот досада!)
Объявилась у него:
Он, бедняга, кроме сада,
И не знает,
И не видит,
И не слышит ничего.
С. МарковМИМОХОДОМ
Не всякий поющий с чужого голоса — певец.
Литературу не любил: предпочитал читать нотации.
Салон для сновабрачных.
Вполне современный город: магазины без продавцов, трамваи без кондукторов, театры без зрителей.
Диетиздат.
Покупатель продавцу: «Я уж не возражаю, грубите, но только культурно!»
В. ХочинскийМЕЖДУ СТРОК
Глупость может царить и без престола.
Карлик на высоких каблуках кажется еще меньше.
Кругленькая сумма всегда больше, чем круглая.
Если вместо слова «вкусно» вы стали говорить «питательно», значит, вы стареете.
Бездарность, как и талант, раскрывается не сразу.
Взяточник не любил пословицу: «Кому много дано, с того много и спросится!..»
В. ВетровМИМОХОДОМ
Совершенство шара заключается в том, что он бесконечно многогранен.
Нет ничего труднее, чем найти решение, которое было бы проще простого.
Яйца учат курицу терпению.
Скажи мне, где север, и я скажу тебе, где юг.
Лектор шел по пути, уже давно протараторенному его предшественниками.
Дубина тонкой работы.
Старый официант писал менюары.
Ян ПолищукУКУС МОСКИТА
Вот, извольте, кусок из быстротекущей жизни. Грубый, но натуральный. Максимум допущенного художественного вымысла — имя героя: мастер Ерофеич. Пришлось пойти навстречу пожеланиям трудящихся кожевенного завода.
Остается лишь приплюсовать к имени индивидуальные приметы: сивые фольклорные усы, сердечность и простота, энциклопедическая любознательность с легкой склонностью к созерцательности…
Итак, вот он, побритый и попрысканный одеколоном «Свежесть», с бутербродом в кармане немнущегося плаща, топает на смену. Его распирает от избытка информации. Век, что ли, такой? Особенно волнует космогония. Завидев шабра из заготовительного, тревожно интересуется:
— Как полагаешь, пульсация из Галактики — это далекая цивилизация или буржуазная сенсация?
— Чего? — озадаченно лепечет шабер.
— Я говорю: пульсация — это сенсация?
— Это немного есть, — уклончиво говорит шабер и начинает быстро удаляться. Удалившись на расстояние, въедливо кричит:
— Ты лучше под носом телескопь! Вон там твой малолеток, видать, заместо плана готовит покушение на нарушение… Туды его в Альфу Центавра!
Пришпоренный Ерофеич поспешает на родимый участок.
Там его ученик, высунув фиолетовый язык, корпит над сверхплановой деталью.
— Это что за ятаган, Фомичихин?
Фомичихин вскидывает нахальные глаза на плоском, словно двудырчатая пуговица, лике.
— Перочинный ножик сочинил для младшего брата.
Ножик устрашающе великолепен, рукоятка плексигласовая, наборная, на лезвии — насечки тремя крестиками. Покажи такой скотобойцу — тут же сляжет от зависти.
Мастеру бы следствие навести, а он наводящие спрашивает:
— Когда?
— В нерабочее время, — податливо отвечает Фомичихин.
— Из чего?
— Из сэкономленных материалов.
— А-а! — облегченно вздыхает Ерофеич. — Ну, давай, давай!.. А про план не забудь. План — это что? Это есть первая заповедь передовика…
— А я не передовик.
— Ничего. Все там будем. — И вдруг, охваченный какой-то ассоциацией, закручинился: — Намедни по радио уловил: в Саутгемптоне опять банк очистили.
— Это где же? — переполошился Фомичихин.
— Да ты не бойсь. Далече отсюда. В буржуазной Англии. Ты как кумекаешь, кривая преступности у них опять пойдет вверх?
— А куда же еще? — подкованно кивает Фомичихин и набрасывается на обточку ятагана.
…Тут самое время нарушить плановое течение повествования и сделать зигзаг, продиктованный фактической жизнью.
В тот же день, Ерофеич совместно с супругой совершив культпоход в театр, возвращался домой в троллейбусе номер девять. В салоне было сумрачно и тихо. Угнетенно подняв воротники, на диванчиках вибрировали пассажиры робкого десятка. Обалдуй-подросток в кепке коровьим блином перегородил ногой проход и, поигрывая ножом, заставлял прыгать козлом всяк сюда входящего.
— Что смолкнул веселия глас? — вопросил Ерофеич, не разобравшись в обстановке.
В ответ послышались междометия, покорившие слух даже такого старого производственника, как наш мастер. В воздухе заструились коньячные ароматы.
«Три звездочки?», — в момент определил Ерофеич. — Да еще и местного розлива. Ф-фу!.. И куда глядит милиция?..»
Он тронул террориста за плечо и тут же отпрыгнул. Террорист вскинул нахальные глаза на плоском, словно двудырчатая пуговица, лике. В тусклом троллейбусном свете блеснула сталь ятагана с плексигласовой наборной рукояткой.
— Без агрессии, папашя!
— Фомичихин! — догадливо вскричал мастер Ерофеич. — Ты что, своих не узнаешь? Ай-ай-ай!..
…Ну, а мораль?
«Рассказ с моралью, — указывал О’Генри, — подобен москиту с жалом. Он сначала надоедает, а после себя оставляет яд, который надолго отравляет вашу совесть…»
Вот пока я над этим размышлял, на соседнем заводе два подростка под носом у мастера и начальника цеха собрали пистолет, стреляющий боевыми патронами. Из сэкономленных материалов, разумеется.
Что еще там на повестке дня? Царь-пушка?
Б. РябикинИСТОРИЧЕСКИЙ ФАКТ
Мама просто не верит. Мама не может нарадоваться. Мама даже немного пугается.
Второй месяц Гриша ходит в третий класс — и ни одной двойки. Да что там двойки! Троек нет. В дневнике — одни пятерки. Даже по немецкому. Даже по физкультуре. А уж как строг Валерий Тихонович — за тапочки снижает отметки.
Пугают не только пятерки. С дисциплиной то же. И в школе, и на улице, и дома.
Посуду теперь не только убирает со стола, но и сам моет. «Спокойной ночи» стал говорить. Прямо хоть по телевизору показывай.
«Это оттого, что Софья Семеновна пересадила его к Марине Кузиной, — думает мама. — Девочка воспитанная, умная. Она и влияет на нашего…»
Папа так не думает. Папа думает по-другому. Папа говорит:
— Молодчина! Так держать! Главное — стимул!
И хлопает сына по плечу. И подмигивает. Сегодня, мол, как и обещал.
Вечером Гриша приходит из школы бледный. Портфель вываливается из рук, куртка с оторванной вешалкой сползает на пол.
Гриша спотыкается о собственную левую ногу и с размаху лбом — о телефонный аппарат.
— Что с тобой? — спрашивает мама. — Заболел?
— Нет… Ничего особенного. Нас скоро в пионеры будут принимать.
— Вот и хорошо, что будешь пионером: ты уже большой мальчик.
— Буду… А может, и не буду. Может, меня и не примут… Двойку получил.
Мама прикладывает руку к сердцу. Сама собой захлопывается форточка. Замирают рыбки в аквариуме.
— И по какому?
— По арифметике…
— По арифметике? Ведь вчера на родительском собрании Софья Семеновна хвалила тебя, говорила, что ты лучше всех решаешь задачи…
— Правильно, говорила. Конечно, лучше всех. Это сейчас, в третьем. А я про второй. Двойку-то я в прошлом году получил. И вам тогда не сказал. Ни тебе, ни отцу. А сегодня вот вспомнил. И очень неприятно стало. Грустно… И вообще… Получается, я не только двоечник, но еще и обманщик.