И вот мы сидим с председателем одного южно-черноземного колхоза и думаем думу. Можно эту думу назвать, скажем, «Дума о земле» или «Дума о родных местах». Можно назвать «Дума о поголовье» или «Дума о земельном кадастре». Тут все равно, как назвать.
Председатель, конечно, гнет свою линию:
— Спецдорстрой приходит — грабит, энергострой — грабит, геологи — грабят… Куда податься крестьянину?
Я ему говорю:
— Не ужасайся, об этом теперь разве что школьники не пишут. Теперь всякий совершеннолетний пишет о том, как расправляются с колхозной землей все кому не лень. Как только человек дорос до индустриального состояния, так он и начинает родную землю шпынять.
Он говорит:
— У нас в результате превосходства индустриальности над аграрностью три тыщи гектар увели. По кусочку… Значит, от чистой души сказать, выходит, ежегодно у нас пропадает восемьсот тонн молока, сто семьдесят тонн мяса, двести тысяч яиц, тысяча тонн зерна… То есть мы их уже не производим. А производили. Больше производили. Это я посчитал, что государству сдавали.
— Значит, увели?
— Ага… Украли.
— А прокуроры?
— Какие прокуроры?
— Ну, такие, чисто выбритые, ладные, которые на страже законности. Нерушимые такие прокуроры с острым государственным оком.
Он молчит, косится на меня и улыбается не то печально, не то жизнерадостно.
— Прокуроры, говоришь? Так ведь и прокуроры дело знают…
Прокуроры, конечно, любят хмурить брови по долгу службы. Они в нахмуренном виде более соответствуют своему образу и подобию. Вот он хмурится, а сам с пятки на носок раскачивается, взбалтывая в себе гражданственный гнев. Взболтает-взболтает и начинает учить:
— Так-так… Стало быть, не жалко вам, граждане-колхозники, землю народную, данную вам в вечное пользование? Не жалко? Оттого и отдаете все разным нарушителям. Пач-чему не возьмете палку? Пач-чему метлу не возьмете? Что ж, у вас метлы в хозяйстве нет? Ась? Пач-чему терпите отдельные незаконные посягательства?
— Ой, батюшки! Да берем палку, берем! И метлу имеем на вооружении. Как не иметь — дело крестьянское, аграрное, самооборонительное… Да только как же с нею, с метлою, обороняться, когда на тебя — бульдозер, семитонный самосвал, скрепер, а то и чего похуже?
— Плохо берете! Бульдозер! Мало, что на вас бульдозер! Бульдозер — мертвое железо, а вы, живые люди. Что же вы, живого человека принижаете? Ниже машины ставите? Самосвала испугались! И после этого испуга вводите в заблуждение некоторые организации своей надуманной любовью к родным местам… Нет, не любите вы народную землю, данную вам в вечное пользование!
Любовь — дело святое. А как увидишь своими очами искореженную, изрытую, бессмысленно изувеченную землю, уничтожаемую не только в нарушение законов, но и чисто инженерных норм, становится не до любви. Бог с ней, с любовью — тут не песни петь, а караул кричать.
Роют канаву — воду ведут. Ладно. Так ты же, как у тебя в наряде записано, откинь плодородный слой вправо, а глину влево. И зарывай свою золотую трубу в обратном порядке! Чтоб над нею родная пшеница колосилась!
Не с руки. Винегретом роют, абы вырыть.
Ищут геологи полезное ископаемое. Пока оно еще в земле лежит, а по земле посев уничтожают. Техника! Теперь все грамотные. А грамота что говорит? Ближайшее расстояние между двумя точками — прямая. Хоть она и через ясные хлеба идет. И дуют по прямой.
Иной председатель не выдержит, кинется грудью:
— Что ж вы делаете, математики чертовы? Нам же тут пахать-сеять, хлеб собирать!
— Ничего, — говорят, — папаша! Пифагоровы штаны на все стороны равны! Земли у нас хватает!
А по утрам секретарши докладывают индустриальным начальникам снисходительно:
— Опять до вас добивается некий мужик-деревенщина… Травку ему, видите ли, потоптали… Ужасно отсталый тип…
Начальник веселится:
— Пред очи не пускай… Наследит… Ты ему штраф заплати. У нас еще по плану не все штрафы израсходованы. Не нищие, слава богу!
Форма собственности, дорогой читатель. Такая форма, что если, скажем, с колхоза, не дай бог, штраф причитается, так колхоз из своих кровных платит, а если с завода — так тот из государственных. А из государственных почему бы не заплатить? Жалко, что ли? Колхоз крутится в своем хозрасчете, а завод штрафы большой лопатой планирует. Колхозу — жалко, а заводу — не жалко.
— Штрафы, — говорит председатель, — штрафы, конечно, платят… Посчитают суммарно, сколько убытка на данном участке, и, пожалуйста, триста рублей, и заткнись. А это только сегодня триста рублей. А завтра? А послезавтра? Землю отводят временно, а портят навсегда.
Штрафы — дело тонкое… Потоптали дорожники колхоз «Россию» на сумму триста шестьдесят рублей. «Россия» — к прокурору. Прокурор начальника стройучастка кличет:
— Что ж это ты, дорогой созидатель? Другой раз не топчи…
— Ни в жизнь! — клянется созидатель.
И появляется официальная бумага:
«В связи с наложением на начальника стройучастка дисциплинарного взыскания указанная сумма 360 рублей перечислению не подлежит».
Видимо, план по штрафам выполнили, перечислять нечего. Ну ничего, в будущем году потопчут, — заплатят. Хорошо бы в начале финансового года потоптали, пока смета не освоена…
Конечно, дисциплинарное взыскание — это хорошо. Оно как-то радует душу. Председатель говорит, что его коровы аж повеселели, узнав о данном моральном воздействии. Только молока не прибавили. Потому что, кроме веселого настроения, тут еще нужно сено. А сено-то как раз и вытоптано.
Конечно, об этом писали неоднократно, и полагаю, будут писать и фельетоны, и романы, и докладные записки. Нарушаются, мол, законы землепользования. И нарушаются не землепользователем, а посторонним дядей.
И землепользователь плачет, но ничего поделать с сим фактом не может.
А тут не в законе дело, а в обычае. Обычай посильнее любого закона.
Обычай таков, что организационные потравы не считаются уголовным преступлением. Десять кило зерна стибрить — преступление, потоптать этого зерна хоть десять центнеров — сойдет.
А ведь так называемый «временный отвод земли» — настоящий бич сельского хозяйства. Этот временный отвод производится даже не всегда по согласованию с землепользователем. Но если когда и по согласованию — все равно беда. Строитель крестится на образа, распятие целует:
— Не беспокойся, кормилец! Вот только нитку трубок проведу, зарою — не узнаешь, где провел.
Как не верить — человек крест целовал!
А потом? А потом — суп с котом. Потом севообороты трещат. Потому что трактор через ихнюю нитку три года не переедет.
Вот если бы банк попридержал строителю денежки: принеси, мол, ласковая душа, полное удовольствие от землепользователя, да с печатью, да в письменном виде, чтоб ясно было, не обманул ты его, а подчистил за собою как следует, — тогда дадим. Так ведь банку все равно.
Куда же ему податься, землепользователю, которому земля отведена навечно?
Есть на этом свете разные инспектора с решительными функциями. Санинспектор, пожарный, ветеринарный, автотранспортный, мало ли. А подобного земельного — нету. Их дело — совещательное, рекомендательное, просительное.
А между тем аграрии научились считать гораздо лучше иных индустриариев. Потому что они считают свое, а не абстрактно-казенное. Сидят себе на завалинке и считают.
И именно на этой завалинке один мужик-деревенщина с двумя высшими образованиями сказал мне:
— У нас нет практики учитывать упущенную выгоду. А ведь упущенная выгода — серьезный элемент в экономических взаимоотношениях.
Штраф выгоднее платить, чем получать? Это же надо, в самом деле!
Иной деятель заранее знает, что его административная немочь и никчемность будут полностью оплачены из государственного кармана! И прокурор тут к нему не подкопается!
Отпустите шофера, братцы, он не виноват. Ему сказали, и он поехал.
Самиг АбдукаххарЛЮБИМЫЙ СПОРТ
Недавно на одной из улиц
такой я слышал разговор:
— Дай закурить.
— А что ты куришь?
«Казбек»?
«Пальмиру»?
«Беломор»?
Ты не стесняйся, бога ради!
— Да нет, спасибо, что юлить…
Люблю я те,
сказать по правде,
какие можно
подстрелить!
Деревья на ветру шумели,
как ветераны на пиру,
а мне припомнился немедля
один «соратник» по перу.
Его творения громадны,
как непрощенные грехи:
он пишет очерки, романы,
статьи, поэмы и стихи.
А между делом для балета
он изготовил два либретто…
Но, главное, известен тем,
что всяческих касался тем.
Село, завод, бойцы, спортсмены,
бетон, урюк и колбаса —
любые темы неизменно
он покоряет в полчаса.
Тут главное — глаза и уши.
Поспел повсюду наш пострел:
три темы где-то он подслушал,
пять — у кого-то подсмотрел.
Души не вкладывая жара,
кого бы ни изображал,
он слил все мыслимые жанры
в один большой халтурный жанр…
Д. Епифанов…И Я ЗА СЕБЯ СПОКОЕН
Он говорит: чего вам надо?
Каждому человеку завсегда чего-нибудь надо. Одному — одно. Другому — другое. Третьему — третье. Четвертому — одно, другое и третье. Между прочим, сами же пишут в газетах: советскому человеку для счастья надо много. Мне, к примеру, пятикомнатную квартиру, чтобы на втором этаже, балконом на юг, а спальней на север, путевку в Сочи, материальную помощь и зятю участок для дачи рядом с моей.
— Вы, — говорю, — маленький механизм, и от вас мне надо одно — пропустить на прием к управляющему.
— Я должен знать, по какому вопросу и чего вам надо.
А сам отворачивает глаза.