Лариса очень часто плачет во время кормления, переодевания, бани. Раньше я не понимала – почему?
Полная темнота. Вы слышите разные звуки, но не понимаете, что они значат. Вы не чувствуете своего тела, не знаете, где у вас руки, а где ноги, потому что не можете пошевелить ими. Вы совершенно никак не можете контролировать ситуацию: внезапно, без всякого предупреждения, вас поднимают в воздух, несут неизвестно куда, кладут на что-то неудобное и незнакомое, переворачивают, откуда-то возникает чистая футболка – то есть, вы не знаете, что это футболка, просто чувствуете, что вашу голову просовывают в ворот, а руки – в рукава, и всё это происходит так быстро, что вы не успеваете осознать, где руки, где голова и что с вами произошло. Так же, неожиданно и из пустоты, в рот попадает ложка, а купание вообще сродни падению с пятого этажа: только что вы были в одной среде, и вдруг попали в совершенно другую – горячую, плотную, где всё по-другому Жизнь так непредсказуема, травматична и стремительна, что у вас нет никаких шансов как-то в ней поучаствовать.
Ларисе нужно надеть штаны. Сначала подходишь к ней.
– Лариса! Лариса, привет.
Пауза. Даешь ей время приготовиться. Медленно опускаешь руки на её плечи. Несильно нажимаешь.
– Привет, Лариса.
Пауза. Она должна понять, кто ты. На это ей требуется время.
Дотрагиваешься до её ног, гладишь их – «Вот твои ноги. Сейчас будем одеваться» – напоминаешь, что у Ларисы есть ноги, это очень важно: если не можешь двигаться, теряешь своё тело. Проводишь рукой от бедра до пальцев ног и здесь останавливаешься: «Вот тут кончаются твои ноги», – ведь границ своего тела Лариса тоже пока не осознаёт.
Очень медленно переворачиваешь её на бок, и так же медленно и плавно поднимаешь – чтобы Лариса успела понять, как меняется положение её тела. Сажаешь на колени.
– Лариса сидит. Потрогай: вот я. А это ты. Это Лариса. По трогай свои ноги.
Ларисины руки напряжены, ладони сжаты; для того, чтобы немного расслабиться и с твоей помощью погладить свои ноги, ей нужно некоторое время.
Потом даёшь потрогать штаны – для человека, который сам не может ничего взять, удержать в руках – это новое и очень важное ощущение.
И наконец, вместе с Ларисой – рука в руку – натягиваешь штаны. Это двигательный опыт, который она не может получить самостоятельно, потому что пока не умеет пользоваться руками.
– Ты сама надела штаны. Какая ты молодец!
(Ах, если бы я всегда делала так, как пишу. Но я буду стараться, Лариса, правда.)
Живые знаки
«И на ночь – не отпускай во тьму без живого знака живой любви».
Я прощаюсь с детьми в конце рабочего дня.
Начинаю обычно справа, с Большой Насти. Она сидит на кровати, поджав под себя ноги – как датская Русалочка – и накинув на плечи одеяло. Сажусь рядом. Она хватает мою руку и не хочет отпускать, смеётся и мотает головой.
Дальше, у окна, Лена. Она глядит на меня в упор, будто гипнотизирует, медленно протягивает ко мне руку. Берёт за руку и направляет в сторону комода. «Принеси мне куклу». Без куклы Лене неспокойно. Кукла – самое близкое её существо. Приношу. Лена осторожно берёт у меня куклу и долго поворачивает её в руках, разглядывая. Смотрит кукле в глаза. Потом кладёт рядом с собой на подушку.
Никита говорит мне «ой!» и смеётся. Берёт мою руку и трясёт – «до свидания!» Иногда может и оттолкнуть – зависит от настроения. Смена настроений у Никиты происходит неожиданно – непонятно, от чего это зависит.
Смех – и сразу слёзы, а потом снова смех. Мне кажется, так происходит потому, что все ощущения для Никиты – слишком сильные. Он слишком долго жил в замкнутом пространстве, почти лишенном впечатлений.
Обнимаю Сашку, он подставляет мне ладонь – значит, нужно поиграть в «ладушки».
Славик, Настя, Лариса – самые слабенькие, и прощаться с ними нужно бережно.
RS. Незаданный вопрос
Человек, для которого даже собственное тело недоступно, как улица, улица – как другая страна. Человек, который даже не знает, есть ли у него это тело, потому что, если не двигаешься, перестаёшь чувствовать себя в пространстве. Человек, который никогда не дотрагивался до своего носа, рта, другой руки. Человек, которого никто не любит и за которого никто не будет бороться. Человек, до которого, кажется, нельзя дотронуться, чтобы не испугать и не причинить боли. Человек, для которого даже постоянно повторяющиеся процедуры – кормление, переодевание – цепь болезненных неожиданностей. Человек, не умеющий улыбаться и плакать. Человек, о мыслях и желаниях которого даже немногим «сочувствующим» и «понимающим» не приходит в голову задуматься. Человек, про которого говорят, вздыхая: хоть бы умер поскорей, только мучаешься и нас мучаешь.
Он сам решил жить, и он будет жить. Это и есть ответ на наш вопрос.
Всё закончится. Как не бывало.
Сквозь ладони пройдёт, как манка.
Ощущение перевала,
Пересменка и полустанка,
Ну и кончится. Ну и ладно.
Не оглядывайся с тоской,
Уходи по пустой, прохладной
И светающей Поварской.
Знать бы радостью или болью
Отзовётся однажды снова
Гулкий колокол – Суходолье,
Шелестящий песок – Сосново,
Тополей золотые холки,
Светлый ветер, почти морской.
Не гадай, раскидай осколки
По светающей Поварской.
Тарабанил всю ночь по стёклам,
Успокоился на рассвете.
Всё, что помню: стою на тёплом,
Как лесная земля, паркете, Солнце.
Люстру – струятся радуги
По хрустальным её подвескам,
Белый город у самой Ладоги,
И жилище, «янтарным блеском
озарённое».
Частные уроки
Нина Евсеевна
1.
В комнате стоит большой шкаф. Если сидишь за столиком лицом к двери, шкаф слева. Сквозь застеклённые дверцы можно различить неясные очертания предметов. Оттуда появляется большая коробка. Из коробки – игра под названием «голландка». Слово «голландка» лаковое, старинное, из книжки «Серебряные коньки» про Голландию. Или вот у нас на даче печь-голландка.
Эта игра ещё называется «пары» или «парные картинки», но картинки такие, что сразу понятно, никакие это не «пары», а именно «голландка». Ветряные мельницы, турецкие туфли с длинными носами, старинные монетки. Изнанка у картинок твёрдая и шершавая, как дерево.
Нина Евсеевна высыпает содержимое коробки на стол, а мы с сестрой переворачиваем карточки изнанками вверх и изо всех сил перемешиваем, чтобы две одинаковые картинки даже случайно не оказались рядом. Потом выкладываем из них аккуратный прямоугольник.
– Я открыла туфли и мельницу – не пара.
– Я открыла рыбок и монеты – не пара.
– Я открыла мельницу… и мельницу. Пара!
Забираю себе обе мельницы, похожие на шахматные ладьи. Кто найдёт больше пар, тот выиграл.
В следующий раз будет другая коробка, тоже с «голландкой», но картинки другие: двухэтажные автобусы, часы с маятником, круглые шоколадные конфеты. В шкафу – целая башня из голландских коробок. Нина Евсеевна что-то нащупывает в глубинах шкафа и вынимает мягкий матерчатый мешочек. Это моя любимая игра – бирюльки. Запускаешь в мешочек руку только не глядя, смотреть нельзя, и перебираешь крошечные гладкие предметы.
– Найди пирамидку!
Пирамидка сделана из светлого лакированного дерева и не длиннее, чем половинка спички. Приятно проводить пальцем по её ребристым бокам, будто играешь на бесшумном музыкальном инструменте. Ещё в мешочке кубики, катушка, желудь, яйцо, груша, юла, и всё такое же крошечное и желто-полированное. Всех предметов я даже и не знаю, что-то всегда остаётся на дне.
Нина Евсеевна подходит к другому шкафу, посудному, он позади меня, на нём стоят круглые часы. Она отпирает левую дверцу и достаёт два маленьких, чуть больше напёрстка, металлических стаканчика и коробку конфет «морские камешки». Один стаканчик «камешков» мне, другой Жене.
Нине Евсеевне столько же лет, сколько моей бабушке. У неё голубые волосы. Голос хрипловатый и вообще-то строгий, но какой-то весёлый.
Лет через пятнадцать, слушая в институте лекции по логопедии, я попытаюсь вспомнить, где у Нины Евсеевны был этап постановки звука, а где – автоматизации, но вспомню только ощущение тайны в глубине шкафа с застеклёнными дверцами.
2.
Я сижу в той же комнате, только не за маленьким столом, а за большим, шкаф не слева, а напротив, а Нина Евсеевна с Сашей видны мне в профиль. Я учусь на первом курсе и прихожу к Нине Евсеевне смотреть занятия.
– Баси! – требует Саша.
Нина Евсеевна даёт ему башни. Это пирамидки, но лучше. Они строятся из разных причудливых фигур: шаров, ромбов и полусфер.
Наконец Саша справляется с башнями и требует:
– Масину!
– Саня! – зовёт Нина Евсеевна. Из недр квартиры появляется дядя Саня, муж Нины Евсеевны. Он высокий, с бородой, и все дети мгновенно узнают в нём своего. Дядя Саня уводит Сашу к себе, и минут десять они катают по полу гоночные машины, машины с прицепами и ещё всякие разные, я в них не разбираюсь.
– Ты в какую игру будешь играть? В домино? Выбери, какое тебе больше нравится.
Конечно, он выбирает домино с машинами.
– Я кладу самосвал и велосипед.
Он не знает, что тема занятия – звук «л», но уже произносит его, хотя в прошлый раз не произносил. Ни он, ни даже я не заметили, когда это произошло. Звуки нужны, чтобы управлять самосвалами и «ланчиями» (кстати, что такое «ланчия»?), турецкими туфлями и «морскими камешками». Никто не думает о том, что нужно произнести звук просто ради звука.
Хотя мне в детстве иногда хотелось произносить звуки, извлечь их как лакированные предметы из мешочка.
«р» – пирамидка с ребристыми боками, та, что вроде музыкального инструмента.