Тише, острое, как перец,
Беспокойное mein Herz,
Спи, святейшее из середц,
Спи, добрейшее из сердц.
Спи, как флюгер спит на шпиле,
Спи, как за морем заря,
Как деревья, что испили
Из бокала ноября.
Спи, не мучайся, mon coeur,
Как кусты на склонах гор,
Спи, пока в высокой башне
Мудрецы не кончат спор.
Уголок в небесных червах,
Серебристая блесна,
Ты войдёшь одним из первых
В царство завтрашнего сна.
Спи, листочек дальних лип,
Спи, ночного моря всхлип,
Как часы в осеннем доме,
Как высокой двери скрип.
Спи, размеренно дыша.
Да хранит тебя душа!
Его приступы самоагрессии вызывают у меня огромное чувство вины: опять не поняла, не услышала, чего-то не учла, что-то недообъяснила. А ещё я просто боюсь не справиться с Антоном. Он гораздо сильнее меня. Я уверена, что он никогда меня не ударит, но может причинить вред самому себе.
Я могу сколько угодно уговаривать Антона успокоиться, но пока он чувствует мою тревогу никакие слова его не убедят. Единственное, что убеждает – чужое спокойствие.
Привела к Пешеходу Наташу Она будет с ним гулять раз или два в неделю. Я в Наташе не сомневалась, и правильно: Антон ей понравился. Думаю, она ему тоже понравится.
Наташа рассказывала мне, как пыталась спеть Антону под гитару. Он посмотрел на неё долгим взглядом и попросил: «Убери тут, тётя, гитару жёлтую!»
Иногда Антон обнимает меня за плечи.
Я, в общем, не против, но порой он надавливает на меня так, что я чуть не падаю.
Собираюсь домой:
– До свидания тут рядом тётя Маша.
– Антон! Какая тебе тут тётя? – кричит Рината из кухни.
– Мы долго будем гулять тут на улице?
– Быстро идём по земле чёрной?
– Кто камень положил тут белый?
– Кто листья раскидал тут жёлтые?
– Кто бутылку разбил тут зелёную?
– Кто рекламу повесил тут красную?
Зашла в комнату, а он лежит на диване в темноте и улыбается. Долго гуляли по тёмным улицам, смотрели на окна. Говорили мало. Иногда Антон быстро взглядывал на меня. Потом сказал: «Тут идёт белый дождь».
В жизни Антона появился новый человек – Валя.
– Ну, как тебе Антон?
– Антон прекрасный. Такой румяненький!
Валя возит Антона в Чесму Чесма, или Чесменский приход, – место, где по пятницам собираются взрослые ребята с нарушениями общения, психологи и волонтёры.
Проект для особых ребят в Чесменском приходе называется «Пространство радости». Я в Чесме не была, но знакомые говорили, что там действительно пространство радости. Чаепития, разные творческие придумки, песни под гитару, дружеская атмосфера.
Валя делилась своими первыми впечатлениями от поездок с Антоном в Чесму, и мне кажется, что всё неплохо. Главное, нашего Пешехода ни к чему не принуждают. Он может находиться там, сколько захочет, а когда устаёт, они с Валей едут домой. Она говорит, что Антон пока не заходит в комнату, где все собираются, а сидит за чайным столом и ест пряники. Но это тоже неплохо, если учесть, что он сильно отвык от компании. Все к нему относятся очень хорошо, подходят, спрашивают, как дела. Он отвечает:
– Тут у меня уже лучше дела.
Дома спрашивает Ринату: «Тут пойду в церковь белую?»
– Пойдёшь в пятницу.
А когда наступает пятница, говорит: «Не хочу в церковь тут белую!»
Небесные волки
Замкнулся на небе мерцающий круг.
Луны серебристое блюдо.
Небесные волки выходят на луг
И смотрят спокойно и люто.
Их длинные морды в туманной реке
Мудры, как библейские лики.
В прозрачных глазах, в золотом ободке
Качаются лунные блики.
Небесные волки не пьют молока,
Питаясь травою и медом,
Но помнят они, что земля глубока,
И ходят по ней, как по водам.
Лежи на росистой траве, но не спи,
Смотри на небесные семьи:
Ты тоже колечко их вечной цепи,
В счастливом соседстве со всеми.
Улыбается, будто знает про меня какую-то тайну Иногда у меня отчётливое ощущение, что сейчас он мне её наконец расскажет. Нет, отворачивается.
Спросила Валю, как она относится к тому, что Антон её обнимает. Она сказала, что, по её мнению, для него это очень важно. Только нужно просить Антона, чтобы он обнимался не слишком сильно. Я спросила, действуют ли просьбы. Она сказала, что рано или поздно действуют.
Познакомила Антона с одним моим приятелем. Вместе ходили гулять по обычному квадратному маршруту. Пешеход был неразговорчив и почти всю прогулку промолчал.
Потом мы отвели Антона домой и пошли на станцию «Проспект Славы». По пути приятель не проронил ни слова. Наконец, когда мы уже сидели в электричку, спросил:
– А ты уверена, что ему всё это надо? – Что?
– Ну, гулять с нами.
– Конечно, любому нужно общение.
– А было оно сегодня? Я никакого общения не заметил.
– А когда он, обогнав нас на пару шагов, оглядывался и широко улыбался? А когда приобнимал меня за плечи и смеялся? А когда спросил, кто положил тут камень чёрный?
– По-твоему, это общение?
– По-моему, да.
А где, скажи, Лёша Иванов?
А где, скажи, Вася Смирнов?
А где, скажи, Рома Мишуков?
А где, скажи, Данила Жуков?
А где, скажи, Саша Гафанов?
А где, скажи, Паша Фёдоров?
А где, скажи, Гриша Козырь?
Декабрь 2008 – январь 2009 г.
Я поняла, что хочу перейти от прогулок к чему-то другому – во-первых, холодно, а во-вторых, человеку нужна какая-то целенаправленная деятельность, что-то вроде школы. Или работы.
Сначала ничего не получалось: Антон ни минуты не мог усидеть на месте. Он вскакивал и начинал ходить по комнате. Удержать внимание Антона было очень сложно – ещё бы, он успел отвыкнуть от занятий. Вот он вскочил. Дошел до стены. Прижался лбом к тому месту, где ободраны обои. Застыл. Резко повернулся, рванул дверь и выскочил в коридор. Жду. Рывок, дверь распахнулась, Антон снова у стены, прижимается лбом. Иду закрывать дверь.
Она полусорвана, и чтобы закрыть, её нужно приподнять.
– Хочу в туалет тут голубой! – говорил Антон и закрывал ся от меня в туалете.
Или уходил на кухню, прислонялся лбом к занавеске и стоял. Я приходила, уговаривала:
– Антон, посиди со мной. Мне так хорошо с тобой сидеть. Однажды я принесла ему онежские фотографии. Впервые
Антон почти полчаса сидел рядом со мной и смотрел, не отрываясь. Потом мы придумывали подписи к фотографиям, и Антон писал. Раньше он отказывался писать что-то, кроме зеркальных слов.
Мы завели специальную тетрадку для занятий, и я попросила наверху страницы написать число и день недели. Кажется, эта просьба разбудила школьные воспоминания, потому что с тех пор Антон не чертит квадратные печатные буквы, а пишет красивыми письменными, которые, правда, иногда срываются со строчки и лестницей идут вниз.
– Антон, будем писать?
– Ручку дашь тут синюю?
– Я же давала тебе в прошлый раз.
На Пешехода ручек не напасёшься: от нечего делать он ломает их пополам.
Каждый раз в ответ на «до свидания, Антон» отвечает «до свидания тут рядом тётя Маша», игнорируя Ринатино: «не тётя Маша, а Маша, понял?»
Прощаюсь: «До свидания, Антон!» (назовёт тётей или не назовёт?)
– До свидания тут рядом… (хитро и застенчиво улыбается) тётя Маша…
И немедленно – Ринатин прекрасный хриплый смех и возглас: «Какая тётя? Какая тебе тётя?»
Январь 2009 г.
Ринате скоро ложиться в больницу. Что будет с Пешеходом, пока неясно. Решили искать человека, который будет с ним жить. Требования простые: молодой, сильный и психически устойчивый мужчина, который найдёт с Антоном общий язык, которому Рината и Люба смогут полностью доверять и который согласится жить с тяжёлым взрослым аутистом в течение неопределённого времени.
Пешеход сегодня сказал: «Испеки блины тут жёлтые».
– Ты меня с тётей Любой не путаешь, а?
Антон её очень ждёт.
Когда она приезжает и разговаривает на кухне с Ринатой, он выходит к ним минут на пять, а потом снова скрывается в своей комнате. Сильные чувства, даже радость, быстро его утомляют. Он хочет быть один, но знать, что в любую минуту может подойти к человеку, которого любит.
Антон очень изменился. Он гораздо охотнее общается с людьми, меньше кусает руку, пишет уже не слова, а предложения. Но главные изменения, которые происходят с Пешеходом, трудно передать словами. У него стало совсем другое лицо.
Но тем острее вопрос: а что дальше? Пешеход делает первые попытки выбраться из скорлупы, которая много лет защищала его от мира, но мир-то вовсе не горит желанием принять Пешехода. Однажды Антон увидит свою жизнь не изнутри, а так, как видим её мы: хождение взад и вперёд по комнате, исписанной зеркальными словами. И кто знает, что он тогда почувствует?
Лакированная завуч сказала: «Наше учреждение Антону не подходит».
Место, которое ему подойдёт, можно обозначить двумя словами: понимающий мир.
Февраль 2009 г.
Съёмки Любиного фильма.
Снимали, как мы с Пешеходом пишем предложения, а потом как он идёт по улице вдоль длинного забора. Мы не были уверены, что он согласится идти один, поэтому сначала я и Пешеход прошли необходимый для съёмки путь вместе. А потом Антона попросили дойти до конца забора в одиночку. Он шел, время от времени оглядываясь на меня, а я медленно шагала за машиной, в которой ехала Люба с оператором, и кивала: «да, да, молодец… иди…»
Потом мы снова шли вместе: под железнодорожный мост и дальше по проспекту Славы, «во-он до того столба». Антон целеустремлённо шагал, я еле за ним поспевала. Недаром он Пешеход. Интересно, думала я, как далеко он может уйти, если его не останавливать и не догонять? А его побеги – они откуда-то или куда-то? Есть ли у него представление о цели своего пути? Может быть, никакого пути нет, а есть хождение взад-вперёд, только без стен? А может быть, единственное, что стоит делать – это идти с Антоном, и тогда мы наконец придём туда, куда нужно. Когда мы всё-таки вернулись, оператор странно посмотрел на меня: «Я же вам сказал, во-он до того столба, а вы чуть не до Москвы дошли!»