Несудьба — страница 22 из 48

– Чувак, тут проблема в том, что девушка не сдаваться должна, а чувства взаимные испытывать. Ты же не маньяк вроде, нормальным мужиком казался. Ну не любит она тебя, что ее, заставлять теперь?

От следующего удара у меня разбивается щека о зубы изнутри и во рту сразу появляется противный вкус крови, которую приходится сплевывать.

– Ты ее у меня увел, я просто так это не оставлю, – шипит прямо в лицо, вызывая приступ тошноты.

– Она не была твоей девушкой, чтобы я ее уводил, очнись.

С последним ударом у меня течет кровь из носа, и только тогда его придурки меня отпускают и уходят вслед за ним.

Вот урод, а… еще раз сплевываю кровь и стираю тыльной стороной ладони то, что льется из носа. Не сломал, бил не так, чтобы покалечить, пытался проучить, я прекрасно это понимаю. Но за что учить меня – ума не приложу. Реально у него замашки какие-то странные, надеюсь, он никогда Аленку не обижал.

Меня штормит от нервов, и я пару раз припечатываю кулаками об рядом стоящее дерево, выпуская пар и разбивая еще и кулаки.

Кожа на щеке и скуле горит огнем, надо бы обработать или приложить что-то холодное, но в домике у нас нет ни черта, а в медпункт идти опасно, там Алена, она точно панику разведет.

Но все равно не остается выбора, даже если я такой красивый заявлюсь у своих, Палыч меня сразу к Машке отправит, нашему командному врачу.

Выдыхаю, надеясь на лучшее, и иду. Но когда только вхожу и вижу взгляд Аленки, понимаю, что хорошего ничего ждать не стоит, судя по всему.

– Боже, Булгаков, когда ты успел? – спрашивает меня Маша, вскакивая со своего места. Они тут все в одном большом кабинете сидят, просто за разными столами, и, конечно, меня видят врачи всех команд. – Садись быстро.

Она кидается к ящику с лекарствами, роется там и параллельно спрашивает, не тошнит ли меня и не кружится ли голова. Еще пытается выпытать, что произошло и откуда я такой красивый к ним пришел (это цитата), но я упорно молчу, не собираясь никому ничего рассказывать.

А Алена так и сидит. Смотрит на меня огромными глазами и сжимает в руках карандаш так, что тому точно сейчас грозит мучительная смерть. У нее в глазах ужас и слезы, и я уже ругаю себя за то, что приперся сюда.

– Маш, а… – говорит она неожиданно, вставая со своего места. – А можно я?

Они пару секунд смотрят друг на друга, и по переглядкам я понимаю, что добрую часть нашей истории Машка, видимо, знает. Ну и ладно.

Она кивает, отдает ей все, что уже достала из шкафчика, и выходит на улицу, куда за ней спустя пару секунд выходят еще две девушки. Вот это женская солидарность.

– Это он? – спрашивает сразу, подходя ко мне. Пальчиками хватает меня за подбородок, рассматривая побои со всех сторон, и хмурится так сильно, что становится сама на себя непохожей.

Я молчу.

– Я знаю, что он, даже если ты будешь молчать.

Холодная вата с чем-то, что очень щиплет, прижимается к местам ударов, и пару минут Алена молча обрабатывает все ссадины, сосредоточившись на работе.

А я просто сижу с закрытыми глазами и наслаждаюсь ее прикосновениями и сладким запахом. У меня нет такой паники на это избиение, как у нее. Этого стоило ожидать. Правда, я думал, он поступит как мужик и просто захочет со мной подраться, а не как крыса, которая будет бить, пока меня держат.

– Сереж, нам нужно прекратить, – говорит она серьезно и твердо, отходя от меня, когда заканчивает со всеми ранами. – Я предупреждала тебя, что так будет, и вот к чему все это привело. Хватит, серьезно. У нас ничего не получится, уходи, и… И мы просто забудем все.

– Что? Забудем? – Я вскакиваю и подлетаю к ней, хватая за запястье и разворачивая к себе лицом. – Ален, забудем? Правда? Так просто?

– Нет, не просто. – И я правда вижу, что ей сложно говорить, но она упорно продолжает гнуть свою линию, даже не глядя мне в глаза. – Но так нужно. Это ни к чему хорошему не приведет. Сегодня тебя избили, а завтра что? Убьют? В море утопят?

– Да мне все равно, как ты не понимаешь этого? – Я не контролирую тон своего голоса, но меня просто подрывает от этой несправедливости. Почему мы должны обрывать это все из-за какого-то психопата? У нас толком еще и не было ничего, один поцелуй еще тогда, у автобуса, и я искренне надеялся на как минимум еще миллион таких же. – Еще раз захочет ударить – пусть бьет. Мне все равно!

– Да мне не все равно, неужели ты не слышишь?! – Она кричит громко и наконец-то поднимает голову, глядя на меня. В ее глазах слезы, и это какой-то просто гремучий звездец. Я как-то не на это рассчитывал, когда увидел, что она стала общаться со мной свободнее, больше улыбаться и таять. Точно не на это. – Я не хочу, чтобы ты страдал из-за меня, поэтому лучшее, что мы можем сделать, это прекратить все общение. Спасибо тебе за все, Сереж, правда, я никогда не забуду, на самом деле, но на этом все.

– Я не хочу даже слышать это.

Она снова на меня не смотрит, и я поднимаю ее лицо за подбородок, пытаясь вернуть ее взгляд.

Черт, она плачет. По щекам текут две дорожки, и я стираю их пальцами, пытаясь прекратить потоп, но бессмысленно. Они текут без остановки.

– Уходи, Сереж, – шепчет хрипло и отходит от меня на три шага. – Это все.

Глава 23

Сережа


Да это бред. Сраный сюр какой-то. На этом все? Закончить общение? Забыть? Я даже слышать не хочу. Но Алена настроена настолько серьезно, что мне не остается ничего, кроме как вылететь из медпункта и попытаться отдышаться и привести мысли в порядок.

Но до порядка там не то что далеко, там нереально до него вообще добраться. Такого кавардака, как сейчас, в моей жизни еще вообще никогда не было. Даже в прошлый раз, когда она уехала, мне было понятнее. Потому что мы не были вместе, мы не смогли построить отношения, мы разошлись. А сейчас… Она то в руки ко мне сама бежит, то вырывается из них же, прося больше не ловить ее никогда. А я не понимаю, как я должен реагировать?!

Психую, конечно. На нее наорал, камень под ногами пнул, еще раз по дереву кулаком ударил, чтобы хоть немного эту злость выместить.

Уходи, говорит, Сережа, это все. Да как все-то? Когда еще и не началось толком ничего. Она ведь и шанса попробовать не дает! Словно специально дразнит, а потом, как игрушку ненужную, на свалку выбрасывает.

И я мог бы подумать, что ей все равно и именно поэтому она со мной так, но в голове это не укладывается. Она плачет и смотрит на меня так, как никогда в жизни не смотрят на безразличных людей. Только почему-то тараканов своих она угомонить не хочет, и я вообще не понимаю, что с этим делать.

Стараюсь дышать. Шумно, глубоко и медленно, чтобы успокоиться. Меня и так тренер за внешний вид сожрет сейчас, надо постараться быть хотя бы спокойным.

До своих пацанов бреду медленно, хотя тренировка начинается уже с минуты на минуту. Хотя с такой рожей меня Палыч на лед не пустит, я чувствую, как отекает все и начинает болеть в местах, где сильно повреждена кожа.

По пути на меня все проходящие мимо бросают странные взгляды, и я даже не знаю, чего хочу больше: посмотреть в зеркало или все-таки нет.

Захожу в раздевалку и сразу смотрю на свое отражение, тут зеркало прямо на входе. М-да… картина маслом. Как будто не отлупили, а в улей закинули к пчелам. Скула пухнет, прикрывая даже глаз, нос тоже распух, как будто в него орех засунули. Запекшаяся кровь на губах и крыльях носа, и как вишенка на торте еще и пара ссадин. Просто кайф, такого на тренировке точно не ждут.

Захожу внутрь, пацаны как раз шнуруются уже, но видят меня и застывают на месте все до единого, как статуи.

– Серый, это кто тебя так? – спрашивает сразу капитан. Я молчу. Мне даже стыдно говорить, что меня отметелили, а я даже подзатыльник в ответ не дал.

– Твою мать, – говорит Тимур, качая головой. – Это то, о чем я говорил. Макс это просто так не оставил.

– Это из «Титана» этот, что ли? – подрывается на ноги Коваль. – Пошли его сломаем.

– Угомонись, – качаю головой, – Палыч не одобрит.

– Что не одобрю? – звучит сзади, и я делаю глубокий вдох, прежде чем повернуться к нему лицом.

Он молчит первые несколько секунд, осматривая мое лицо, и в раздевалке полнейшая тишина. Наш тренер никогда не спускает с рук подобное. Никогда. Саву однажды выперли из команды за драку, ему просто повезло вернуться. Выгоняли одного защитника, ему тоже повезло, что в другую команду забрали. Тренер не особо разбирается, кто прав в драке, а кто виноват. В целом он прав. Мы спортсмены, должны не только в руках держать себя, но и делать так, чтобы у окружения и мысли не было ввязаться во что-то подобное.

А тут я во всей красе, еще и на сборах. То есть точно с кем-то из соперников, а не просто на улице от гопоты местной отбиться пытался.

– Это что? – задает он вопрос холодным тоном, на который не требуется ответ. Молчу, чуть опустив голову. – Руки показал.

Проверяет костяшки, чтобы знать, принимал в драке участие, или нет.

А я идиот полнейший, в психах о будущем забыл подумать, когда лупил ствол дерева у медпункта и костяшки в кровь разбивал. Не поверит, что о дерево, даже говорить не буду.

Протягиваю руки, сжав кулаки. У тренера зубы скрипят и ноздри от злости дергаются. Кажется, что он мне на лице сейчас еще что-нибудь нарисует, несмотря на то, что никогда и никого из нас и пальцем не тронул.

– Из-за бабы? – спрашивает. Киваю. Даже слово «баба» не режет сейчас. – Ты правила знаешь, Булгаков. Вещи собрать до вечера, на утро закажут билет на самолет. Переночуешь в гостинице. Всего хорошего.

Он разворачивается и уходит сразу же, громко хлопнув дверью, а в раздевалке так и остается гробовая тишина.

Я предполагал, что так и будет. У тренера всегда такой подход к делу, и есть вполне разумное ему объяснение. «Вы, старшие, подаете мелким пример. Если я вас в строгости держать не буду, ни из кого ничего путного не выйдет. Да и сами от рук отобьетесь. Одному прощу – другие на голову сядут».