Может, проблема была в этом? Нужно было просто чаще ее целовать, чтобы она не успевала придумывать себе всякие глупости? В следующий раз буду действовать именно так.
И сейчас целую, обнимая крепко-крепко, потому что сбежать она в любую секунду сможет, ей не привыкать.
Целую мягко и нежно, ласкаю губы и никуда не тороплюсь, словно в наших руках есть все время мира и мы можем позволить себе растягивать это удовольствие.
На самом же деле – нет. А так хочется, чтобы именно так все и было.
Она отстраняется первой, а я еще тянусь за ней, срывая пару крошечных поцелуев, не желая прерывать это блаженство.
Аленка делает пару шагов от меня, и внутри снова взрывается тысяча маленьких нервных окончаний. Но я очень стараюсь держать себя в руках.
– Ну и как ты мне прикажешь тебя отпустить теперь? После всего, что я услышал. После всего, что ты для меня сделала. После поцелуев. Как, Карамелька, скажи, пожалуйста?!
– Ради своего блага и отпустить. Я чувствую вину и не могу простить себя за все это! Пойми же меня наконец! – Она обессиленно всплескивает руками и снова закрывает глаза. Надо унять эмоции, иначе я доведу ее снова.
– Не понимаю, Ален, – говорю спокойнее и делаю шаг, в очередной раз пробивая стену между нами, которую она выстроила. Я всегда буду пытаться быть ближе. Всегда. – Не пойму, правда, не могу. Я не пацан пятилетний, чтобы за меня волноваться и проблемы мои пытаться решить. Я сам их решить могу, ты только будь рядом со мной, вот и все.
– Я не могу больше ссориться, Сереж. – Она качает головой и отступает на шаг. В миллионный раз. – Спасибо тебе за все. За все-все-все. И кстати, возьми мазь, пожалуйста. – Она достает из кармана тот самый злосчастный тюбик. – Она правда поможет.
Она не говорит «прощай», но во всех ее словах и действиях это «прощай» проносится огромным жирным шрифтом и громким надрывным голосом.
Аленка вкладывает в мою ладонь эту чертову мазь и, улыбнувшись грустно, разворачивается и уходит прочь.
И я не останавливаю ее теперь. И шаги навстречу не делаю.
Просто потому, что нам обоим нужно остыть. У всех эмоции, а у нее еще и правда своя, и свою правоту, пока она в таком состоянии, ей не докажешь.
Нам нужно немного времени. Совсем чуть-чуть. И я честно постараюсь ей его дать. Да и себе тоже, чего уж врать.
Не буду трогать, смотреть, пытаться заговорить.
Буду только тихо ломаться внутри себя, когда этот урод снова рядом с ней виться начнет.
Но время дам, конечно.
Сейчас только быстро, пока у пацанов тренировка, сбегаю в магазин за шоколадом, как розу, ей на подоконнике оставлю, и точно время дам. Столько, сколько захочет.
Наверное.
Глава 26
Алена
Мне так плохо спится этой ночью, что я кручусь с бока на бок, пытаясь отыскать удобную для сна позу, но в итоге посреди ночи вскакиваю, чувствуя раздражение на саму себя, и открываю окно. Надеюсь надышаться свежим воздухом вдоволь и уснуть крепким сном, иначе просто уже невозможно. Мне то холодно, то жарко, то подушка мешает, то одеяло…
Я никогда не испытывала проблем со сном, а тут которую ночь подряд какое-то издевательство. Как уснуть? Я пересчитала уже всех овец, всех баранов, дышала на счет восемь, как показывали в каких-то видеороликах, но все без толку. Я не сплю.
Вдыхаю поглубже теплый морской воздух и опускаю голову, закрывая глаза. Вот так хорошо… Так тихо и спокойно, как будто в мире не существует ни единой проблемы больше.
Открываю глаза и застываю. Прямо перед носом, на подоконнике, ровно на том месте, где в самые первые дни здесь была роза, лежит буквально огромная шоколадка. Без шуток. Если сравнить ее с габаритами моего тела, то она будет по размеру мне от запястья до локтя.
И конечно же, ее принес Сережа.
На других я и думать не собираюсь, да и некому больше. Я даже на Макса не могу подумать, потому что он и романтика – это две параллельные прямые, которые пересекаются, только когда этому подхалиму что-то нужно.
Он не собирается прекращать, видимо. Потому что в тот день, когда, как я думала, мы расставили все точки над «ё», он принес мне шоколад… С моими любимыми орехами! Это почти подкуп.
Я очень плохо спала и собиралась подышать, чтобы уснуть, а в итоге сижу на кровати, смотрю на сладость и снова начинаю крутить в голове всякие мысли. Видимо, эта ночь совершенно точно будет бессонной, и я решаю смириться с этой участью и тихонько пробираюсь вниз, в общую гостиную, чтобы поставить чайник и нагло съесть добрую половину этой шоколадки и умереть от количества сладкого.
Сбегаю по ступенькам и чуть снова не падаю на последней, но вовремя успеваю ровно встать на ногу, потому что на диване какого-то черта сидит Макс, а не спит в своей комнате. Он что-то смотрит на телефоне в наушниках, повернутый ко мне боком, и явно не слышит, что я вошла в комнату.
Мне очень многое хочется ему сказать, у него спросить или даже просто отчитать его, как ребенка, но я понимаю, что сейчас не лучшее время и место для выяснения отношений. Середина ночи, вся команда спит, тренер спит, и как бы ни хотелось выплеснуть свои эмоции – нельзя.
И к сожалению, ручаться за Макса я не могу. Не уверена, что он не захочет как-нибудь прокомментировать мое появление здесь, а я не факт, что смогу сохранить хладнокровие.
Именно поэтому я возвращаюсь так же тихо, как и пришла сюда, думая о том, что придется отложить шоколадку и выпить чай уже завтра.
Остаток ночи я все еще верчусь в кровати в попытках уснуть, и удается мне это только под утро. Будильник из-за этого раздражает больше обычного, я уже чувствую, каким тяжелым будет день в этом состоянии… Ох. Придется выпить много кофе, чтобы ожить хоть немного.
Спускаюсь вниз, и наконец-то гостиная пуста, потому что парни должны были уже уйти на пробежку. Делаю кофе, потому что чай меня сейчас не особо спасет, и бегу обратно к себе, чтобы еще минут пятнадцать побыть в тепле одеяла и одиночестве своей комнаты.
Спать хочется жутко, но я всеми силами заставляю себя не ложиться обратно, а укутаться в одеяло и встать у окна, чтобы теперь попытаться взбодриться от свежего воздуха.
Отламываю пару кусочков шоколадки и ловлю себя на мысли, что улыбаюсь, когда думаю о том, что это Сережа ее принес сюда. Снова взбирался на второй этаж, думал обо мне, хотел сделать приятное… Мне и так очень сложно его отталкивать, а он словно издевается надо мной. Я искренне не понимаю, как вообще быть дальше. Если он будет настаивать и ходить за мной – я не продержусь и пары дней. И даже ради его же блага мне будет очень сложно удерживать в клетке свои чувства.
Открываю окно пошире, опираюсь локтями о подоконник, жмурюсь от вкуса шоколада на языке, делаю глоток кофе и вижу, как парни заходят на поле для утренней пробежки. Я сразу понимаю, что сегодня это снова «Феникс». Как назло, когда я решила завязать с ним, ну или с одной его частью, он появляется снова. Вот точно «Феникс» восстает из пепла. Через два года приехал, потом снова появился из ниоткуда, сейчас снова с шоколадом своим…
Как вот мне забывать о нем и отталкивать? Когда он такой красивый под окнами бегает. Его в толпе даже глазами искать не приходится – только его и замечаю, никого больше. И дело даже не в его расписанных татуировками руках или еще чем-то. Просто для меня все остальные одинаковые, а он другой.
Я так сильно влюбилась… Как дурочка просто. И если два года назад я уехала и с корнем даже вырвать это чувство не смогла, то сейчас мне и уехать-то некуда. Да и не вырвать уже. Поздно.
И именно поэтому я поступаю так, как поступаю. Это самая банальная забота. Из-за отношений со мной у него было уже столько проблем, что мне просто совесть не позволяет и дальше ему их доставлять.
Бросаю еще один грустный взгляд на него и понимаю, что он тоже на меня смотрит. Они как раз бегут круг лицом в мою сторону, и он смотрит неотрывно, методично перебирая ногами и двигаясь дальше по земле.
Я не могу отвести взгляд. Не говорю ничего, даже не улыбаюсь. Как и он.
Я просто перед самым его поворотом, когда он перестанет смотреть, кладу в рот еще кусочек его шоколадки, таким самым странным образом благодаря его за сладость, и закрываю окно сразу, как он отворачивается.
А когда он посмотрит снова – меня там уже не будет.
Путь до медпункта сегодня очень одинокий. Я душой надеюсь, что Сережа меня снова подхватит на нашем месте, как каждое утро, и доведет до работы, а умом понимаю, что будет лучше, если он не придет. И я вздыхаю с облегчением, когда он не приходит. Одновременно с тем мое сердце вопит от боли.
Но я слышу шаги позади и заставляю себя прикусить губу, чтобы не улыбнуться, а когда поворачиваюсь, то улыбка распадается сама собой.
Потому что передо мной Максим. И шел он явно точно за мной.
– А что же, малышка? Где твой провожающий? Ходил тут каждое утро, хвостом перед тобой крутил, как павлин. Все? Отвалились перышки?
Меня очень злит все происходящее. Его тон, его ухмылка, его поведение.
Где тот Максим, с которым я дружила два года? Где мой веселый и улыбчивый Макс? Что с ним стало?
– У меня имя есть, вообще-то, – говорю ему в лицо и продолжаю путь, потому что стоять и слушать всю его грязь я не готова совершенно. Мне даже обидно, что он такой. Я ведь всегда относилась к нему со всей теплотой.
– Не понял, – говорит уже ледяным тоном и порывается за мной. Быстро подстраивается под шаг, идет рядом и хмурится.
– Что ты не понял? Я сказала, что у меня есть имя и не нужно называть меня этим дурацким прозвищем. Алены будет достаточно.
Стерва, живущая внутри меня долгие годы и никогда не выходившая наружу, вдруг начинает вылезать. От злости, от обиды, от грусти за любимого человека, от несостоявшихся отношений, от его яда. От всего. Ее трудно удержать внутри, хотя голос все еще дрожит, когда пытаюсь быть сильной.
– Повторить? Алена – мое имя. Называй меня так.