– Хорошо. Если будешь готова – дай знать, ладно? – говорю и выдавливаю из себя улыбку, а потом целую Аленку в лоб, пытаясь отогнать ее плохие воспоминания о прошлом.
– А где Оля? Наверное, нам и правда пора.
Она смотрит по сторонам, а мне приходится все силы применить, что есть во мне, чтобы как идиоту не улыбнуться. Коваль Ольгу Сергеевну минут двадцать назад утащил еще, а Аленка не заметила даже, так увлеклась нашим плаванием. Это льстит, это приятно.
– Они ушли недавно.
– Вот предательница! – фыркает Аленка, а я думаю о том, какие все-таки хорошие люди семейство Ковалевых! С ними приятно иметь дело, однозначно. Они оба сделали этот вечер, сам бы я даже знать не знал, что Алена не спит в своей постели, а тусуется на пляже.
А так… Ночь, луна, штиль, мы одни, и вокруг никого. Кайф же.
– Пора возвращаться, – говорит Алена негромко, но идти в сторону суши и вырываться из моих рук не спешит. Пора, да. Разве? Мне было так мало, что я не готов отпускать.
– Давай еще немного побудем тут? Все равно ведь уже не выспимся, что решат еще каких-то полчаса?
– Сереж… – говорит она, с сожалением глядя мне в глаза. Не надо жалеть! Ты делай то, что хочется, а не то, что якобы нужно, и жалеть не придется!
– Ну никого ведь нет, Ален. Ни Макса, ни Палыча. Никого, кого ты могла бы опасаться. Сейчас почему нет? Пусть это место и эти минуты будут только нашими. Мы никому о них не расскажем, но они у нас будут.
– На самом деле… – Она громко вздыхает, закрывает глаза и расслабляется, опуская плечи. – На самом деле мне так хорошо сейчас, что я вообще не хочу уходить отсюда.
И я улыбаюсь. Как идиот какой-то умалишенный.
Притягиваю Алену еще ближе к себе, снова наглею, но не могу уже иначе. Сейчас-то почти можно!
Поэтому руками по спине глажу, время от времени заходя сильно ниже, чем позволено, и покрываю поцелуями все лицо. Щеки, веки, расцеловываю скулы и оставляю мягкий поцелуй в уголке рта, а потом не отстраняюсь специально, чтобы ей самой крышу сорвало, чтобы она сама меня поцеловала и барьеры эти дурацкие стерла.
И мне хватает десяти секунд такой близости, чтобы сдохнуть от удовольствия. Потому что крышу срывает и мы наконец-то целуемся. Откровенно, горячо, вкусно. Так, как хочется, и так, как нужно.
Голова кругом от ее вкуса, я буквально впечатываю ее в себя, съезжая руками на бедра и ягодицы. Сжимаю в ладонях, впиваюсь пальцами, дышу шумно, спускаюсь поцелуями на шею и возвращаюсь к губам, продолжая это безумие.
Аленка отзывчивая, просто отвал башни. Прижимается сама, извивается в руках, тихонько стонет, пальцами за волосы на затылке тянет, а потом вдруг резко замирает и дышит так тяжело, словно мы не целовались только что, а марафон бежали.
Я вижу, как она возбуждена, ее потряхивает, грудь вздымается от вздохов, а бедра, которыми она меня обнимает, непроизвольно сжимаются. Я с трудом выдерживаю эту пытку. Мне приходится представлять самые жуткие картинки в голове, чтобы и дальше стоять неподвижно и просто смотреть ей в глаза.
– Пойдем, пожалуйста, – внезапно хрипло просит она. Соглашаюсь. Лучший вариант, наверное. Заниматься сексом в наш первый раз ночью в море, идея не из лучших. Думаю, Алена поэтому и прервала нас, потому что была такого же мнения.
Мы выходим из воды за руки, оба молчим, перевариваем произошедшее. Я не отстану больше, и она, я думаю, это тоже понимает. Не теперь, когда я ощутил столько взаимности, что крыша напрочь отлетела и утонула где-то в сотне километров от нас.
Мы молчим до последнего. Возвращаемся тем путем, каким пробирались сюда мы с Ковалем. Я веду ее к их домику, стараясь не думать, что самовольно отдаю в логово соперника, и, уже не спрашивая разрешения, оставляю легкий поцелуй на мягких губах.
Она входит внутрь, и я ухожу. В домике иду тихо, чтобы не разбудить Палыча, и из комнаты Ольги Сергеевны слышу тихие-тихие стоны. Счастливый гад, Коваль. Ему все можно.
Падаю на кровать, достаю телефон и, снова наглея, пишу Аленке.
Сережа: Приснись мне снова. Мне было катастрофически мало.
Глава 28
Алена
Мне абсолютно точно нужно начинать принимать какие-то успокоительные. И снотворное. И проверить сердце, и начать принимать препараты от тахикардии.
Потому что я снова не могу уснуть, хотя за день вымотана очень сильно. И сердце стучит так быстро, когда я вспоминаю все касания Сережи в воде, что впору скорую вызывать.
Или ехать в психушку.
Вряд ли мне поможет хоть что-то из этого, конечно, но черт возьми…
Пытаюсь себя ругать снова за слабость, за то, что сама своих слов не придерживаюсь, за то, что слабая рядом с ним, как кукла безвольная. Ругать пытаюсь, а не выходит ровным счетом ничего, потому что снова вспоминаю все, что было пару часов назад, и снова улыбаюсь с сумасшедше колотящимся в груди сердцем.
Он, конечно, не перестанет уже, я понимаю это. Я сама слабость проявила, сама взаимностью отвечала и целовала отчаянно, поэтому все мои просьбы прекратить отныне будут не просто проигнорированы, они будут выглядеть жалко. Поэтому больше просить я его об этом не буду.
Не знаю, как и что будет дальше, но выглядеть идиоткой и в его, и в своих глазах я не хочу больше. Возможно, поговорю с их тренером… Объясню ситуацию, что влюбилась, и все такое. Он же просил выбор сделать, а не Сережу бросить. Вот, я сделала. Словно я хоть раз в жизни стояла перед выбором, когда рядом был он, честности ради…
Я не ответила на его СМС и перечитываю его уже как дурочка пятый раз. Половина третьего ночи. Какова вероятность того, что он тоже не спит? Наверное, нулевая. Он столько катал меня в воде, что наверняка вымотался и уснул без задних ног. Поэтому желание написать ему что-то я гашу в себе всеми силами, чтобы не разбудить, и все-таки пытаюсь уснуть, крепко обнимая подушку и счастливо улыбаясь.
А утром просыпаюсь впервые не от будильника, а от какого-то шума снизу. Что уже стряслось? Если драка, то может понадобиться моя помощь…
Вскакиваю с постели, натягиваю шорты, оставаясь в пижамной майке, пытаюсь очнуться хоть немного и вылетаю вниз, застывая на ступеньках. Потому что в общей гостиной стоят тренер «Титана», тренер «Феникса» и Макс… А на ступеньках и диванах еще несколько парней из команды.
А что происходит?
Меня накрывает странным волнением, я не спешу показываться им и просто стою и наблюдаю, пытаясь вникнуть в суть столь раннего утреннего собрания.
Через минуту до меня доходит, что обсуждается драка. А точнее, избиение Сережи Максом. Мне интересно, а Булгаков тоже здесь? Мне его не видно, но не вся комната попадает в поле зрения, нужно спуститься, чтобы увидеть.
Виктор Павлович с очень сильным недовольством высказывается по поводу происшествия, и, конечно, я полностью на его стороне. Несмотря на то, что сама из «Титана», а Макс когда-то был моим лучшим другом. Такие ситуации недопустимы, и это абсолютно верно.
Я по сути своей против любого насилия, и если драку между парнями оправдать как-то можно, то вот такой поступок – нет.
– А твои птенчики не умеют вопросы по-взрослому решать, да? Сразу к маме под юбку бегут докладывать? Хотя, что я удивляюсь, ведь ты их тренер, – говорит Егор Николаевич, старший тренер «Титана». Он не самый добрый дядька в мире. Они с Виктором Павловичем примерно одного возраста, но абсолютно разные люди. Я сталкивалась и с одним, и с другим в работе, и в «Титане» все намного жестче. И я не дисциплину имею в виду. Он всегда за грубость на льду, за жесткость, за вырывание победы любыми способами. В «Фениксе» же упор идет на профессионализм, и, честно признаться, это мне импонирует гораздо больше. Не сосчитать, сколько я травм лечила и ушибов осматривала после тренировок и игр «Титана».
– А твоим словами слабо? – отвечает Виктор Павлович. Судя по интонации, он абсолютно спокоен, хотя даже я уже психую. – Ну или хотя бы один на один, по-мужски, нормально подраться. Или они только так умеют, как крысята? Хотя что ж я удивляюсь, да, Егор?
Атмосфера в гостиной накалена настолько, что есть ощущение, на коже останутся ожоги. Мне кажется, в этом разговоре явно спрятаны какие-то личные счеты, и от этого все ощущается еще острее.
– За то, как мои парни поступили, – не хвалю, – отвечает тренер, – но и твоего за стукачество по голове не поглажу. Сам сказал, что разборки мужские. А бежать докладывать – это низко. Стукачам место знаешь где?
У меня кровь от этих слов стынет! Да как так можно? Как так вообще можно говорить?
Я не даю ему договорить, потому что я не уверена, что хочу все это слышать. Слетаю по ступенькам, сразу замечаю, что Сережи здесь нет, и выпаливаю на одном дыхании:
– Это я рассказала! Я все рассказала Виктору Павловичу!
Я понимаю, зачем говорю это. Потому что за «стукачество», как выразился тренер, Макс может поступить с ним гораздо хуже. А мне, я надеюсь, он ничего не сделает.
– Что? – холодеет голос тренера. Я вижу осуждение в его глазах, в глазах всех присутствующих, кроме Виктора Павловича. У того там только сожаление, и больше ничего. – Что ты сделала?
– Я все видела в окно, это произошло рядом с медпунктом. Из кабинета не видно, но из коридора да, а я как раз вышла выпить кофе. Я видела, как Сереже держали руки, а Макс его бил. А потом видела, как Булгаков пришел обработать раны к Маше, ну, врачу «Феникса». У него много травм, я не смогла смолчать, поэтому пошла и все рассказала.
– Алена… – От его тона мне становится по-настоящему страшно. А еще страшнее, что взрослый человек осуждает меня, а не парня, который поступил так жестоко. – Ты за чью команду играешь вообще?
– Я за справедливость, Егор Николаевич. В той разборке ее не было.
Он злой. Злой как черт. А я не понимаю! Все ведь правильно! Макс должен понести хоть какое-то наказание за то, что сделал! Ну как это возможно, что виноватыми выставили всех, кроме него одного? Как? Это ненормально!