– Мадам, – шутливо отвешиваю поклон Лизе, – Сава. Мы погуляем с Аленкой немного, набери меня, когда надо будет прийти, мы минут за десять вернемся.
– Резинки нужны? – сразу спрашивает Савельев и тянется рукой в карман брюк, протягивая мне пару штук.
– Господи, ты что, взял на свадьбу презервативы? – шипит на него Лизка, и я убегаю, посмеиваясь, пока не стал свидетелем первой семейной ссоры.
– Идем? – улыбается Аленка, когда возвращаюсь, и я киваю.
Беру ее за руку и все еще абсолютно счастливый выхожу из ресторана, направляясь в правую от места торжества сторону.
– Куда мы? Ты идешь слишком уверенно, – говорит Аленка. Она останавливается, снимает красивые босоножки и берет их в руку, тихонько застонав от наслаждения. Как вообще можно было целый день танцевать на таких каблуках? Мы с мужиками давно уже все босиком.
– Да, я тут узнал, что совсем недалеко здесь есть песчаный пляж. Искусственно созданный, конечно, но обещают, что там классно. Гамаки, фонари и все такое. Все равно ведь гуляем, идем посмотрим?
Она соглашается без лишних слов, и пару минут мы идем молча, держась за руки и наслаждаясь теплотой прогретой на солнце гальки.
Был бы я поэтом, написал бы стихи об этом вечере. Луна полная и яркая, море тихонько шумит, усыпанное звездами небо, и она рядом, такая родная и тепленькая.
Внезапно понимаю, что ни разу за сборы не брал в руки гитару, хотя играть я люблю и делаю это довольно часто. Но на это нужно настроение и спокойствие, а тут все так неоднозначно, каждый день случается что-то, что я банально даже не вспоминал о ней. Нужно будет исправить недоразумение и сыграть Аленке что-нибудь. Да и с пацанами можно посидеть, они любят подпевать мне. На сборах и выездах это уже наша традиция.
– У нас выходной завтра, Сава дом снял, после рестика все туда поедем, продолжать веселье. Ты с нами? – спрашиваю, вспоминая, что ничего еще не знаю о ее планах на завершение дня.
– Да, мне Лиза говорила. С вами, конечно. Меня все равно уже точно уволят после всего, что было, так что пусть хоть еще один день пройдет в хорошем настроении и веселье.
– Ты уверена, что уволят?
– Не вижу другого развития событий. Егор Николаевич и так ходил на меня фыркал, условие поставил. А тут еще и утро такое, когда девчонки его уделали. Он терпеть меня не может и не станет упускать момент. Так что – думаю, да.
Она говорит это спокойно, на первый взгляд, но нотки грусти в ее словах я слышу. Еще бы… Как бы там ни было, она работала у них два года, а уходить с насиженного места, да еще и так – всегда сложно. Уйти по собственному желанию всегда тяжело, но вот с таким скандалом, когда тебя выставляют непонятно кем, в разы тяжелее.
– Грустишь?
– Да, немного, – говорит она правду, кивая. Мы как раз доходим до того самого пляжа. Вокруг – ни души, на улице практически полночь. – Но мне не жаль. Уже нет. Устала я от всего происходящего там, неприятно мне.
– Карамелька моя, – останавливаюсь и притягиваю ее к себе. Беру лицо в ладони, глажу щеки пальцами и оставляю на губах мягкий поцелуй, пытаясь ее успокоить и поддержать, – мы обязательно что-нибудь придумаем, правда. Обещаю тебе. Даже если сейчас тебе придется уйти из «Титана» и, не дай бог, уехать отсюда… Я всегда рядом, ты же знаешь?
– Знаю, – кивает и улыбается мне в ответ, тоже целуя. – Все знаю.
– Не расстраивайся. Пойдем лучше купаться? Вода наверняка теплая.
Отхожу от Аленки и встаю по щиколотку в воду. Она и правда теплая. Вспоминаю сразу, как мы плавали ночью в прошлый раз, как хорошо нам было вдвоем, сколько нежностей было в том вечере.
– Купаться? Ты с ума сошел, у меня купальника нет! – говорит, а на губах озорная улыбка. О, я знаю это состояние, выбить согласие будет проще простого.
– Зачем нам купальники? Снимай платье и так плавай. Давай, ну? – чтобы подтолкнуть ее к правильному ответу, начинаю раздеваться сам. Снимаю рубашку, бросаю на стоящие рядом лежаки. Расстегиваю брюки, глядя ей в глаза. Щеки Алены вспыхивают, как обычно. Моя эмоциональная конфетка.
– Нет, я не пойду. Давай сам, если хочешь. – Она закусывает губу и качает головой.
– Ну что не так? – Снимаю брюки и в одних боксерах подхожу к Алене почти вплотную. Снова беру ее лицо в ладони, безумно нравится так делать. – Ален?
Она жмурится, кусает губы, а потом выдыхает и говорит:
– Это платье не подразумевает ношение лифчика. На мне только трусики, Сереж.
Да что-о-о-об тебя… За что эти пытки?
Закрываю глаза, пытаясь справиться с самим собой, и шумно выдыхаю. Так… это проблема или подарок судьбы?
– Если ты стесняешься… – говорю как кретин. Конечно, черт возьми, она стесняется, что за тупость? У меня просто от ее слов мозг отключился напрочь. – Надевай мою рубашку и плавай в ней.
– А в чем ты пойдешь назад?
– Ну, если я пройду без лифчика по пляжу, не думаю, что кто-то осудит, так что не волнуйся, – отшучиваюсь и надеюсь, что она решится. Я настроился на нежности в воде. Она не умеет плавать и от этого особенно уязвима там. Разрешает трогать и целовать, и хоть сегодня не было запретов на это, мне все равно будет мало. Всегда мало.
Аленка думает несколько секунд, вижу, что стесняется, но потом соглашается и кивает.
Подаю ей рубашку и отворачиваюсь, когда просит, борясь с желанием повернуться и увидеть все, что только возможно.
Аленка завязывает рубашку на талии и, как будто издеваясь, не застегивает ни одну из пуговиц. Узел не дает разойтись ткани и открыть все то, что она этой самой рубашкой хотела закрыть, но в пару ловких движений это вполне можно исправить… Вид ее в одних тоненьких бежевых трусиках и моей рубашке сводит с ума.
Трясу головой, чтобы убрать из нее навязчивые картинки, и беру Аленку за руку, заходя с ней в воду.
Я люблю этот вечер, честно.
Она еще никогда не была настроена ко мне так тепло. Это дарит надежду на то, что я больше никогда не услышу глупые слова о том, что мне нужно уйти, и что теперь мы все-все сможем преодолеть.
Мы входим в воду, Аленка сразу доверчиво жмется к моей спине, и мы плаваем так совсем недолго, уже через пару минут она сама просит развернуть ее лицом, и я не смею отказать в такой просьбе.
Мокрая рубашка становится почти прозрачной, и я бы ничего не видел этой ночью, если бы не яркая луна и фонари у берега. Мне хватает света, чтобы от моих глаз не скрылось совершенно ничего, и я непроизвольно втягиваю воздух через нос, стараясь держаться.
Это смерть просто как тяжело.
– Я дохну сегодня от тебя, – признаюсь ей шепотом в губы, сразу целуя. Я, на самом деле, каждый день от нее дохну, но сегодня просто какой-то отрыв башки.
Она охотно отвечает на поцелуй, обнимает за шею, а ноги закидывает мне на талию, сцепляя ступни за спиной.
Жмется близко ласковой кошкой, целуетцелуетцелует, не давая даже привести мысли в порядок и попытаться сдержать себя в руках.
Я вообще не контролирую своих движений и слов, так сильно меня бьет в моменте эмоциями. Я что-то шепчу, бормочу в поцелуй, отрываюсь от губ, целую скулы, щеки, ушко, перехожу на шею и очухиваюсь, только когда до уха доносится тихий и мягкий стон.
Мои губы – между ее грудей, а руки очень сильно сжимают ягодицы, впиваясь пальцами в кожу.
Мне так сильно снесло крышу, что я вообще не отдавал отчет в своих действиях. Надеюсь, я не напугал ее…
– Что случилось? – вдруг выдыхает она, опуская глаза на меня. – Почему ты остановился?
– Не знал, могу ли продолжить. – Слышу, как голос хрипит, но после ее короткого кивка мне плевать уже и на голос, и на весь мир.
Я продолжаю целовать ее кожу между грудей и сжимать пальцами ягодицы, все еще не веря, что это происходит. Она дала зеленый свет, как далеко это может зайти?
Теперь не спешу, хотя, если честно, медлить безумно тяжело. Меня на атомы разрывает от чувств и эмоций, и, судя по тому, как вздрагивает Аленка, внутри нее происходит примерно то же самое.
Я улетаю от ее вкуса и запаха, целую снова шею, гуляю руками по телу, а потом накрываю губами сосок прямо через мокрую ткань рубашки и окончательно умираю от того, какой стон срывается с губ Аленки.
Это выше всех наслаждений, острее любых специй, слаще всех в мире десертов.
Я и думать не мог, что она может позволить мне это сегодня, но Алена прижимает мою голову ближе к себе, шумно дыша и тихонько постанывая, поэтому я не отказываю себе в удовольствии продолжить.
Снова спешу, потом силой торможу себя, чтобы не напугать ее напором. Целую грудь, шею, губы, трогаю везде, где дотягиваюсь, распаляя нас обоих.
Раскрываю полы рубашки в стороны, касаюсь губами уже голой груди, и все становится в разы острее. Черт возьми, уже сильно не факт, что я смогу остановиться после такого, нужно немного притормозить на тот случай, если Аленка захочет закончить все этим. Стараюсь держать себя в руках и не спешить, целую мягко и нежно, провожу языком по возбужденным соскам, дохну от вкуса кожи, смешаного с соленой водой, от ощущения горячего тела в руках и просто от происходящего.
– Божемойбожемойбожемой… – срывается с губ сладким голосом, и я поднимаю голову, утягивая свою Карамельку в головокружительный поцелуй. Глубокий и страстный, горячий, вкусный. Аленка жмется близко-близко, я чувствую твердость сосков кожей груди и стискиваю руками талию так сильно, что в моменте боюсь навредить.
Это сумасшествие чистой воды, но я иду на берег, неся Алену на руках. Мы целуемся, даже падаем в воду пару раз, потому что не видно ни черта из-за этой близости, но оторваться невозможно.
Она целует мою шею, чтобы я мог вытащить нас из воды без травм, и через минуту я лежу сверху на почти обнаженной Алене в одном из бунгал, или черт знает, как называется кровать с балдахином на пляже. Отличное место. Спасибо тому, кто посоветовал.
Узел ее рубашки развязан, полы ткани раскрыты полностью, наше белье мокрое насквозь, что практически стирает грань ощущений. Мы почти голые лежим на этом мягком матрасе, целуемся и ласкаем руками тела друг друга, дрожим от возбуждения и абсолютно точно сходим с ума. По крайней мере я. Это слишком остро, я и не думал, что бывает так.