– Что ты здесь забыл? – спрашиваю его, все еще стоя у двери. – Уходи. Мне не нравится, когда кто-то посторонний находится в моей комнате.
– А, то есть я уже посторонний? – спрашивает он, начиная злиться. Боже… а можно просто оставить меня в покое?
– С недавних пор, Макс, стал таким. Мы не друзья больше.
– Ты простила меня. – Он говорит сквозь зубы, явно намекая на тот раз в моей комнате, когда я позволила ему себя обнять. Теперь я точно знаю, что он сделал это, потому что увидел Сережу в окно.
– А потом ты перечеркнул все мое прощение. Ты же специально это все, да? Увидел Сережу в окно, полез обниматься, как будто раскаялся. Да я тебя не узнаю! Два года я дружила с другим человеком. Кто ты такой – я не знаю. И за те слова после игры… Я не могу простить. Это было слишком.
– Я просто ускорил процесс вашего расставания, – закатывает глаза он, словно я не понимаю элементарных вещей. Он делает пару шагов вперед, попадая под свет лампы, и я отчетливо замечаю фиолетовые гематомы под глазами и отекшую переносицу. Но гипса, как после операции, нет, значит, без смещения и осколков. Мне жаль?
– Что ты несешь?
– Он все равно рано или поздно бы слился, – говорит Максим и делает еще два шага ко мне. Некомфортно. Комната слишком маленькая, мне даже некуда убежать, а он уже стоит практически вплотную. – Вот и сейчас, ты видишь? Стоило немного повернуть ситуацию в свою сторону, как твоего верного щеночка и след простыл.
– Заткнись, ты ничего не знаешь! – Я не ожидаю от самой себя такой злости, но она льется из меня каким-то диким фонтаном.
– А что я должен знать? – Он ухмыляется и заправляет мне локон за ухо. Вздрагиваю, не хочу, чтобы касался. – Я знаю только то, что его снова нет рядом, а я тут. Как и каждый раз, я всегда с тобой. Только ты не ценишь. Я устал пытаться объяснить тебе, что ты только моя, малышка.
– Да пошел к черту! – Сама не понимаю как, но бью ему пощечину, неприятно морщась от жжения в ладони. Это произошло практически машинально, рефлекс, которого раньше у меня никогда не было.
Я пугаюсь сама этого движения и замираю, глядя на краснеющий на щеке след и наливающиеся злостью глаза.
А в следующее мгновение я лечу на кровать, вскрикнув от боли в руке.
Нет… нетнетнетнетнетнетнет!
Он падает сверху на меня, прижимая животом к матрасу. В два движения хватает руки и держит крепко за спиной запястья, не давая двигаться. Я ничего не могу сделать, абсолютно ничего. Я беспомощна.
Он тяжелый как бык, мне больно, страшно и некомфортно.
Я думала, самое страшное в этой поездке – тот самый Лось, с которым я поссорилась на улице, но оказалось, что гораздо страшнее – мой когда-то лучший друг.
– Меня достало бегать за тобой, – рычит он, сжимая запястья все сильнее. Хныкаю от боли, пытаюсь ерзать, но под его весом и силой это не имеет никакого толку. – Только я всегда был рядом с тобой, чего тебе не хватало, а?
Я чувствую, как он задирает майку и лезет ладонями под шорты. Меня накрывает неудержимой паникой, мне страшно так сильно, что больно в груди.
– Не трогай! Макс! Отпусти меня!
Но он не слышит. Несет себе под нос какую-то чушь и продолжает делать больно и неприятно. Майка трещит по швам, я остаюсь в одном спортивном топе, когда он разрывает майку прямо на мне, оставляя ожоги на коже от рывка ткани.
Это конец. Невозможно отбиться. Я плачу навзрыд, как маленький ребенок, от боли и беспомощности, все еще пытаюсь хоть как-то брыкаться, но не получается совсем ничего.
Он связывает порванной майкой мои запястья, и я кричу громко, надеясь, что за празднованием меня услышит хоть кто-то…
– Можешь не стараться, – я слышу его противную ухмылку, – пацаны не зайдут. Они знают, что нас нельзя отвлекать.
Мой мир рушится. Неужели это все правда? Неужели им всем плевать?..
Я плачу еще сильнее и отчаянно кричу просьбу о помощи, когда он стягивает по ногам шорты, удерживая меня прижатой к матрасу ногами.
Мне больно! Мне противно! Я не готова, черт возьми!
Но ему плевать… Как и всем, живущим в этом домике.
– Алена? – Я слышу голос из-за двери и громкий стук. Я сама заперла дверь! Господи!
– Помо…м-м-м! – мычу в ладонь, когда Максим закрывает мне рот.
– Вон отсюда, – кричит он, и я снова захлебываюсь слезами. Это самый худший день в моей жизни…
Но стук не прекращается, за дверью кто-то настойчиво зовет меня, и это раздражает и злит Макса еще сильнее. Он дергает шорты так же, как дергал майку, но плотная ткань не рвется, а только повреждает мою кожу.
Я пытаюсь воспользоваться его нервами, мычу громче, пытаюсь вырваться, хотя сил уже почти не осталось ни на что. И когда мне кажется, что пути назад уже нет… Дверь открывается с громким стуком. А потом мне внезапно становится очень легко.
– Ты умом тронулся? Нет, скажи мне, ты окончательно долбанулся, да? – кричит мой спаситель. Я слышу звуки ударов, пытаюсь встать, но сил не остается даже на это.
Около минуты я только слушаю происходящее, какой-то шум, забегают другие парни, но тот, кто спас меня, не разрешает им приближаться и кричит на них, кричит, кричит…
А потом тишина. Я либо отрубаюсь, либо просто все уходят и становится тихо, не знаю. Я чувствую, как мне развязывают уже саднящие руки, как бережно возвращают шорты на место и поднимают на руки, укутав перед этим одеялом.
И только тогда я вижу: Тимур. Тот самый новенький из «Феникса», с которым мы нормально познакомились на свадьбе Савельевых.
– Все хорошо, я отнесу тебя к нашим, – говорит он мне негромко, поднимая с постели мой телефон.
– Что ты тут делал? – спрашиваю, чувствуя, как меня трясет в его руках.
– Я играл в «Титане» раньше. Зашел поздравить друга с днем рождения.
– Спасибо… – шепчу хрипло и не нахожу в себе больше слез.
Все выплакала. А сейчас надо радоваться, что Тимур зашел вовремя. Как же хреново, а…
В домике «Феникса» тихо и уютно. Тимур несет меня на второй этаж, а я болтаюсь безвольной куклой в его руках, позволяя идти туда, куда он считает нужным.
Он подходит к одной из комнат, негромко стучит, и через несколько секунд я вижу в пороге Олю.
Моя Оля… Глядя на нее, на ее испуганный взгляд, я нахожу в себе пару слезинок.
Меня кладут на кровать и оставляют один на один с подругой, и я все-таки даю волю слезам. Не все выплакала.
– Расскажи, – шепчет она, присаживаясь передо мной на корточки. Гладит по волосам, как мама, волнуется.
Я не хочу убиваться долго, но мне нужны эти минуты слабости, чтобы позволить себе пережить это и идти дальше. Я рада, что Тимур пришел вовремя, но это все равно было ужасно…
– Максим, – шепчу охрипшим от криков и слез голосом. Коротко рассказываю Оле о произошедшем, таким образом тоже выпуская весь негатив из себя.
– Урод, – злится Оля. – Чтоб у него член отсох! Не смей возвращаться туда, ты слышишь?
Киваю. Я бы ни за что не пошла больше.
Мы около часа говорим на эту тему. Точнее, Оля лучше любого психолога приводит меня в более-менее нормальное состояние, а я просто впитываю все это, слушаю и пытаюсь принять.
– Оль, – говорю я через некоторое время, сидя на ее кровати с чашкой чая в руках. – А где Сережа?
– Он не сказал мне, – она выдыхает, – и Палыч не сказал. Просто: уехал домой, обстоятельства. Я знаю не больше, чем все. Он никому не рассказал.
– Его выгнали?
– Вроде бы нет, – пожимает она плечами. – Но он уехал.
– Это я виновата, – шепчу, опустив голову. – Сережа самый лучший, всегда таким был, а я вечно цеплялась за какую-то там дружбу. И что эта дружба мне дала? Синяки, ожоги, литры слез и нервный срыв. Идиотка.
– Я бы не сказала так грубо, но в целом… Поставь себя на его место. И представь, что у него была бы какая-то там подруга, которая явно живет с мыслью стать его девушкой. Ты не терпела бы.
Качаю головой. Да что тут скажешь? И без объяснений ясно, что я дура.
– Оль, а… – В голову внезапно приходит сумасшедшая идея, – а у тебя есть его адрес? Ты же тренер, должен быть.
– Адрес? – она хмурится, а я киваю слишком энергично, неожиданно даже для самой себя. – Да, где-то в записях был. Что ты задумала?
– Ничего особенного. Я просто приеду к нему и скажу, что люблю.
Утром я прошу Тимура проводить меня в мою комнату, потому что поход туда вызывает во мне панику. Я в целом стараюсь не думать о случившемся и не загонять себя в депрессию, но вот поход в «Титан» – это пытка.
Тимур не отказывается помочь, без лишних вопросов идет со мной, но в гостиной нас останавливает тренер, глядя на меня таким взглядом, что я неосознанно делаю шаг назад, прячась за Тимура. Сейчас он мой островок спокойствия.
– Малышкина, – рычит Егор Николаевич, – я предупреждал тебя, что ты вылетишь отсюда, если будут еще косяки?
Молчу. Какие это, интересно, у меня косяки?
– Ты уволена, – выплевывает он, – собирай вещи и свободна. Из-за тебя страдает мой игрок! В который раз! Я не позволю всяким ш…
– Вам стоило бы последить за тем, чтобы ваши игроки умели вовремя прикусить язык и спрятать член в штаны, – говорит Тимур, не давая закончить тренеру мерзкую фразу. – Пошли, Аленка.
Егор Николаевич не говорит ничего больше, но мне и не надо. Я услышала достаточно.
Тимур помогает мне собирать вещи, поддерживает и признается, что никогда не думал, что в его бывшей команде может происходить такой кошмар.
– Не расстраивайся, приходи к нам работать, найдем тебе местечко, – говорит Тимур, застегивая мой чемодан. – А об этих не жалей. Не стоит того.
– Точно не буду, – хмурюсь. Вот где и правда «не стоит».
– Такси вызвать?
– Да, пожалуйста. А я пока билет закажу.
А билет я заказываю не домой. Потому что в заметках у меня написан тот самый адрес, куда мне необходимо попасть.
А потом такси, аэропорт, самолет, снова такси и дрожащие коленки перед многоэтажкой. Номер квартиры на домофоне и долгие гудки. И так и не открытая дверь…