Но неужели Рамис не может сделать так, чтобы волк явился раньше? Ведь Ауриана не может ждать так долго — почти два лунных цикла!
На следующий день Ауриана послала Деция в лес собирать хворост для костра. Затем она, улучив момент, незаметно покинула лагерь и встретилась с ним на опушке леса недалеко от старого источника. Они принялись вместе искать подходящее убежище и, наконец, нашли: место находилось вблизи лагеря и в то же время было труднодоступно. Здесь, под навесом скалы, образовывающим небольшую пещеру, они устроили временное пристанище для Деция. Добраться до него можно было только по крутым уступам, поросшим чахлыми кривыми сосенками. Для самой Аурианы такие тяжелые ежедневные восхождения на скалу будут хорошей закалкой.
Деций вырезал два деревянных сосновых меча, сделав их раза в два тяжелее, чем мечи римских легионеров, с тем расчетом, что когда Ауриана возьмет в руки настоящий меч, он покажется ей невесомым. Ауриане удалось незаметно вынести из лагеря два круглых щита, сплетенных из лыка. Вообще-то покидать лагерь так, чтобы это не бросалось в глаза, не составляло большого труда. Отряды охотников каждый день выходили на промысел, и никто не удивлялся, что Ауриана предпочитает охотиться в одиночку. Опасность состояла только в том, что кто-нибудь увидит их с Децием вместе. Ведь она солгала Бальдемару. Мысль о том, какое отчаянье отразится на лице отца, если он узнает об этом, была почти нестерпима для девушки. А если Гейзар проведает о том, что она проводит много времени наедине с мужчиной, да к тому же чужеземцем и рабом, то Ауриана с трудом могла представить, какие ужасные последствия это будет иметь.
Гейзар однажды осудил на смерть одну деревенскую девицу, которая спала с чужеземцем. Он приказал сбрить ей волосы, затем прогнать голой по деревне, осыпая ударами двух хлыстов, и, наконец, утопить несчастную в болоте Волчьей Головы, завалив сверху топь, поглотившую ее, валежником.
Ауриана была очень нетерпеливой ученицей. Ей не нравилось заниматься тренировкой отдельных движений.
«Ну почему, — жаловалась она про себя, — я должна заниматься такими скучными и утомительными вещами, как отработка правильного захвата рукояти меча, тренировка кисти руки, расчетом расстояния между противниками во время поединка?»
«О, эти варвары! — жаловался, в свою очередь, Деций. — Девчонка точно так же, как все они, неспособна к упорной работе, к расчету и обдумыванию ситуации, она хочет только одного: очертя голову броситься в битву — и дело с концом!»
Каждый день, прежде чем начать обучение, Деций заставлял девушку бежать раз от раза все увеличивающуюся дистанцию, надевая ей за плечи мешок с камнями и подложив под него соломенную прокладку, чтобы не повредить спину. В первые дни Деций читал ей длинные лекции, демонстрируя время от времени различные приемы, а затем заставлял повторять их, в точности подражая ему. Он часто подчеркивал то, что хаттский меч имеет множество недостатков: его нельзя использовать — в отличие от римского меча — как колющее оружие, что делает его почти бесполезным при полном сближении с противником. Он преподал Ауриане и начатки анатомии. «Вот тут легкие!» — несколько раз он показал ей предостерегающим жестом. «Всегда держи руку пониже, защищая ею грудную клетку. Удар в эту область часто бывает опасным». «Но наиболее опасны удары в живот, — не уставал повторять он. — Это — верная смерть! По сравнению с брюшной полостью, грудная клетка все же защищена ребрами». Он предупреждал ее также о том, как опасны излюбленные удары мечом ее соплеменников для них же самих. «В этих рубящих ударах с затяжным долгим размахом, — настаивал Деций, — в полной мере проявляется тупоумие варваров. Ведь они раскрывают на несколько мгновений весь корпус для атаки противника». А затем он начинал демонстрировать ей основные приемы, используемые легионерами в бою, посвящая ее в секреты того, как выполнять эти приемы более экономично и безопасно. Сначала она упражнялась, используя в качестве противника большой деревянный столб.
В первые дни Ауриану удивляло то обстоятельство, что Деций еще не убежал, ведь граница была расположена в соблазнительной близости отсюда. Похоже, он серьезно относился к данному им слову. Ауриане хотелось верить, что причиной тому была его личная преданность ей. Но однажды выяснилось, что дело обстояло совсем иначе.
В это утро они впервые сошлись вместе в тренировочном поединке, Ауриана должна была отработать приемы наступления и отступления в ближнем бою, которые Деций только что показал ей. Как всегда, она сражалась до тех пор, пока совершенно не выбилась из сил, и только тогда согласилась сделать перерыв в занятиях. Ее запястье и вся правая рука страшно болели. Когда она, наконец, в изнеможении опустилась на землю, Деций сел рядом, достал фляжку разбавленного вина и неожиданно спросил:
— Знаешь, мне давно не дает покоя один вопрос. Что произойдет с одним жалким рабом, если твое войско не победит Видо?
Ауриана помолчала несколько мгновений, переводя дыхание, щеки ее раскраснелись в пылу борьбы.
— Я не хочу говорить о нашем возможном поражении в битве — такой разговор отпугнет удачу.
— Ну хорошо, тогда я сам скажу то, что думаю. Дикари из войска Видо схватят меня и в одном из свойственных твоему народу приступов кровожадности пригвоздят к дереву в дар своему богу. Или, может быть, я окажусь более удачливым, и меня захватят мои соотечественники. В таком случае они замучают меня пытками до смерти за пособничество врагу.
— Или, может быть, одна знакомая тебе девица обернет на твою голову кубок с медом за то, что ты употребляешь слова, которые она не понимает!
Тогда Деций объяснил ей смысл слова «пособничество», и Ауриана подавила вздох разочарования. Он, оказывается, остался с ней не из-за нее самой, а потому что боялся, что его соплеменники обвинят его в предательстве.
Дни проходили за днями, сливаясь в один долгий день, заполненный трудами. Постепенно Ауриана начала, наконец, вникать в секреты ведения боя, научилась превращать свое отступление в начало атаки, заманивать противника в ловушку, заставляя раскрываться навстречу ее смертоносному клинку. Все было бы ничего, если бы не привычка Деция умалять ее успехи и способности, осыпая насмешками. На этой почве у них начали разгораться ссоры, когда оба сильно уставали друг от друга, и им надо было сорвать на ком-то свое раздражение.
— А теперь сосредоточь все свое внимание на моих действиях, я покажу тебе диагональный удар, — начал Деций свой урок в один из обычных дней. — Я молю всех богов, чтобы дух моего отца не наблюдал сейчас за нами. Потому что уже в пятнадцатый — или в шестнадцатый? — раз ты никак не можешь занять правильную позицию, — он схватил ее за плечи и придал ее телу нужное положение. — Вот так. А теперь делай то, что буду делать я. Чего только не приходится терпеть, чтобы выбраться на свободу!
Сначала она повторяла его движения неуверенно и неловко, но через некоторое время, поупражнявшись, у нее все стало получаться так, как надо.
— Немного лучше, но еще далеко до нормы. А теперь снова стань в стойку, — распорядился он.
Ауриана повиновалась.
«Еще далеко до нормы, — думала она. — Ну что же, может быть». Девушка не могла спорить с ним, потому что ей не с кем было сравнить свои успехи. Рядом никого не было.
— Ничего, пойдет. Но только вовсе необязательно придавать лицу такое зверское выражение! Противника надо пугать своим мастерством, а не выражением лица!
— Оставь меня в покое!
Но несмотря на свое раздражение, Ауриана знала, что в этом его замечании, как и в обучении в целом, было очень много разумного.
— А теперь изготовься к бою! — начал он урок на другой день. — Я — твой противник. Я тесню тебя, наступаю. И вот я уже считаю себя хозяином положения и готовлюсь нанести сокрушительный удар. Ты должна следить внимательно, и как только я подниму ногу, делая шаг вперед, — ты бросишься мне навстречу и нанесешь свой удар.
И он без предупреждения тут же молниеносно прыгнул к ней и нанес сильнейший удар, почти выбив деревянный меч из руки девушки. Но Ауриана опомнилась и начала лихорадочно отбиваться, неуклюже размахивая мечом. И все же, несмотря на неловкие движения, Деций должен был признать, что ее защита довольна надежна.
— Давай жми! Наседай! Атакуй! — приказал он.
Постепенно она начала теснить его, старательно выполняя те выпады, которым он ее уже научил. Деций все больше уступал ей, пятясь и защищаясь. И тут он вдруг неожиданно сделал выпад вперед, лихо преодолел ее попытки защитить себя и острием своего деревянного меча нанес ей удар в живот.
— Все! Ты — мертва или смертельна ранена!
Но Ауриана не обратила внимания на его слова; сжав зубы от боли, собравшись с силами, она с удвоенной энергией набросилась на него, начав снова теснить Деция. И вдруг во время выпада она почувствовала, как он схватил ее запястье и резко дернул по направлению движения ее корпуса. Ауриана упала лицом в траву.
— Это нечестно, это предательский подлый прием! — заявила она, задыхаясь от возмущения и обиды. Деций помог ей подняться, посмеиваясь над ней и вовсе не собираясь извиняться или оправдываться.
— Всякая война — это сплошное предательство. Твой противник вовсе не обязан сражаться по твоим правилам. Ты не права, если думаешь, что единственным оружием в схватке является меч. Ведь у твоего врага есть еще и руки, есть ноги и зубы, не говоря уже о том, что он может подхватить что-нибудь с земли и использовать это в качестве оружия. Ты слишком сблизилась с противником, и он воспользовался своим преимуществом. А как ты думаешь, в чем еще была твоя ошибка?
— Я на мгновение потеряла равновесие, и ты воспользовался этим.
— Я использовал твою собственную энергию против тебя. Ведь я почти ничего не делал — просто оставался бдительным и выжидал. Все, что я сделал, исходило из твоих собственных действий и явилось их закономерным итогом. Я забыл самого себя и как бы влез в твою шкуру. Я ощущал твою ожесточенность и ослепленность яростью и просто передвигался туда, где тебя не было, чтобы уйти от твоих ударов.