Марк Юлиан с ужасом осознавал, что время летит слишком быстро. Солнце уже зашло, и на небе наверняка появилась коварная луна. Ауриана скорее всего давно уже находится в его доме. Его отсутствие расстроит и встревожит ее.
Подождав еще немного, Марк Юлиан подозвал Анакреона, вольноотпущенника, которому он доверял и который неплохо нажился, получая от него щедрое вознаграждение за выполнение различных опасных заданий. Анакреон должен был предупредить Ауриану, что Марк Юлиан сможет вернуться домой лишь после того, как взойдет луна.
Но в эту ночь удача изменила Анакреону. Его поймали, когда он перелезал через чей-то забор, пытаясь пройти напрямик и сэкономить время. Вигилий, схвативший его, передал вольноотпущенника людям Вейенто, учуявшим неплохую поживу — этот человек шел со стороны особняка Виолентиллы, а всем было известно, что эта благородная дама находится под подозрением. Анакреона тут же доставили во дворец и подвергли пыткам на дыбе, но он мужественно стоял на своем и утверждал, что ему ничего не известно о тайных связях Виолентиллы.
Когда Марк Юлиан начал, наконец, излагать свой собственный план перед шестью впавшими в уныние заговорщиками, он еще не знал, что послание к Ауриане так и не было доставлено, и что его верный помощник мертв.
— Боюсь, что у нас не осталось иного выхода, как пойти на одну очень рискованную и крайнюю меру, — при звуках его голоса в помещении установилась напряженная тишина, так как остальные заговорщики прекратили бесплодные дебаты. Так бывает с закапризничавшей лошадью, когда опытная рука натягивает поводья. — Нерва, ты должен принять яд.
Нерва ошарашенно вздрогнул.
— Проклятье, я думал, что ты и в самом деле изобрел что-нибудь для спасения моей жизни.
— Успокойся. Я говорю о том, чтобы ты притворился, что хвораешь какой-нибудь смертельной болезнью. Послушай меня. Как бы то ни было, ты, Нерва, из-за своей древней родословной принадлежишь к числу тех немногих, кого Домициан не хотел бы преследовать открыто. Ты ведь знаешь, что ему страшно хочется обожествления своей персоны после смерти. Он желает превзойти в этом отношении самого Августа. В его честь должны быть построены храмы, жрецы которых каждодневно будут возносить ему хвалу. Мне думается, что весть о твоей болезни приведет его в замешательство, и он не будет знать, как поступить с тобой. Если он оставит тебя в живых, это будет явным свидетельством его великодушия и во многом загладит впечатление о его недавних злодеяниях, однако мне кажется, что в конечном итоге он не захочет рисковать и решит убрать тебя. Ведь он прекрасно понимает, что по благородству крови у тебя куда больше прав на императорский престол, чем у него. Мы заставим его думать, что избавиться от тебя он сможет, не прибегая к убийству. Зачем ему браться за дело, которое может совершить сама природа? Необходимо создать у него впечатление, что ты при смерти. Я уже проконсультировался по этому поводу у Анаксагора. Он берется составить для тебя снадобье, которое вызывает все признаки предсмертного состояния — корчи, синяя язва, пена изо рта. Анаксагор утверждает, что ему уже приходилось проделывать подобные штучки при дворе парфянского царя. Ты должен скрывать эту болезнь, чтобы все выглядело естественно. В этом случае о ней неминуемо пойдут слухи, которые достигнут ушей Домициана. Я настоятельно тебе советую послать завтра доверенное лицо и забрать свое завещание из храма Весты. Я приму меры, чтобы соглядатаи Вейенто случайно обнаружили этот факт. Еще я науськаю парочку охотников за наследством, чтобы они начали околачиваться около твоего дома, а всем известно, что у этих стервятников нюх на умирающих богачей еще лучше, чем у шакалов на падаль. Разумеется, тебе нельзя покидать свой дом, а уж если это будет неизбежно, то ты должен находиться в носилках с задернутыми занавесками. Впрочем, вряд ли тебе захочется покидать пределы особняка, где ты будешь в относительной безопасности.
— Чудесно.
— И пусть у твоей постели постоянно дежурит человек, внешне похожий на лекаря.
— Но я слишком стар для такого тщательного притворства.
— Если ты будешь плохо играть свою роль, твое старение прекратится совсем. Выбирай, что лучше — остаться навсегда в этом возрасте или дожить до глубокой старости.
— Все это бесполезно. Думаю, что он нас всех подозревает.
— Мы не знаем, что ему на самом деле известно. Было бы глупо опускать руки и смиренно ждать конца. Мы те, кто выполняет волю богов. Если мы будем действовать с толком и без паники, нас ничто не сможет остановить. Главное — раскачать маятник посильнее, и тогда он обязательно достигнет противоположной крайней точки, — Марк Юлиан внимательно вгляделся в лица заговорщиков. Никто не двигался, лишь дымок масляной лампадки поднимался вверх. — Да будет вам! Приободритесь! Еще далеко не все потеряно. Ему везло слишком долго. Теперь настал его черед испытывать невезение. Счастье никогда не бывает вечным. Очень скоро нам придется назначить день выступления, — продолжил Марк Юлиан.
— Как, без поддержки префектов или хотя бы одного из них? — осведомился Герений, который был на пять лет моложе Марка Юлиана. Он выглядел как школьник, которому удалось найти слабое место в казалось бы несокрушимой логике своего учителя.
— Начиная с сегодняшнего утра мы можем твердо рассчитывать на поддержку одного префекта, — тихо заявил Марк Юлиан. — Петроний с нами.
Эта новость была встречена возгласами радостного изумления. Нерва первым оправился от шока. Теперь он улыбался, с триумфом поглядывая на остальных.
— А вы все сомневались в нем! Прекрасная новость. Это бальзам на наши раны. Отменная работа! Юлиан, именем всех богов, как тебе это удалось?
— Как ты знаешь, Петроний обязан своим положением и даже жизнью Титу. Я рассказал ему всю печальную историю братоубийства, которая выглядела еще более отвратительной оттого, что мне удалось найти того врага, который выполнил приказ Домициана. Он содержит теперь винную лавчонку в Байе и торгует препаршивым вином. Не успел я закончить свое повествование, как мне пришлось чуть ли не силой удерживать Петрония, который рвался тотчас покончить с тираном. Он хотел заморозить его живым в ящике со льдом, чтобы Домициан на себе испытал то, что пришлось испытать бедному Титу. «Не беспокойся, — сказал я ему, — его сердце и без того уже превратилось в лед. На него это мало подействует». И вот еще что Мне пришлось немного покривить душой, сказав, что Норбаний тоже с нами.
— Что ты сказал? — тихо переспросил Нерва. — Едва ли ты поступил разумно, ведь они коллеги. А что если он спросит…
— Он не спросит, потому что поверил мне целиком. К тому же они не доверяют друг другу. Особых причин для волнений нет, я просто немного опередил события. Очень скоро и Норбаний будет на нашей стороне. Он человек нерешительный и побаивается Петрония. Когда же он узнает, что мы переманили к себе его коллегу, то у него не хватит мужества долго сопротивляться моим уговорам.
— Клянусь челюстями Цербера, ты затеял довольно рискованную игру, — отозвался Нерва, покачав головой. — Ну что ж, будем надеяться, что тебе лучше знать, что делать. Я сыграю роль, которую ты мне заготовил. Мне ведь выбирать не приходится, не так ли? Скажи Анаксагору, чтобы побыстрее присылал свое зелье. Я выпью его за смерть чудовища!
Глава 51
В вестибюле дома Марка Юлиана Ауриану встретил согбенный, дряхлый старик, который, казалось, совсем был готов рассыпаться в прах, но его удерживало от этого невероятное презрение к окружающему миру. Молодая служанка, робко приблизившаяся к Ауриане, чтобы дать ей шелковые тапочки вместо ее тяжелых, заляпанных грязью сандалий, называла этого старика Диоклом.
— Входи, прошу тебя! — нараспев и чуть подвывая, произнес Диокл. — Этот дом в твоем распоряжении.
От него, словно аромат тончайших благовоний, исходила неприязнь, и Ауриана восприняла его слова иначе, чем он сказал. В ее голове звучало: «Входи, раз уж ты здесь, но тебе следовало войти через черный ход». Диокл упорно отказывался посмотреть ей в глаза, но стоило Ауриане отвернуться, он принимался изучать ее бесцеремонным взглядом, который говорил: «Так вот, каково это экзотическое, невиданное животное, которое изловили в мерзлых лесах и доставили сюда. Вот, значит, из-за кого мой хозяин потерял рассудок и чувство вкуса».
Ауриана ощутила в своей груди неприятную тяжесть. «Он ведет себя так, как будто мое присутствие здесь неприлично. Но может быть, я придаю слишком много значения поведению одного плохо воспитанного человека? — подумала она. — Я дочь Бальдемара. Если он думает, что такое отношение унижает меня, то, значит, дурак он, а не я».
Посмотрев на Диокла прямо и открыто, Ауриана слегка наклонила голову и поблагодарила его.
Затем Диокл уведомил гостью, что его хозяина пока нет дома. После этого он многозначительно добавил, что Марка Юлиана срочно вызвали к императрице. В дальнейшие подробности он вдаваться не стал, посчитав это излишним. Небрежным жестом подозвав к себе двух служанок, стоявших, словно изваяния у овального бассейна с прозрачной водой, казавшейся темным зеркалом, зловеще поблескивавшем в свете светильников, он препоручил Ауриану их заботам.
Когда эти девушки молча повели ее через атриум, Ауриане показалось, что она очутилась в каком-то мрачном, роскошном царстве под землей, а сопровождали ее злые духи. Одна служанка шла впереди, другая — сзади. Похоже было, что они опасались, как бы Ауриана случайно не задела и не опрокинула какой-нибудь ценный бюст или вазу. Хотя обе девушки выглядели в этом доме такими же чужеродными телами, как и она, все же они сильно отличались от нее своей внешностью. У них были блестящие азиатские глаза, в глубине которых таилась веселое озорство. Их зубы сверкали перламутром и резко контрастировали своей белизной с чистой, темно-коричневой кожей. Небольшие сильные руки двигались, словно проворные рыбки в бассейне. На них были браслеты, отражающие сотнями бликов свет от стоявших повсюду светильников. Приглядевшись, она заметила разницу между ними. Та, что казалась старше и опытнее, смотрела на нее с плохо скрываемыми жалостью и сочувствием, в то время как другая смотрела на нее с настороженностью и опаской, словно перед ней был дикий волк, которого невозможно приручить.