— Это поворот на Ханнингтон?
— Что? А, нет, кажется, следующий направо.
Анна рулила и вспоминала юность. Она училась в Оксфорде, но в те годы не могла позволить себе купить машину и поэтому редко выбиралась из центра города. Она была очень трудолюбивой студенткой и училась с огромным интересом, а все выходные проводила с родителями в Лондоне. Отец ею страшно гордился и всегда хвалил за то, что она сумела получить стипендию в престижном университете. И очень радовался такой удаче. На самом деле ей нередко бывало одиноко. У многих ее однокурсников были собственные деньги, к тому же ей никогда особенно не нравилось проводить время в популярных среди студентов винных барах и пабах. Ей были не по душе их пьяные эскапады, и она так и не сказала никому, что ее отец — офицер полиции.
— Симпатичная деревушка, правда? — заметил Гордон, вернув Анну к действительности, и она вновь сосредоточилась на дороге.
Деревня была словно с открытки. Невысокие белые заборы, бархатные зеленые лужайки, там и сям — кадки с цветами. На вкус Анны, все выглядело слишком ухоженным, но все равно красиво.
— Похоже, гулять с собаками тут запрещено — ни одной какашки, — отметил Гордон. — Кажется, из паба вот-вот появится Эмили Бронте и остановится в ожидании экипажа.
— Вряд ли, — ответила Анна.
Проехав деревушку насквозь, она увидела небольшой указатель с надписью: «Нижний Ханнингтон». У следующего указателя они свернули на узкую улочку, которая вскоре привела их к грунтовой проселочной дороге. Выехав на нее, они увидели заросший плющом коттедж с решетчатыми окнами и кустами ползучих роз вокруг двери. За домом стоял большой гараж с отдельным подъездом и заборчиком с калиткой.
— Пойдите спросите, правильно ли мы едем, — велела Анна Гордону.
Дожидаясь его, она попыталась найти на карте нужный адрес: Хани-Фарм, Ханнингтон, но на ней не была указана даже дорога, где они сейчас находились. Анна с нетерпением ждала возвращения Гордона, который все разговаривал с пожилой дамой, а та, размахивая руками, указывала ему направление — дальше по грунтовке.
Вернувшись, Гордон оглушительно хлопнул дверцей:
— Ну так вот, мы уже почти доехали. Еще примерно милю по грунтовке, потом у развилки направо, и слева за леском будет старая ферма. Она-то нам и нужна.
Они медленно двинулись вперед, достигли развилки и проехали засаженное деревьями пространство и ограду из высокого кустарника. Дорога постепенно выровнялась, ухабы почти исчезли.
Въезд на ферму преграждала наполовину прогнившая калитка с двойным засовом, но она оказалась открытой. За калиткой начинался очень узкий подъезд к дому с ямами и рытвинами по обеим сторонам.
— Не хотел бы я тут пробираться, нагрузившись пивом, — сказал Гордон, опуская стекло.
Они миновали развалившийся сарай и две теплицы, в которых не осталось ни одного целого стекла, и остановились перед домом — невысоким, длинным, с маленькими остроугольными решетчатыми окнами. Дом густо зарос плющом, тянущимся по черепичной крыше по всей длине. Перед входной дверью стояла огромная кадка с цветами, круглая с боков, — старая конюшенная дверь, разобранная на две части.
— Кажется, дома никого, — сообщил Гордон.
— Быть такого не может — я же заранее позвонила ему в университет.
На двери висел старый железный звонок. Анна потянула за ручку, но колокольчика внутри не было.
— Есть кто-нибудь дома? — громко крикнула она и, не дождавшись ответа, постучала по верхней части двери.
— Чем могу помочь?
Голос раздался сзади, и Анна с Гордоном удивленно обернулись. У сарая стоял какой-то парень в джинсах и грязной футболке.
— Нам нужна Гонор Нолан, — ответила Анна.
— Она за домом, в курятнике.
Анна улыбнулась в ответ и собиралась спросить, как его зовут, но он повернулся к ней спиной и пошел по узенькой тропинке, тянувшейся вдоль стены дома. Тропинка вела в огород, сильно заросший, но явно до сих пор приносивший урожай. В огороде стоял шаткий курятник на сваях, к двери в его верхней части вела лестница.
Из-за курятника появилась женщина с большой плетеной корзиной в руках. Вид у женщины был весьма необычный: темные волосы заплетены в две косы, достигающие пояса, одета в платье из набивной хлопковой ткани, на ногах — открытые сандалии.
— Привет, я сейчас! — крикнула она сверху.
Под их пристальными взглядами она поднялась по лестнице, закрыла дверь курятника на замок и спустилась вниз.
— Приходится быть настороже из-за лис, они умудряются даже по лестнице залезать.
Широко улыбаясь, она подошла к Анне и Гордону:
— Я — Гонор Нолан.
Анна представилась и представила Гордона. При ближайшем рассмотрении сделалось очевидным сходство с Джулией Брендон: сестры были одного роста, одинаково изящные, только волосы у Гонор темные, а на лице — никакой косметики.
— Пойдемте в кухню, и я приготовлю чай.
Она пошла первой и, толкнув полуоткрытую дверь, жестом пригласила их войти.
В большой старомодной кухне стояли два дивана с протершейся обивкой, накрытые тканью. На полу из плит песчаника небрежно разбросаны траченные молью килимы — тканые двусторонние персидские ковры ручной работы. Вокруг соснового кухонного стола, загроможденного книгами и газетами, — застекленные посудные шкафы, выкрашенные в небесно-голубой и зеленый цвета, с набором разрозненной посуды. На решетке большого открытого камина, выложенного кирпичом, вчерашние обгоревшие поленья. В большой уютной комнате для всей семьи было тепло от электрической плиты «Ага» ярко-красного цвета. Над печью сушились пучки трав, и по всей комнате стояли вазы с полевыми цветами и фруктами. Гонор заварила чай и поставила решетку с домашними лепешками в печь, чтобы подать их теплыми. Анне пришлось сидеть на диване очень прямо: если откинуться на спинку, ноги не доставали до пола. Гордон устроился около стола на сосновом стуле.
— Дамиен сказал, что вы хотели поговорить со мной о Джулии.
— Верно. Если позволите, я хотела бы задать вам несколько вопросов. Вы, вероятно, знаете — почему?
— Из-за ее мужа?
— Да. Его убили.
— Боже мой, она ничего не сказала! Когда это случилось?
— Шесть дней назад.
— Подумать только, какой кошмар! Я, правда, не была с ним знакома — даже не встречались ни разу, — но все равно… Она, должно быть, в ужасном состоянии.
— Значит, она вам не звонила?
— Нет. Не стану скрывать — отношения у нас не из лучших. И не потому, что мы друг друга не любим, — любим, разумеется, — но у нас совершенно разные взгляды на жизнь. — Она негромко ласково рассмеялась. — Грубо прозвучало, да? Прошу прощения, но ведь вы наверняка встречались с моей сестрой и заметили, что ее жизнь совсем не похожа на мою.
Отвечая на вопрос, Гонор вынула из духовки решетку и по ходу дела объяснила, что лепешки уже согрелись: она утром пекла хлеб и плита не успела остыть. Намазала лепешки маслом и уложила их на большом овальном блюде. Она двигалась по кухне легко и изящно, словно балерина: достала джем, молоко, сахар, убрала со стола газеты и поставила чашки с блюдцами.
Жестом указав на газеты, Гонор обратилась к Анне:
— Добро моего мужа! Лежат от воскресенья до воскресенья: он читает их всю неделю. Зато потом ими удобно разжигать камин.
— Спасибо большое за гостеприимство, — ответила Анна.
— Вы же столько ехали. Надеюсь, не впустую. Представления не имею, чем смогу вам помочь, — мы с Джулией не виделись несколько месяцев.
— Вы не были у нее на свадьбе?
— Нет. Она меня не пригласила.
— И не встречались с ее мужем?
— Нет. Я же сказала, мы не особенно хорошо ладим — вернее, вращаемся в слишком разных кругах.
— Он был ее шофером и телохранителем.
Гонор пожала плечами, взяла лепешку и передала блюдо Гордону.
— А с прежним мужем Джулии — точнее, ее бывшим сожителем — вы не знакомы? Она сказала, что они не были женаты.
Гонор откусила кусочек лепешки. На губах у нее осталась полоска джема, она лизнула палец и стерла ее. Анна заметила, что руки Гонор не знали маникюра. Костлявые, с коротко подрезанными ногтями и сухой кожей, которой не помешал бы какой-нибудь крем.
— Думаю, она и не пыталась его окольцевать — он был не из тех, кто женится, — ответила Гонор на вопрос Анны.
— Значит, вы все-таки с ним встречались?
— Я этого не сказала. Просто знаю, что она его очень любила, — точнее, любила ту жизнь, которую он ей обеспечивал. Он был очень богат.
— Он ее бросил?
— Думаю, да. Она упоминала, что он был старше, но я его ни разу не видела и не знаю насколько. Она летала по всему миру: сегодня на Барбадосе, завтра на юге Франции. Кажется, он владел домами во Флориде и в Лос-Анджелесе. По совести говоря, по ее открыткам я не очень могла уследить за ее передвижениями, — впрочем, она не часто писала.
— Как долго она с ним прожила?
— Точно не знаю — лет десять, пожалуй. Она была совсем молоденькая, когда они встретились.
— А где встретились?
— Не могу сказать. Поймите, мы всегда были слишком разные. Я терпеть не могла жизнь в Лондоне, она не могла жить в деревне — во всяком случае, через десять минут рвалась назад в город. Деревню совсем не выносила.
— Значит, она бывала здесь?
— Да, пару раз, но очень коротко.
— Ферма принадлежит вам?
— Нет, мы ее арендуем. Хотелось бы купить, да денег нет. Выглядит она запущенной, но земли много, поэтому стоить будет несколько миллионов.
— У вашей сестры есть деньги, и она могла бы вам помочь.
Гонор потянулась за чайником:
— Возможно, но я бы ни за что не обратилась к ней за помощью. У меня есть муж, и он меня обеспечивает.
— А дети?
Помешивая чай, Гонор покачала головой:
— Нет, к сожалению.
— Как его звали?
— Простите — кого?
— Бывшего сожителя вашей сестры.
— Ох, я и не помню. Может быть, мой муж скажет.
— А он с ним встречался?
— Нет, но у него память получше моей. Еще чаю?