— Странно. Я летел туда с твердым намерением завязать с ней родственные отношения — хотел, чтобы она заняла в моей жизни какое-то особое место, — но она оказалась чужой и совершенно холодной женщиной. Может, она и жалела о том, что бросила меня, но не могу припомнить, чтобы она когда-нибудь брала меня на руки или обнимала.
— Ужасно, — ответила Анна, вспомнив, как мать всегда ждала ее у ворот из школы, всегда была рядом и всегда готова обнять и приласкать.
— Детство очень повлияло на мои отношения с женщинами. Они либо походили на бабушку, либо напоминали тех, кого отец приволакивал из паба, — а он каждый раз появлялся с новой дамой сердца. Ему было все равно — блондинки или брюнетки, толстые или худые. Наверное, он просто не любил спать один и заниматься хозяйством: готовить, мыть посуду, поэтому каждый день, вернувшись из школы, я натыкался на какую-нибудь очередную тетку с пылесосом или тряпкой.
— Он жив?
— Не-а — покончил с собой восемнадцать лет назад. Отправился в свою хибарку-мастерскую, будто бы плотничать, да и перекинул веревку через балку.
— И вы его…
— Ну да, нашел — малоприятное было зрелище. Но я вызвал полицию, и они все взяли на себя. С тех пор я жил сам по себе. Мне досталось то немногое, что у него было: коттедж, пара подсобок и поля. Выручил я за них что-то вроде пятидесяти штук. И поехал в Ливерпуль, в университет; понятия не имею, почему именно туда, — мог выбрать любой, но вот поехал. Денежки в банке, хорошее жилье и свобода, которой до тех пор не имел. Там было здорово: у ливерпульцев лучшее в мире чувство юмора, у меня завелось много друзей, мы до сих пор поддерживаем отношения.
— Там вы и познакомились с женой?
— Нет, мы встретились, когда я уже жил в Лондоне. Знакомы были всего несколько месяцев, когда стали жить вместе в доме в Хэмпстеде, а через год с небольшим поженились.
Анна глядела в окно, за которым хлестал дождь.
— А вы были замужем? — просил Пит.
— Нет. И не собиралась.
— Как это?
— Ну, во-первых, мое время еще не ушло — мне всего двадцать восемь. — Сказав это, Анна вдруг почувствовала себя безнадежно глубокой старухой.
— Жили с кем-нибудь?
Анне сразу расхотелось поддерживать разговор.
— Понятно, — заметил Пит. — Из меня, значит, можно вытягивать сведения о моем жалком прошлом, а о своем говорить не желаем.
— Ваше прошлое вовсе не жалкое. И я же сказала, что у меня были замечательные отношения с родителями.
— Ну так в чем дело? Пожертвовали всем ради карьеры?
— Да.
Он рассмеялся и искоса взглянул на нее:
— Вас, похоже, кто-то здорово обидел.
— Ничего подобного. — Она вовсе не хотела распространяться об отношениях с Ленгтоном, и настойчивость Пита начинала ее раздражать. Наконец пробка рассосалась, и они поехали быстрее.
Он потянулся к ней, взял ее за руку и слегка пожал:
— Простите. Всего лишь хотел узнать вас получше, — кажется, это и без слов понятно.
Анна улыбнулась и высвободила руку:
— Мне никогда не нравилось откровенничать. Будем считать, что со временем я тоже посвящу вас в драматические подробности своего прошлого.
— Так уж и драматические?
Она вздохнула и покачала головой:
— Шучу. На самом деле мне нечего добавить.
— Останетесь у меня сегодня?
— Нет, поеду домой, но можем завтра позавтракать у меня. Я готовлю.
— Ладно, как скажете.
Анна и сама не понимала, почему держит Пита на расстоянии. Он ей нравился, она даже начала привыкать к нему, и его общество доставляло ей удовольствие.
Она размышляла обо всем этом, пока ехала домой на своем «мини», который забрала из гаража Пита. На прощание он ее поцеловал — поцелуй был Анне приятен, но взрыва страсти, как это бывало с Ленгтоном, не вызвал. Она все еще не могла забыть Ленгтона — вот и вся «драма». Она прервала с ним отношения потому, что не хотела их продолжать, и знала, что он тоже не хочет, а теперь непонятно по какой причине осторожничает с Питом.
Раздеваясь перед сном, Анна взгрустнула. Потом свернулась калачиком на своей огромной новой кровати. Немногие связи, которые были у нее до Ленгтона, не шли ни в какое сравнение с ее бурным увлечением им. Во многих смыслах их отношения держались именно на увлечении, а не на серьезных намерениях с обеих сторон. Он был ей не другом, а лишь требовательным любовником. Может, поэтому она не хочет сближения с Питом? Он чертовски милый — но ничуть ее не возбуждает.
А Ленгтон еще как возбуждал. Всегда и во всем — в любви, в работе. Он подавлял ее, нередко даже пугал, но все ее тело звенело от одного его взгляда, и она упивалась этим ощущением. Даже зная о том, насколько Ленгтон опасен, Анна сомневалась, что кто-нибудь еще сумеет доставить ей подобную радость. И знание о его опасности не отталкивало ее, — напротив, ей страстно хотелось вновь оказаться в его объятиях. Сейчас она думала не о том, как прошел день с Питом, и не о фургоне Джулиуса, и даже не о его возможной встрече с Фицпатриком на ферме Гонор Нолан. Все ее мысли были о том, как ей недостает Ленгтона, и она думала о нем до тех пор, пока в слезах не заснула.
ГЛАВА 12
Пит приехал в десять утра и привез круассаны и свежие фрукты. Анна приготовила омлет и сварила кофе. Как и накануне, им было легко друг с другом. Пит помог распаковать коробки и установил телевизор, был заботлив и внимателен, со знанием дела проверил все розетки и вынес пустые коробки к мусорным бакам в подвале.
Они делали все вместе: мыли посуду, снимали с мебели упаковочную пленку. Питу ее новая квартира понравилась. Прервавшись ненадолго, они пили кофе на балконе и смотрели на реку. На Анне были старые джинсы, заляпанная футболка и кроссовки, на нем тоже что-то непритязательное. Они походили на любящую супружескую пару. Однако он не пытался к ней приставать, вообще к ней не прикасался, целовал при встрече в щеку, и все.
К собственному удивлению, она поняла, что разочарована, когда он сообщил, что ему пора идти.
— Жаль. Может, останетесь на ужин — я у вас в долгу.
— Боюсь, придется отложить. Всю следующую неделю буду занят по горло.
— Ладно, — улыбнулась она. — Спасибо за помощь.
Провожая его, она пыталась разобраться в собственных чувствах.
Потом занялась распаковкой того немногого, что они не успели разобрать, и наткнулась на расписную кружку. Кружка как кружка, ничего особенного, но Анну поразила ее форма. Она точно видела подобную, хотя и расписанную намного более искусно, в магазине Майкла Садмора.
Гонор Нолан сказала, что в последнее время занялась гончарным делом, и дважды упомянула печь для обжига, установленную в одном из сараев на ферме. А вдруг она солгала и это никакая не печь для обжига, а просто печь или плита, чтобы отапливать сарай, если там кто-то живет? А занятия керамикой — всего лишь удобное прикрытие. После осмотра фермы Анна не сомневалась, что там нет никого, кроме Ноланов, но вдруг кто-нибудь живет в одном из сараев? Она снова подумала, что фургон Джулиуса Д'Антона вполне мог сломаться на дороге, — так Д'Антон оказался на ферме и случайно столкнулся там с Александром Фицпатриком. Тот мог дать Джулиусу деньги и «мицубиси», но с самого начала решил от него избавиться. Убил и сбросил труп в Темзу.
Приняв душ и переодевшись в брюки и свитер, Анна поехала в Чизвик еще раз поговорить с Сандрой Д'Антон. Она знала, в какие числа проходила ярмарка и сколько раз Джулиус был в магазине, но ей хотелось точно установить, когда он вернулся в Лондон. Его отпечатки нашли в притоне в Чолк-Фарм, однако он мог их там оставить и до убийства. Может, она ошиблась и в «мицубиси» с Фрэнком Брендоном был Д'Антон? Сомнительно. Д'Антон был высокого роста, но не метр девяносто два. Однако она решила сличить отпечатки его туфель с кровавыми следами на месте преступления.
Сандра удивилась приезду Анны и ее неофициальному виду. Пригласила ее на кухню, где теперь царил полный разгром, — начали менять окна. Сандра попросила здоровенного парня-рабочего прерваться минут на пятнадцать; он сложил инструменты и отправился в паб.
Отвечая на вопросы Анны, Сандра нашла потрепанный ежедневник за позапрошлый год. Она помнила, как Джулиус говорил по телефону, что собирается на ярмарку. Потом позвонил и сообщил, что нашел нечто из ряда вон и намерен искать покупателя. Потом звонил еще раз и сказал про неполадки с фургоном.
— Он наткнулся на что-то стоящее, но ничего мне не объяснил. По его словам, он «неплохо проводил время с друзьями». — Сандра пожала плечами.
Когда он так говорил, обычно это значило, что он под кайфом. Она понятия не имела, где он и что это за друзья. Анна спросила, видела ли она Джулиуса после этого разговора. Сандра вздохнула:
— Слушайте, я сказала все, что знаю. Может, он и возвращался, но меня не было дома.
Анна подняла глаза от блокнота.
— Мы с Джулиусом просто жили под одной крышей — понимаете, о чем я? Я вроде как живу с Хэлом, которого вы только что видели. Пока в доме ремонт, я ночую у него. Так что, даже если Джулиус и приезжал домой, я его не видела.
— Ваш муж знал о ваших отношениях с Хэлом?
— Конечно — и ничего не имел против.
— Значит, он мог вернуться?
— Ну да. Я же не проверяла его вещи. Ну, думала, он рыскает где-нибудь в поисках антиквариата. Потому и не сказала вам ничего, когда вы в первый раз приезжали.
— А когда вы говорили по телефону, он сказал, что нашел что-то особенное?
— Все верно, но он был горазд жульничать, так что я и внимания не обратила. Сказал, что заработает для нас кучу денег, может даже уже заработал, точно не помню. Поняла только, что он слегка под кайфом, — язык у него чуть заплетался. Мне за много лет все эти посулы так надоели, что я просто ответила: «Ладно, пока, увидимся, когда вернешься». Но это я вам уже говорила.
— Он сказал, что у него фургон сломался?
— Да, и что он ждет, пока его починят. Это не машина, а развалина, старый почтовый фургон, который он купил за бесценок и гонял в хвост и в гриву. Кажется, сказал, что свалился в канаву. Если честно, я почти и не слушала.