ГЛАВА 17
Анна подъехала к дому Джулии Брендон в половине пятого утра. Наблюдатели, сидевшие в машине недалеко от дома, доложили, что все спокойно. Телохранители внутри. Анна велела двоим полицейским зайти с обратной стороны дома, а двум другим быть рядом с ней. Держа ордер наготове, она ждала лишь подтверждения, что полицейские заняли позиции с тыла. Зажглись прожекторы, яркий свет залил дом и гараж. В машине прямо перед входом ждали три судмедэксперта, которые должны были войти вслед за Анной. Анна нажала кнопку звонка, затем пять раз громко постучала дверным кольцом.
В доме зажегся свет, и один из охранников открыл дверь. Увидев ордер на обыск, он отступил вглубь холла. На лестнице появилась одетая в атласный халат Джулия; вид у нее был перепуганный. Громко закричала няня, из детской с плачем звали мать Эмили и Кэти. Анна попросила всех сохранять спокойствие. Предъявив Джулии ордер, она велела привести детей и няню вниз и всем, включая охранников, собраться в комнате для отдыха.
— Почему вы так со мной поступаете? За что? Что я сделала? — почти без остановки кричала Анне Джулия, повторяя одно и то же, будто старая, заезженная пластинка, застрявшая на одном месте.
Анна потребовала, чтобы Джулия присоединилась к детям.
Полицейским предстояло обыскать все шкафы и ящики и взять для экспертизы все, что могло иметь хоть малейшее отношение к делу, включая возможные пятна крови, отпечатки пальцев, необычные волокна. Анна осуществляла общее руководство обыском и должна была решать, что подлежит изъятию. Дом был очень большой. К тому же следовало обыскать гараж, сад и небольшой сарай в саду. На все это уйдет много времени и усилий. Анна наблюдала за ходом операции, как военный за ходом битвы. Прошел час, а ей так и не удалось обнаружить ничего, что могло бы помочь в расследовании.
Сама она осматривала ящик за ящиком в кухне: гарантийные талоны на кухонные приборы, счета за содержание дома, телефон, газ, электричество, счета от садовника и от рабочих за проводку электричества и укладку ковролина, толстую пачку счетов за мебель, договоры о доставке… Все это ей пришлось внимательно изучить. Она сидела за столом в кухне, когда туда ворвалась Джулия, заявив, что им нужно поговорить.
— Сейчас приедет мой адвокат. Я требую объяснить, по какому праву вы проводите обыск. Разбудили детей, вытащили их из постелей — это неслыханно! И я все еще не понимаю, почему вы здесь.
Анна продолжала просматривать бумаги, не глядя на Джулию.
— Видите ли, миссис Брендон, мы подозреваем, что вы были с нами недостаточно откровенны. В результате нам нужно убедиться, что…
— Я рассказала вам все, что мне известно! И я не понимаю… Там дети плачут.
— Приготовьте им то, что обычно готовите: подогрейте молока, дайте каких-нибудь хлопьев.
Джулия с грохотом распахнула холодильник, достала молоко и налила в кувшин, так же громко открыла один из шкафов и достала пакеты с хлопьями. Когда Анна собралась проверить их содержимое, Джулия швырнула один из пакетов ей в лицо, и кукурузные хлопья разлетелись по полу.
В противоположность Джулии ее сестра Гонор спокойно сидела в кухне с чашкой чая и тостом; она сварила кофе и предложила его полицейским. Когда они всей толпой вошли в дом в половине пятого утра, Гонор всего лишь удивилась неожиданному визиту. Учитывая размеры фермы, в обыске участвовало две команды полицейских; кроме того, им на помощь приехали люди из местной полиции. Дамиен Нолан казался не столько испуганным, сколько раздраженным. Он тщательно изучил ордер на обыск и, как будто вполне удовлетворенный, вернул его Филу.
Со всех поверхностей брали отпечатки пальцев. Дом перевернули вверх дном, последовательно переходя из комнаты в комнату, как заранее спланировал Фил. Просматривали содержимое всех ящиков, но находили только старые счета, банковские и налоговые квитанции и старые чековые книжки, небрежно стянутые резинкой.
Через некоторое время Дамиен тоже решил позавтракать и присоединился к жене. Он поинтересовался, как долго полицейские будут на ферме, потому что ему придется скоро уехать, — у него утренняя лекция. Держался он подчеркнуто насмешливо и вызывающе. Когда дело дошло до старого пылесоса, рассмеялся и сообщил, что давно пора было его разобрать, — может, он после этого заработает. Возмутился лишь, когда изъяли его компьютер: заявил, что компьютер нужен ему для работы, и потребовал объяснить, по какому праву его забирают. Гонор пыталась подражать мужу, но не сумела скрыть огорчения из-за того, что при обыске кладовой полицейские неаккуратно обращались с ее вареньем.
В спальне Фил осмотрел покрывало и постельное белье, заглянул за кровать и под матрас в изголовье. Не нашел ничего, кроме пыли, от которой заслезились глаза. Полицейские проверили всю одежду в платяном шкафу, вывернули карманы и отвернули клапаны у жакетов, пиджаков и брюк. Одежда Гонор была старомодной и по стилю напоминала времена хиппи: длинные юбки, вышитые блузки и яркие жилеты. Одежда ее мужа тоже была весьма поношенной: твидовые пиджаки с кожаными заплатками на протертых локтях, брюки и сапоги для верховой езды — непохоже, чтобы супруги были как-то связаны с их главным подозреваемым.
Обыск двора и подсобных помещений тоже ничего не дал. Амбары были грязные и дышали на ладан, в одном обнаружили маленькую печь для обжига, там же на старой книжной полке стояли сломанные керамические вещички. Печью, похоже, давно не пользовались. В конюшне все, кроме лошади, было едва живо от старости: крыше и стенам давно требовался ремонт, как, впрочем, всему на ферме. В курятнике жили пятнадцать кур, которых давно пора было переселить, — их домишко мог развалиться в любой момент. К курятнику вела невысокая лестница, а на двери висел замок — все, как описала Анна. Чердак до предела забит всякой рухлядью: старые железные кровати и стулья, картины, сломанные зонтики, ведра, древняя кухонная утварь; у стены составлены сломанные кухонные шкафы. Все это было покрыто толстым слоем грязи, и все это нужно было осмотреть.
Фил наблюдал за супругами, удобно расположившимися на кухне за большим сосновым столом. Они вели оживленную беседу, намазывая тосты маслом и доливая в кружки свежий, ароматный кофе. Фил никак не мог понять, почему они живут в этой дыре: кроме кухни, весь дом насквозь пропах плесенью. Дамиен растопил очаг и время от времени подбрасывал в него поленья, поддерживая огонь. Конечно, вид с фермы открывается замечательный и место прекрасное, размышлял Фил, но дорога — чистая помойка и сплошные рытвины. Зимой они наверняка почти полностью отрезаны от мира, а что это за жизнь? Чем дольше тянулся обыск, тем сильнее становилась его уверенность, что они не там ищут и ничего не найдут.
Он прошел в библиотеку — маленькую комнату, в которую выходил промозглый холл, — и тяжело вздохнул. В комнате было полно книг — старых, в растрепавшихся переплетах, и новых; книги стояли штабелями, будто сталагмиты, на протертом до основания ковре. Там же тянулись ряды газет, сложенных в пачки: потемневших от времени и совсем свежих. Филу сделалось дурно от мысли, что все это придется пролистать, не пропустив ни одной книжки.
Анна тоже пока не нашла ничего толкового и была, мягко говоря, огорчена. Один из полицейских спросил, нужно ли обыскивать комнату няни. Поколебавшись, Анна ответила, что хотела бы ее осмотреть. Она приняла решение интуитивно, но, войдя в комнату, сразу поняла, что именно надеется найти. Вспомнив слова девушки о том, как хорошо она относилась к Фрэнку, и то, что она указала при этом на свадебную фотографию, Анна думала найти у нее хоть один снимок, не уничтоженный Джулией. К ее огорчению, в комнате не оказалось ничего связанного с Джулией или ее семьей.
В шкафу аккуратными рядами висели чистые свитеры, платья, куртки и пальто, внизу стояли туфли. Нашлось несколько писем с родины Май Лин, но они были написаны по-китайски, и Анна отложила их в сторону. В прикроватной тумбочке лежали только Библия, четки и несколько ниток бус. Сидя на кровати, Анна оглядела комнату, потом взяла сумочку Май Лин, оставленную на кровати. Сверху лежал кошелек с водительским удостоверением, счетами и тремя пятифунтовыми купюрами. Затем Анна достала мобильный телефон, просмотрела несколько номеров: домашний, номер мобильника Джулии, стоматолог, врач — и уже собиралась отложить его, но тут ей на глаза попалась «иконка» папки с фотографиями.
Их оказалось более пятидесяти: большая часть — детские, несколько снимков Май Лин с друзьями и, наконец, свадебные. Анна прокрутила всю папку: опять дети; одна фотография Фрэнка, моющего машину Джулии; одна — Джулии; одна — улыбающейся Май Лин с букетом в руках; еще фотографии со свадьбы, но без жениха и невесты. К одной, довольно плохого качества, Анна присмотрелась внимательнее: на ней был запечатлен мужчина лет пятидесяти-шестидесяти, с длинными седыми волосами, собранными в конский хвост; частично скрытый ветвями ивы, он склонился к девочкам и протягивал им мороженое. Совершенно невинная, милая фотография, непонятно даже, когда она сделана, — может, тоже на свадьбе?
Анна перешла к следующему снимку: две девочки, у одной в руках мороженое. Тот же мужчина стоит рядом. В кадр попали лишь его джинсы и туфли. Анна глядела на фотографию, пытаясь сообразить, какого он роста, — старшая девочка едва доставала ему до бедра. Следующий снимок был почти весь черный, осталась только рука, закрывающая объектив, словно кто-то не хотел, чтобы его фотографировали. Анна просмотрела все до конца: снова дети, дом в Уимблдоне, комната Май Лин; седоволосый мужчина с хвостиком больше не появлялся.
Спустившись вниз, Анна заглянула в гостиную. Джулия сидела перед окном, дети ели хлопья за кофейным столиком. Анна попросила Май Лин пройти на кухню.
Для начала она объяснила, что ни в чем не подозревает девушку и хочет лишь узнать, кто изображен на снимках. Чтобы Май Лин немного успокоилась, Анна начала с первых фотографий, а под конец показала снимок мужчины с хвостиком, протягивающего детям мороженое.