Паренек извинился по-английски и посторонился — худой, мосластый, как жертва Бухенвальда, лопоухий… А когда он посмотрел мне в глаза, аж передернуло от того, какое в них плескалось отчаянье.
Недолго думая, я постучал в дверь, из-за которой доносились мужские голоса. Вошел я, не дожидаясь приглашения, и попал на момент, когда Семеныч давал щелбан зажмурившемуся негру по имени Анри, тому самому, что был с дробовиком на баррикаде. Рамиз, видимо, ждал своей очереди, чтобы играть в нарды вместо выбывшего.
Мой визит не спас негра; получив щелбан, он зашипел и только потом посмотрел на меня, как и Рамиз с Семенычем.
— Доброй ночи, — сказал я и сразу перешел к делу: — Моим друзьям срочно нужна помощь. Их двое, оба сильные, вооруженные, умеющие драться. Общине пригодятся такие люди. Айтишник и электрик, парни с руками.
Члены общины недоуменно переглянулись. Анри удивленно раскрыл рот. По тому, как кривились слушатели, я понял, что рассчитывать мне не на что.
— Подожди, дорогой, — сказал Рамиз. — Я правильно понял, что ты предлагаешь нам ночью идти с тобой?
— Правильно, — кивнул я.
— Но мы тебя не знаем! А ты тащишь нас ночью помогать каким-то людям? Э нет, дорогой, мы что, похожи на идиотов? Ночью эти шайтаны особенно агрессивны. Если нас и всех не сожрут, то многих. И тебе не советую туда идти, если, конечно, сдохнуть не хочешь.
— Сдохнуть не хочу, но пойду. У вас есть транспорт? Хотя бы мотобайк. Что-нибудь.
— Байки были во дворе, — ответил Рамиз. — Есть гольф-кар, но он медленный и с открытым верхом. Ты что, и правда намылился туда сейчас? Ну дура-ак, да?
Семеныч погладил бороду и кивнул, но сказал пару слов в защиту моих интеллектуальных способностей:
— Если бы в беду попали близкие мне люди, я бы пошел их спасать. Не сейчас, утром, когда будет шанс выжить. Но люди, за которых ты просишь, мне никто. Нас тут достаточно для того, чтобы обороняться, и рисковать я не хочу. Извини, Дениска, ничего личного. Думаю, никто не захочет идти с тобой.
— Значит, пойду один.
— Соберем совет утром, — предложил Рамиз. — Вдруг будут желающие? Сейчас многие уже спят. И тебе советуем уснуть и набраться сил перед походом.
Я покосился на ружье, негр подвинул его к себе и положил на колени, сказал по-английски:
— Даже не думай!
— Верните мне мой тесак, уйду на рассвете, — процедил я и замер, представив, как они выставляют меня на улицу безоружным.
— Завтра, когда будешь уходить, спросишь у дежурного на первом этаже. Все в целости и сохранности.
Веры им не было. Потому, прежде чем пойти в номер, я наведался в бар, откуда модельки уже ушли, и в ящике нашел огромный острый кухонный нож.
Поварской нож
Обычное режущее и колющее оружие.
Урон: 3–6.
Если не отдадут мой тесак, будет хотя бы это. И по пути что-нибудь тяжелое поищу типа биты.
Услышав шаги, я положил нож на место, поставил на стойку початую бутылку вермута и увидел плывущую по коридору Яну. Заметив меня, она не сбавила шаг, не отвела взгляда, улыбнулась, подошла и кивнула на бутылку.
— Пьешь в одиночестве? Девочки на тебя обиделись, между прочим.
— Ты где была? — спросил я.
— У себя, книгу читала. Телефоны не работают, такая скукотища без интернета!
— Что за книга? — не поверил ей я.
— Что было. Бегбедер, «99 франков».
— Не самая полезная книга во время зомби-апокалипсиса, — усмехнулся я.
— Хочешь, тебе отдам? Не нравится мне такое. Налей, что ли.
Она уселась на высокий одноногий стул, я смешал ей коктейль из того, что попалось под руку. Мы выпили, а потом рот Яны искривился, она уронила голову на руки и разревелась. Я просто гладил ее по голове и говорил, что все будет хорошо. Неужели юная особа может так убедительно играть? Пару часов назад зачем-то пыталась проникнуть ко мне в номер, а потом сбежала. Теперь искренне рыдает и ищет поддержки. Ну а кто, если не она? Все сходилось. Был, конечно, шанс, что просто хотела познакомиться поближе, а потом испугалась своей смелости, но с той же вероятностью могло быть и такое, что девушка хотела меня прикончить. Ну или причинить еще какой-нибудь вред.
В итоге в номер я попал поздно ночью, закрылся, забаррикадировался, положил нож под матрас, но сон все равно получился рваным и беспокойным.
А утром, еще затемно, в дверь настойчиво постучали. Рука сама потянулась к ножу под матрасом, но я не стал его доставать, прошлепал к двери и спросил:
— Кто?
— Рамиз. Ждем в лобби через десять минут, у нас совещание по твоему вопросу.
Очень интересно! Я как бы все решил, они — тоже. В чем же проблема?
Можно было умыться и бежать туда, потому что любопытство подгоняло, но я решил насладиться душем перед трудной задачей.
Может, уже поздно выдвигаться к маяку, если Макс с Сергеичем мертвы. Но остаться тут я не мог, потому что потом совесть сожрет.
— Крош, ты со мной? — Я сел на корточки, протянул руку, и котенок взбежал по ней ко мне на плечо.
В лобби собрались все, я насчитал двадцать девять человек, исключая троих детей, плюс немцы. Дитрих, увидев меня, встал, опираясь на больную ногу, и помахал рукой. Перед глазами всплыл его профиль… и я сбился с шага.
Он лишился статуса претендента и стал активной одушевленной оболочкой! Потерял два уровня и не заметил, довольный вон какой.
У него уровни украли!
Да что, черт побери, тут происходит?
Внезапная мысль заставила остановиться. А что, если и я стал нулевкой и не заметил этого?
Глава 8Помогите материально!
Пока разум торговался сам с собой — пусть заберут уровень, не жалко, первый всего лишь, главное, чтобы не забрали статус чистильщика, — я открыл свой профиль…
…и выдохнул с облегчением: все было по-прежнему, чистильщик первого уровня. Затем посмотрел на Керстин: она статуса пока не лишилась. Как же так? Почему Дитрих?
Ответ был один: кто-то их обнуляет. Кто? У кого-то из выживших особый талант? Но у кого, когда они все нулевые? Или этот серый кардинал не показывает себя?
А может, это талант какого-то бездушного, что рыщет по этажам? И ведь бедные претенденты ничего не знают, потому что у них нет интерфейса. Чувство самосохранения гнало отсюда подальше, подсказывало, что неясная опасность хуже бездушных, но разум хватал за руку и разворачивал к немцам. Я нужен им, а они — мне.
По-хорошему, надо бы рвать когти вместе. Но этого не получится, потому что Дитрих еле ходит и выздоровеет теперь небыстро. Или взять с собой Керстин, пока и ее не обнулили? Но чем мне поможет пожилая женщина? Со мной у нее больше шансов погибнуть. Уровни можно восстановить, а вот жизнь вернуть еще никому не удавалось.
Значит, иду к маяку, возвращаемся с Максом и Сергеичем, разбираемся, что здесь и как.
Надеюсь, что они еще живы.
— Ты чего замер? — спросил Рамиз. — Проходи, присаживайся, дорогой. Мы из-за тебя собрались, а ты не спешишь.
Я еще раз оглядел собравшихся в полумраке людей, надеясь, что как-то поможет «Проницательность» как-то поможет выявить вора уровней, но тщетно. А ведь тогда, в джунглях, благодаря ей я увидел тепловые сигнатуры зомби… В общем, нужно как-то поднимать уровень таланта, который застрял на первом. Авось сработает «Везение».
Пересчитав всех, я сел в свободное кресло. Удивительно, что никто не проспал, не опоздал, даже модельки.
Рамиз сделал приглашающий жест, и с ним рядом встала Лиза. Вскоре я понял зачем: она работала переводчиком-синхронистом.
По приглашению Семеныча я тоже встал, включил навыки продажника и изложил суть своей проблемы, рассказывая, какие крутые у меня друзья. Именно продать их местной общине и требовалось.
Одновременно, рассказывая о Максе и Сергеиче, я просматривал профили собравшихся, рассчитывая заметить у кого-то аномалию, но не находил ее. Если тот, кто отобрал уровни Дитриха, здесь, то он умеет здорово маскировать свой статус.
— В общем, — подвел итог я, — убивая зомби, мы становимся сильнее, излечиваемся от хронических болезней. Если пойдете со мной, вы не просто сделаете доброе дело, но и усилитесь.
Лиза перевела мою речь, причем говорила она медленно, подбирая простые слова, чтобы все поняли.
— Йа! — поднял руку Дитрих и заговорил по-немецки.
Лиза, похоже, и немецкий знала:
— Подтверждаю. У меня больше не болят суставы и начал расти новый зуб! Пошел бы с тобой, но нездоров.
Народ разгалделся, удивленный перспективой выздороветь. Семеныч встал и хлопнул в ладоши.
— Успокоиться! Я считаю задумку Дениски безрассудной. Понятно, что это порыв… Долг, дружба и все такое. Успех сомнителен, риск очевиден. Наша задача — сохранять жизни. Потому считаю правильным в твоей просьбе отказать. Никуда мы не пойдем и тебя не отпустим!
Пока Лиза переводила, я непонимающе уставился на него. А не пошел бы ты в пешее эротическое путешествие?
— Семеныч, я что, твой раб, какое ты имеешь право меня не отпускать? — как можно спокойнее проговорил я.
Рамиз с жалостью посмотрел на меня и ласково сказал:
— Когда ребенок норовит сунуть вилку в розетку, правильнее его удержать.
Уж чего не ожидал, так это подобного бреда. Или тут, в «Калигайахане», как в американском ужастике: если тебя приняли в общину, освободиться ты можешь, только умерев.
Пока я думал, как правильнее: доказывать, что они неправы, или сделать вид, что смирился, а потом улизнуть, — слово взяла рыжая Лиза:
— Это нерационально. Если человек хочет уйти, он уйдет. Нельзя никого осчастливить насильно. Мы все свободные люди, так ведь? — Она осмотрела собравшихся. — Вот пусть так и остается.
Снова поднялся шум. Длинный и худой доктор Рихтер сцепился с Семенычем на тему, выпускать меня или нет, и, к моему удивлению, сумел его убедить. Я наблюдал за нездоровой активностью со все нарастающим раздражением. Это напоминало скорее сюрный сон, чем действия здоровых людей. Голосование, вон, затеяли. Бред собачий!