Или — плыть в «Кали» за антибиотиками и антисептиками? Я выглянул в иллюминатор: зомби кружили вокруг катера, и было их около двадцати штук. Среди обычных выделялись огромные, мышечные, больше двух метров ростом, а также твари с деформированными челюстями, выдающимися вперед — щелкуны. А вон и нюхач. Видимо, он привел остальных по следам Киндерманнов. Никак не прорваться! От досады я скрипнул зубами.
Судя по скорости, с который снижалась «активность» Дитриха, долго он не протянет. И что делать?
— Все плохо, да? — констатировал немец, разматывая свою ногу.
Она раздулась, почернела. А когда я увидел рану, у меня закружилась голова. Наверное, так же выглядел бы ожог от расплавленного метала — огромная дыра с обгорелыми краями, сочащаяся гноем.
— Тут антисептик был, можно… — начал я, но Керстин перебила:
— Мы его уже нашли и использовали. Нужна операция или хотя бы антибиотики.
— Где же их взять? — Я сел на пол, привалившись спиной к кровати, на которой лежал Дитрих. Снова накатила усталость — организм все силы тратил на регенерацию.
Керстин опустилась рядом, вцепилась в мою руку и затараторила:
— В «Калигайахане» отдыхает моя соседка, я к ней в гости ходила и видела там клинику. И аптеку.
Я попытался вспомнить карту максимально точно. Как и другие отели, пятизвездочный «Калигайахан» находился на берегу. Если по суше добираться, то это километра четыре. Час ходу при обычных обстоятельствах и полдня, учитывая новые реалии. Придется идти одному за помощью, прятаться, не вступать в открытое противостояние с зомби, потому что неподалеку рыщут люди Папаши.
Туда день, обратно непонятно сколько — Дитрих к этому времени умрет. Даже если найду антибиотики, адекватных выживших и приведу их сюда. И хирург не поможет, потому что будет поздно. А на себе я его не дотащу.
Что еще?
Лодки! Днем море патрулировал катер, возможно, это люди Папаши, но может, и нет. Ночью нечего им там делать. Значит, единственная возможность спасти немца — проснуться до рассвета, погрузить его в лодку (жаль, моторных нет), грести по морю к «Калигайахану» и надеяться не попасться Папаше. Ну еще на то, что в море не появились водоплавающие бездушные.
Так и сделаю. Я посмотрел в иллюминатор: зомби никуда не делись.
Подстелив под себя одеяла, я улегся на пол, рассчитывая поспать.
— Керстин, следи за зомби. Как только они уйдут, буди меня. Будем прорываться.
Однако проснулся я сам, в темноте, свет давал только фонарь на столе. На часах было десять вечера.
— Не ушли? — спросил я.
— Нет, — ответила немка.
— Остается только ждать рассвет, — проговорил я.
Бросив взгляд на Дитриха, я заметил, что ему стало хуже — «Заражение» достигло стадии III. Дело труба.
— Давайте выключим фонарь? — предложила Керстин и повела плечами. — А то они там ходят, и мы как на ладони.
— Вы что-нибудь сегодня ели? — спросил я и, не дожидаясь ответа, выложил на стол добычу, в том числе бутылку рома. — Нужно поесть и вам, и ему. Это ускорит регенерацию. Возможно, так ускорит, что и антибиотики не понадобятся.
Хотелось всего лишь приободрить, но я оказался прав: спустя пятнадцать минут здоровье Дитриха вернулось к изначальным цифрам, спустя немного времени еще подросло. Похоже, еда действительно немного исцеляет.
Но радовался я рано, вскоре здоровье снова начало снижаться. Увидев ром, Дитрих протянул руку к бутылке.
— Не прощу себе, если не сделаю несколько глотков. Вдруг в последний раз? Всю жизнь отказываешь себе в отдыхе, вредной, но вкусной пище, в алкоголе… Теперь — какой смысл?
Я не стал возражать, все-таки алкоголь — какой-никакой антисептик, при простуде рекомендуют, потому нашел пластиковые стаканчики, плеснул в них три раза граммов по тридцать — Керстин тоже не отказалась — и провозгласил тост:
— Выпьем, чтобы выжить и победить!
Ром обжег пищевод, и сразу по телу разлилось приятное тепло. Керстин выключила фонарь, щелкуны зазвучали отчетливее. Дитрих провалился в сон, а мы с его супругой остались сидеть в темноте. Поначалу молчали, думая о своем, а потом она принялась изливать душу. Осознание конечности жизни нависло гильотиной, видимо, разговаривая, женщина чувствовала себя более живой.
Им было по восемьдесят, то есть родились в конце войны. Детство выдалось соответствующим — хотя и в западной Германии. Всю жизнь они строили карьеру: Дитрих летал, она работала менеджером по продаже автомобилей. Сперва копили на большой дом, думали обзаводиться детьми после сорока. Потом обоим исполнилось сорок, сорок пять… И оказалось, что даже медицина бессильна, думать о продолжении рода поздно и ему, и ей. А теперь, раз они молодеют, есть шанс все исправить!
Мы выпили еще немного, и стало снова клонить в сон. Но мы условились дежурить по очереди — мало ли что случится — и проснуться ближе к утру.
Сперва спал я, а когда сменил Керстин, Дитрих метался по кровати в бреду и что-то бормотал по-немецки. Здоровья у него осталось 42%.
Взошла луна над самой кромкой океана, и стали видны рыщущие по берегу силуэты.
Глава 5Трое в лодке, не считая котенка
Я все-таки уснул, регенерация требовала своего, зато проснулся до рассвета с ясной головой, будто кто-то вытолкнул меня из сна, и впервые не почувствовал боли. А еще увидел, что зомби, не дождавшись нас, ушли.
На часах было полшестого, но рассвет еще не занимался, было черным-черно.
Луна пошла на убыль, но ее света все равно хватало, чтобы разглядеть, как тяжело дышит Дитрих, здоровье его упало до 31%. Керстин дремала у его ног.
— Керстин, — потряс я ее за плечо. — Подъем. Пора двигать.
Она сразу открыла глаза, словно и не спала.
— Как он? — спросил я.
— Хуже, — обреченно проговорила она, и вдруг в ее голосе появилась решимость: — Нужно сейчас же плыть в «Калигайахан».
Я еще раз выглянул в иллюминатор — обзор был так себе, но, похоже, удача на нашей стороне: щелкуны поняли, что не дождутся нас, и ушли в джунгли. С другой стороны катера их тоже не наблюдалось.
— Самое время выдвигаться, — сказал я Керстин. — Фонарь не включайте, соберите продукты, я схожу на разведку, посмотрю, не затаились ли они.
Это было бы плохо, очень плохо. Нам пришлось бы и отбиваться, и защищать беспомощного Дитриха. А учитывая, что среди них есть многоуровневые, скорее всего, твари загнали бы нас обратно.
Осторожно-осторожно, стараясь не нарушить предрассветную тишину скрипом петель, я распахнул дверцу и просочился наружу. Согнувшись в три погибели, огляделся: чисто! Распрямился в полный рост, еще раз огляделся. Повезло!
Вернувшись в каюту, я чуть не выскочил назад: там стоял сладковато-приторный запах разложения, терпеть его было невозможно. Похоже, у Дитриха началась гангрена. Неплохо бы зафиксировать его ногу шиной, но на это не было времени: зомби могли вернуться в любой момент.
Мы с трудом выволокли Дитриха из катера. Он едва стоял на ногах, стонал что-то по-немецки. Я думал, бредит, оказалось, нет.
— Он спрашивает, что происходит, — перевела его бормотание Керстин.
— Скажите, плывем за помощью. Потерпите немного.
Лодки напоминали каноэ, только та, на которой я приплыл, была привычной, большой, но с более острым и чуть загнутым носом. Керстин, вооруженная клюшкой для гольфа, которую использовала как оружие, караулила Дитриха, тревожно поглядывая в лес. Я уперся в лодку, двумя рывками подтолкнул ее к воде, и мы уложили туда немца, закинул наши пожитки и остатки консервов. Крош, как всегда, был рядом, его глаза светились отраженным лунным светом.
— Иди сюда, мелкий, — позвал я, и он запрыгнул в лодку.
Только сейчас я ощутил, до чего же грязный. Повел лодку, будучи по пояс в воде, стянул футболку, потер кожу, покрытую кровавой коркой. Какое же блаженство! Так бы и сидел в воде, но времени нет. Потерев свежий шрам на животе, я оттолкнул лодку, перевалился через борт и взялся за весла. Руки ныли, но выбора не было.
— Знаете куда плыть? — спросила Керстин, поправляя подушку под головой мужа.
— Примерно. Будем держаться метрах в пятидесяти от берега — достаточно далеко от зомби… и плохих людей, но не теряя ориентиров.
Я начал грести, стараясь как можно тише вынимать и опускать весла, хотя понимал, что этих всхлипов воды не слышно, потому что и ночью в джунглях кипела жизнь.
Ночь, бриз, темная вода блестит в лунном свете. В другое время — романтика, сейчас — выживание.
Дитрих то замолкал, то снова начинал стонать, бормотать что-то. Керстин успокаивала его, вытирала пот со лба, перебирала волосы.
— Он бредит, — тихо сказала она. — Говорит о доме, о Мюнхене.
— Вернетесь, если захотите, — ответил я, налегая на весла. — С мужем-то пилотом.
— Сорок лет он летал, — гордо сказала Керстин.
Через полчаса гребли мои плечи горели огнем, а на ладонях вздулись волдыри. Спасибо «Живучести» — раны заживали на глазах, но все равно было больно. Отпустив весла, я подул на ладони, дал немного поработать регенерации, но, когда Керстин предложила поменяться местами, устыдился, продолжил грести, подумав: «Трое в лодке, не считая котенка».
Близился рассвет. Небо стремительно светлело, словно кто-то подкручивал кнопку яркости.
Заметив движение под водой, я присмотрелся и выругался:
— Ну песец! Картина Репина, мать вашу!
Вода тут была чистая, прозрачная, и я отчетливо видел, как по дну ползли… бездушные! Двигались рывками, тянулись к лодке. Жуткое зрелище. Те, которые погнались вчера за мной? Вряд ли, им же дышать нужно. Эти, скорее всего, другие. Эволюционирующие. Глядишь, скоро жабры отрастят.
— Видите это? — прошептала Керстин, перегнувшись через борт.
— Вижу. Просто… ползают.
— О майн гот! — Она отпрянула. — Значит, и в воде не безопасно?
— Они не плавают… пока. Но нырять я бы не стал, Керстин.
Один подводный зомби заметил лодку и рванулся вверх, но снова опустился, не сумев преодолеть толщу воды.