– Да ладно, – подольстился Роман, – ты же всех и вся знаешь, на тусе с их главредом чокался, я сам видел.
– А на кой тебе?
– Люблю своих врагов в лицо знать, – недобро усмехнулся актер.
Первое, что сделала Надя, – внесла телефон Романа в черный список.
Даже не стала звонить в Ростуризм и проверять, правда ли, что фирма «Фуэте» – пустышка. Поверила – с ходу – бульварной газете. Пусть «ХХХ-пресс» – издание стопроцентно желтое, из судебных процессов за клевету не вылезает, но все-таки она уже много лет сама жила с журналистом. И хорошо запомнила слова, которые Дима ей сказал однажды:
– С потолка никогда и никого обвинять не будут. Факты могут не соответствовать действительности – слегка или даже наполовину. Но что-то под любым обвинением все равно всегда есть.
И теперь главное, что ее заботило: чтобы Димочка Полуянов не узнал, что она тоже входит в число пустоголовых обеспеченных дам, кто готов был отдать свои деньги мошеннику Роме Черепанову. Хотя шансов на это ноль целых ноль десятых. Об удачах (и провалах) коллег журналисты узнают первыми.
Актер не очень-то надеялся, что агент сможет выполнить его просьбу. Однако тот позвонил на следующий же день. Сообщил ернически:
– Какая-то дамочка тебя невзлюбила.
– А конкретней? – оживился Роман.
– Назвалась Евдокией – паспорта у нее, естественно, не спрашивали, – отчитался агент. – А подтверждающие документы принесла серьезные. Копия протокола о твоем административном аресте. Копия постановления о судебном решении. На итальянском, русский перевод прилагался. Ну, и сейчас: полный контент твоего сайта. Бумага из туристического реестра, что такой компании в нем не значится. Остальное – на словах. Будто лично знакома с какими-то тетками, которые все свои многолетние сбережения тебе отдать собирались. Ты бы, Ром, хоть бизнесменов грабил. А то как-то совсем несолидно!
– Слушай, отвали ты со своими моралями! – отмахнулся актер. – А как она выглядела, эта Евдокия?
– Лет сорок. Блондинка. Полноватая. Одета обычно. По виду – чиновница или бухгалтерша.
– Вообще я не понял… – растерянно произнес Роман.
Цвет волос ладно, но ни одной полноватой блондинки лет сорока среди его знакомых не было. Он вообще мало общался с возрастными, только с мамочкой, Еленой Евгеньевной. Но той – к пятидесяти, и полной ее уж никак не назовешь, днюет и ночует в спортивном зале.
– Крепко, видно, ты обидел эту Евдокию, – вздохнул агент. – А бабы – они злопамятные!
Полуянов, что ли, нанял эту тетку, чтобы самому не светиться? Или все же таинственная Евдокия – его личный враг? Однако Рома, хоть убей, не понимал и не помнил, кому из женщин средних лет он мог настолько насолить?!
А главное, что дальше-то делать?!
Кредитор вчера уже приходил. Напомнил в фирменной своей, вежливой манере, что срок оплаты долга истекает через семнадцать дней.
И что за эти жалкие две недели можно придумать?!
Сестра у Ромки Черепанова получилась в кого – непонятно. Вроде мамка никогда с чужим мужиком не гуляла, в городе их все на виду. Но только они с Кристинкой уродились непохожими. Он – чернобровый и синеглазый («Ну, просто Ален Делон!» – умильно вздыхали тетушки, кто постарше). В школе – король. Пусть не отличник (зачем зря мозги напрягать?), зато в спектаклях блистал, стометровку бегал быстрее всех, девчонкам головы кружил. Сестрица же – серенькая во всех смыслах. Глазки блеклые, волосы – как прошлогодняя солома, тихая, робкая. Настоящая мышь, скучная, неинтересная. Даже защищать — по праву старшего брата – ее не от кого было.
Впрочем, Ромка, когда зацепился за Москву, благородно предложил Кристинке перебираться к нему: «В супермаркет, в кассирши устроишься – уже веселей, чем в городишке нашем киснуть».
Думал: просияет и немедленно согласится, однако сестра вяло пообещала, что подумает. И думала уже третий год. Видно, куда больше ей нравилось в родимом доме перед телевизором время коротать, чем бороться за выживание в столице.
Нет – так нет. Роман о сестре не скучал нисколечко.
Но когда мать, во втором часу ночи, позвонила ему и прокричала заполошно: «Кристинку похитили!» – у него сердце перехватило. С трудом выдохнул, прохрипел:
– Кто похитил? Когда?
– Вечером! Сегодня! – прорыдала мать. – Она в магазин вышла, за хлебом, и все не идет. Я думала: пусть гуляет, погода хорошая. А ко мне соседка забегает. Кристину, говорит, вашу в машину запихали. Какие-то мужики. Номера дагестанские. Я уже и к участковому бегала, а он заявление не принял. Девица, мол, взрослая, может, у них согласие обоюдное. Если, сказал, через три дня не появится, только тогда искать станут. Отец валерьянку пьет, я вся на нервах. Что делать-то, Ромочка?!
– Ты, мам… – он лихорадочно соображал, – ты не волнуйся только. – Добавил безнадежно: – Может, у Кристинки правда завелся кто-то? Горячий восточный парень?
– Да откуда ж ему взяться! – вновь зарыдала мать. – Она ж дома все время сидит!
Рома сам понимал: неоткуда. К тому же, пока с городишком родным говорил, в трубке пикнуло. Еще один звонок пробивается. Взглянул на определитель – кредитор.
– Подожди, мам, я тебе перезвоню сейчас, – пробормотал Черепанов.
Ладони вспотели, сердце колотилось, как бешеное. Он не сомневался, кто похитил его сестру.
Джигит был краток:
– Кристина твоя у нас побудет. Пока деньги не соберешь.
– Слушай, ты! – вспылил Роман. – Я от тебя что, бегаю? Обманываю?! Договорились ведь, как нормальные люди. У меня есть еще больше двух недель, чтобы с тобой рассчитаться!
– Недели-то есть, – меланхолично произнес кредитор. – Да деньги тебе взять негде.
– Будут деньги! Обещаю!
– Ты б лучше не обещал, а квартиру на продажу выставлял, – посоветовал восточный человек. – Дело-то небыстрое. Пока покупателя найдешь, пока сделку оформишь…
– Я свое слово держу!
– Держи. Тогда и сестрица твоя плакать не будет.
– Если с ее головы хоть волос упадет, я… я тебя…
– Не горячись, дорогой, – спокойно отозвался собеседник. – Плохо себя чувствовать будешь.
…У Романа и вправду случилось что-то вроде сердечного приступа. Мотор трепыхается, воздуха не хватает. Еле добрел до кухни, открыл аптечку. Сердечных капель не держал – пришлось обойтись анальгином. Вроде полегчало. Физически. Но на душе – полный мрак!
Дьявол, что теперь-то?
Может, заявление написать на гадов? Похищение человека, не шутки! Но понимал: только хуже сделаешь. И себе, и безответной Кристинке.
Прав джигит. Нет другого выхода, кроме как расставаться с уютным гнездышком в Замоскворечье. Сколько лет псу под хвост! Кто бы знал, чего стоило из года в год терпеливо обхаживать пожилую, вредную, морщинистую бабу. Ох, до чего жаль!
Но, прежде чем сделать роковой шаг, Рома решил испробовать последнее средство.
Позвонил своей покровительнице Елене Евгеньевне и попросил о срочной встрече.
Даже жаль было его, щенка.
Тем более парень не выкручивался, не лгал. Честно повинился: и про проигрыш свой позорный, и как пытался – в меру скромных умений – финансовое положение поправить. Еще и похвастался, смешной мальчик:
– Если бы не статейка, я б деньги эти собрал!
– Да, Рома, – вздохнула продюсер. – Ты еще глупее, чем мне казалось!
Смотрит на нее глазами побитой собаки:
– Ленусик… ну, я не соображал просто… Казалось: идея хорошая. Но ты не думай, кидать я никого не собирался. Мне же временно, только сейчас перекрутиться! А так ты знаешь: я зарабатываю нормально. В рекламе бы снялся, на мыло какое-нибудь подписался стосерийное. Рассчитался бы постепенно. Со всеми.
– Сомневаюсь, – холодно усмехнулась она. Деловито произнесла: – Что от меня-то хочешь? Чтобы я тебе денег одолжила?
Метнул на нее вострый взгляд, вздохнул:
– Все равно не дашь!
– Не дам, – пожала плечами продюсер.
Ромчик не сдавался. Заговорил отчаянно:
– Может… может, есть еще какой-нибудь способ? Допустим, квартиру, ну, не продавать, а заложить как-то, под нее кредит взять?
– Бери. Но придется проценты платить. Серьезные. Если выплату просрочишь – потеряешь жилплощадь все равно.
Елена Евгеньевна отошла к окну. Произнесла задумчиво:
– Бабка моя здесь с 1947 года жила. Война едва кончилась, а ей удалось отдельную квартиру выбить, как ценному специалисту. Знаешь, сколько было радости?
– Леночка, солнышко! Ну, не терзай ты меня! Сам понимаю: кругом виноват.
– Виноват – плати по счетам, – очень сухо произнесла она. – Квартира – на твое имя. Выставляй на продажу.
– Лена, милая, – не сдавался он, – ну давай попробуем! Давай мы вместе квартиру сохранить попытаемся! Помоги мне рассчитаться. А деньги – деньги я тебе отдам! Хочешь, расписку напишу? Под проценты. Оформим у нотариуса!
– Нет, Рома, – покачала она головой. – Я уже сделала тебе подарок – однажды. Больше не хочу.
И отступила – лицо актера исказилось такой злобой, что показалось: сейчас ударит.
Впрочем, нет. Взял себя в руки.
Она представила его – молодого, сильного, обнаженного. Как кувыркается в постели с юной, свеженькой курочкой. А потом лениво нежатся оба на шелковых простынях, и он с отвращением, мимолетно вспоминает ее пусть тренированное, но старое, изношенное тело.
Зря она завела себе эту синеглазую, насквозь лживую игрушку!
– Ты – история, Ромчик, – вырвалось у женщины.
Он опешил:
– Что?
– Так в Америке говорят, – усмехнулась она. – Когда кого-то увольняют с волчьим билетом.
Актер мужественно принял удар, спокойно ответил:
– Я не сомневался: ты меня не простишь.
– Разве?
– Я ничего у тебя не прошу. Просто не хотел за спиной твоей действовать. Считал, должен объяснить, почему вынужден твою квартиру продать. И знаешь… Если бы речь шла о твоей