ния не имею! Так или иначе, она рассказала мне про дом бизнесмена, где он находится и чем в нем можно поживиться. Елена заверила меня, что точно знает: охранной сигнализации в особняке нет. И подробно объяснила мне, где именно хранятся драгоценности, деньги, скрипка работы Страдивари – ей владел сын олигарха, молодой музыкант. Не знаю, как я буду потом реализовывать Страдивари, – вымученно улыбнулся актер, – но, думаю, что достаточно будет вместо пяти миллионов долларов выставить ее на продажу за сумму, в пять раз меньшую, и дело в шляпе. Ограбление – совсем не мое амплуа, но иного выхода я не вижу. Итак, сегодня вечером я попробую себя в другом качестве – вора. Роль Мекки-ножа в моем творческом багаже уже есть, – через силу усмехнулся Роман, – будет и роль домушника. Хотя сейчас все происходит не шутя. Игра идет всерьез. И, ради бога, я вас умоляю, не надо оваций.
Не удержался под конец от эффектной фразы актер! Запись замерла стоп-кадром. Любовь Кирилловна уткнулась лицом в свои руки и заревела совсем же отчаянно. Дима не стал ее утешать. Он поднялся на ноги, подошел к окну и перелистал в своем телефоне справочную информацию о Елене Постниковой, которая зачем-то (если верить покойному актеру) стала наводчицей квартирной кражи.
Дата рождения, как водится среди женщин, занятых творчеством, у продюсерши не значилась. Однако, если оперировать другими фактами ее биографии, возраст легко было установить: и впрямь, за пятьдесят. «В 1983 году закончила театроведческий факультет ГИТИСа (ныне РАТИ). В том же году поступила на работу на Центральное телевидение, в Главную редакцию для детей и молодежи». Далее приводился впечатляющий список телепроектов, в которых принимала участие Постникова. Там значились и ток-шоу, и сериалы, и громкие документальные ленты. Говорилось, что Елена – лауреат четырех премий ТЭФИ (1998, 2002, 2006 и 2011 годы). О личной жизни упоминалось чрезвычайно скупо: разведена, имеет взрослую дочь.
По меньшей мере странно было, что такой человек вдруг выступает в роли наводчика квартирной кражи. Наверняка за этим что-то стояло. Какая-то подстава, мухлеж, игра. На миг даже странная мысль посетила Полуянова: а вдруг убийство актера – лишь часть постановочного, телевизионного шоу, в котором что-то вдруг разладилось, пошло не так?
Но смерть оказалась не киношной – вот она тут, мать погибшего, оплакивает его, убежала в ванную.
«Как бы то ни было, – сам себе сказал Полуянов, – вряд ли Постникова обрадуется, если последнее выступление Романа появится в Интернете в открытом доступе. Или пуще того – в эфире канала-конкурента».
Когда Любовь Кирилловна, умывшись, вернулась из ванной, Полуянов спросил:
– Вы позволите мне сделать копию обращения Романа?
– Зачем? – насторожилась женщина.
– Я вам обещаю: я не буду эту запись нигде использовать. Я не сделаю вам и вашей семье ничего плохого. Я хочу попытаться помочь, помочь Кристине. Вы доверяете мне?
Любовь Кирилловна отвела глаза, но промолвила: «Да».
Как и всюду в поездках, в квартиру Черепановых Дима захватил с собой ноутбук. Через пять минут копия посмертного обращения Романа заняла место среди рабочих файлов журналиста.
Вскоре он распрощался с безутешной матерью. Напоследок сказал:
– Я должен вернуться в Москву, потому что хочу помочь вашей дочке. Смогу ли, нет – не знаю. Но сделаю все, от меня зависящее!
Технический прогресс дал нынче возможность работать журналисту где угодно. Даже в номере провинциальной гостиницы – были бы под рукой смартфон, модем, ноутбук. Вот и Дима, памятуя, как ехал, не спавши, в Малинов, теперь решил отправиться в Москву, напротив, утром, засветло. А оставшийся в распоряжении малиновский вечер посвятить осмыслению накопленного материала и подготовке будущих встреч.
Телефон продюсерского центра «Первая линия», где заправляла Постникова, Полуянов разыскал в Интернете без труда. Время, правда, близилось к восьми вечера, но телевизионщики, Дима знал, редко когда озабочивались КЗоТом и любили трудиться по ночам. Шанс застать Елену Евгеньевну на рабочем месте был.
Полуянов набрал номер.
– Приемная Постниковой, – отрепетированно доложила секретарша, – чем могу помочь?
– Могу я поговорить с Еленой Евгеньевной? – с места в карьер начал журналист. – Это Дмитрий Полуянов, спецкор «Молодежных вестей». – Название бывшего места работы должно подействовать.
– Боюсь, сейчас она занята, – сразу отсекла его телефонная барышня. – А вы по какому вопросу?
– Вы передайте вашей руководительнице, что у меня есть предсмертная записка артиста Романа Черепанова, в которой он упоминает ее имя. Если я не получу комментария Елены Евгеньевны, я обнародую ее.
Блеф, дважды блеф. Он не собирался предавать гласности последнюю запись Романа. И матери покойного он только что обещал не делать этого. Но ведь Постникова об этом не ведала, правда?
Ловушка сработала. Его соединили. Голос продюсерши – он звучал устало и снисходительно, будто одним тем, что взяла трубку, она оказывала журналисту бог весть какое одолжение.
Дима повторил то же, что говорил секретарше: у него есть последняя запись Романа, там звучит ее, телевизионщицы, имя. Журналисту нужно получить от Елены Евгеньевны комментарий для самого себя общего понимания ситуации – не для печати или обнародования.
– Глупая история, – сердито заявила Постникова. – Мало ли что мог наговорить убитый?! Хорошо, приезжайте в телецентр. Можете прямо сейчас.
– Я сейчас не в Москве, а дома у Романа в Малинове. Давайте завтра, в двенадцать, – условился Полуянов.
Потом он позвонил Надежде. Та уже была дома. Он сказал, что возвращается завтра домой, она неприкрыто обрадовалась, и Диме была приятна ее радость. Потом подруга рассказала ему о библиотечном разговоре с Ириной Ковровой и припечатала своим резюме:
– Может, она и не хотела, чтобы Романа убили. Но я уверена: не случайно он полез именно к Гречишниковым. Коврова здесь, по-моему, замешана.
– А не упоминала ли она при тебе когда-нибудь имя Постниковой, продюсерши с телевидения?
– А кто это? – в женском стиле, вопросом на вопрос, ответила Надя.
– А это, – не без удовольствия пояснил журналист, – престарелая любовница твоего Ромы. Ведь ты же ему взаимностью не ответила, – не удержался, уколол он, – вот ему и приходилось довольствоваться старушкой. Или ты все-таки ему ответила?
– Фу, дурак! – возмутилась девушка. – Разве можно так цинично о покойнике?!
– А мы, журналисты, вообще циничные ребята, – залихватски пояснил Дима и добавил: – Но ты, главное, все-таки вспомни: не слышала ли имя Елены Постниковой? От самого Ромы, от Ковровой, еще от кого-нибудь?
– Хорошо, я подумаю, – холодно ответствовала Надя. Конец разговора из-за Диминой якобы ревности, а точнее, глупой болтовни оказался смазан.
Однако ему недосуг было предаваться самоедству по поводу собственной несдержанности и отношений с Митрофановой. Он уже чувствовал столь знакомый репортеру зуд, когда расследование выруливало на финишную прямую и оставалось лишь несколько частичек пазла добавить в нужные ячейки, и скоро тот соединится, и сложится цельная картина происшедшего: как, что и, главное, почему случилось.
Состояние было сродни писательскому вдохновению, когда слова льются из ниоткуда и сами собой встают на нужные места. Так и сейчас: люди и события в его воображении сцеплялись между собой прихотливо, причудливо, повинуясь движениям подсознания. Почему-то вдруг возникла отчетливая мысль, что Ирина Коврова, семейка Гречишниковых и продюсерша Елена Постникова точно связаны между собой; но как и чем, этого Дима не знал и не понимал. И вообще, бедный Рома почему-то показался ему вдруг мушкой, муравьишкой, который попался в хорошо расставленные, всеобъемлющие сети. Отчего-то вспомнилось, с какого эпизода начались неприятности неудачливого соперника: итальянская экологическая ферма, ее хозяйка Луиза, Ромина пьянка, закончившаяся полицией…
«Интересно бы разузнать, – мелькнула мысль, – а где потом проигрался Роман? Азартные игры нынче в стране запрещены, значит, сам его проигрыш, даже без последующего похищения Кристины, получается – чистый криминал».
Руководствуясь внезапным наитием, Полуянов забил в поисковой строке браузера одну за другой пять фамилий: сначала – Черепанов, Гречишников (его убийца), Постникова (его любовница). А потом еще добавил имя Иры Ковровой и руководительницы эколагеря на озере Комо, Луизы Симоновой-Ланселотти.
Поодиночке ссылок оказалось множество: отдельно и на Черепанова, и на Гречишниковых (особенно в последнее время, в связи с убийством), и на продюсершу Постникову. Однако вместе фамилии, кроме как пары Черепанов – Гречишников, возникшие исключительно из-за убийства, не сходились. А ежели и сходились, были не нужными ему Гречишниковыми или Черепановыми, а другими, однофамильцами.
Дима повторил поиск еще раз, на другом поисковике. Ничего. Затем – в третий раз, на третьем. Опять мимо. И, наконец, руководствуясь неожиданным озарением, записал фамилии действующих лиц латиницей. И вдруг, о чудо, поисковик возвестил: найдено одно совпадение.
На сайте «Фотоальбома», на аккаунте Luisa Lanselotti вдруг нашлись сразу две фамилии: сама итальянская гражданка Lanselotti, а также Irina Kovrova. Впрочем, на фотографии, сделанной, судя по всему, лет двадцать назад – черно-белой, неважного качества, отсканированной и наверняка офотошопленной, – присутствовали три персоны. В первой без труда угадывалась молодая Луиза, вторая была подписана как Irina. Третьей значилась нигде ранее в полуяновском расследовании не засвеченная Tatiana Shevel’kova. Все три девушки на фото были молоды, прекрасны, веселы и одеты по моде начала девяностых: варенки, пластиковые клипсы, свитера с геометрическими узорами.
«My two best friends[11]!» – представляла девушек госпожа Ланселотти.