– Благодать, матушка, благодать! Точно в раю живешь. Всякому так-то пожить!
– То-то и есть. Но я думаю… Вот что думаю, дедушка. Домик у меня небольшой, в нем три комнатки да кухня, просторно, значит. Кушанье мы с Ульяной на двоих готовим. А все же иной раз остается. Ну и думаю я: что мне стоит приютить человека да прокормить его?!
– Доброе дело, матушка!
– Так завтра, знаешь, возьми да и перебирайся ко мне жить!
– К тебе, матушка? Да как же это?
– Да вот так! Возьми и переезжай! Чего тебе жить в холоде да в голоде? Место у меня на печке найдется. Лежи себе хоть с утра до ночи, парь свои косточки! Щей тарелка тоже найдется.
– Родимая ты моя, кормилица! – заплакал старик. – Награди тебя Царица Небесная за твою доброту! Да ведь нельзя мне, матушка ты моя, нельзя! Стесню я тебя, я убогий человек, больной, работать не могу! Зачем мне хлеб твой даром есть?
– Полно, дедушка, чего тут! Найдется, говорю, у меня место. Перебирайся-ка завтра с Трезоркой! Кухня у меня светлая, чистая, тепло в ней зимой, как в бане. А на Ульяну ты внимания не обращай. Она баба не злая, только поворчать любит. Так вот, завтра, благословясь, и перебирайся.
– Родимая ты моя, благодетельница! – и старик упал ей в ноги.
– Встань, дедушка, встань! Грешно человеку кланяться, Богу кланяйся!
– Матушка Царица Небесная! – крестился старик, а слезы так и текли в три ручья по его морщинистым щекам. – Заступница и Покровительница! Награди ты ее, пошли ей здоровья и счастья! Так вот, брат Трезорка, – весело заговорил он, улыбаясь сквозь слезы, – дожили мы с тобой и до светлого дня! Много мы наголодались, назяблись, под дождем мокли, под снегом. Ну вот и послал нам Господь светлый праздничек! Благодари же барыню, ручку у нее поцелуй!
Трезорка визжал, прыгал и, оказываясь рядом с хозяйкой, норовил лизнуть ей руку.
Растроганная Марфа Ивановна отвернулась и отирала катившиеся из глаз слезы.
Опять выглянуло спрятавшееся за тучи солнышко, словно оно разделяло общую радость.
– Ишь, наследил-то как, седой хрыч! – ворчала Ульянушка, провожая старика. – Принесло гостей! Тебе тут чего надо? Брысь! – пнула она Трезорку, сунувшего любопытный нос в какой-то горшок.
Ульяна сердито захлопнула дверь, но старик даже не слышал ее брани.
Два кольца
В одном полку служили два солдата, односельчане. У одного сердце было мягкое, как воск, а у другого твердое, как камень.
Их звали Иванами, а товарищи прозвали одного Тихим Иваном, а второго – Гордым.
После войны они вышли в отставку и вернулись в родное село. Нашли они себе по невесте. Тихому Ивану полюбилась дочка бедной вдовы, девушка кроткая и добрая.
Гордому же Ивану пришлась по нраву дочь кабатчика, девушка своенравная, но с большим приданым.
Гордый Иван пришел к своей богатой невесте и сказал:
– Беру тебя из семьи богатой, да я и сам человек не бедный! Вот тебе колечко из червонного золота, с драгоценными камнями.
Невеста приняла подарок и произнесла с усмешкой:
– В сундуках у меня много всяких дорогих нарядов, но твой подарок мне по сердцу!
Она надела колечко на средний палец и стала на него любоваться. А кольцо так и сияет, самоцветный камень горит, а вокруг сияют алмазы, словно горючие слезы.
Пришел Тихий Иван к своей невесте и сказал:
– Я люблю тебя больше всего на свете, одарил бы тебя и златом и жемчугом, но ничего у меня нет, кроме горячего сердца! Прими от меня недорогой подарок: серебряный перстенек, простое колечко. Облито оно горячими слезами, отдано мне с благословением. Носи его, не снимая, и будь счастлива!
Покраснела невеста, приняла от жениха заветный подарок и сказала:
– Не подарок, а твоя любовь дорога мне!
Смотрит невеста на перстенек, а он на пальце белеет, как чистая снежинка, и блестит, словно слеза по нему прокатилась.
Настал день венчания. Народу в церкви собралось много. Впереди стоят два жениха и две невесты. На одной невесте – алый шарф, кисея, а в ушах тяжелые жемчужные серьги, на руке сверкает золотой перстенек.
На другой невесте ситцевое платье, а в ушах серебряные со стеклышками серьги, и перстенек на руке белеет, как чистая снежинка.
Из алтаря вышел старенький батюшка. Положили женихи на тарелку свои обручальные кольца, а невесты – дареные перстенечки. Посмотрел священник на перстеньки, удивился, но ничего не сказал.
Закончилось святое Таинство Венчания, благословил батюшка новобрачных и шепнул солдатам, чтобы они зашли к нему вечерком и принесли с собой перстенечки.
Вечером пришли к священнику оба Ивана. Старец посадил в горнице и попросил признаться, откуда они достали эти перстни.
– Рассказывать людям, как добыто это колечко, я бы не стал, – сказал Гордый Иван, – но вам, батюшка, как перед Богом, открою всю правду.
Мы брали приступом один город. Забили барабаны, и мы бросились вперед. Ворвались мы в городок, неприятель разбежался по домам. Видим – стреляют из окон одного богатого дома. Мы выбили оттуда врага, а когда я зашел в дом, увидел, что на полу лежит раненая женщина и стонет, а на правой руке у нее блестит перстенек с самоцветным камнем, вот этот самый.
«Не я, так кто-нибудь другой снимет его!» – подумал я и сорвал перстенек с ее пальца. Тяжело признаться, но правду сказать нужно: как ножом резанула меня женщина по сердцу своим взглядом и сказала мне вслед на своем языке одно слово, а какое, я не знаю, но, должно быть, не очень приветливое. И, схватив колечко, я побежал без оглядки. Вот как все было!
Священник сказал Гордому Ивану:
– Нехорошее дело ты сделал! Этот перстень дорогой: алый камень на нем – рубин, а светлые камни – бриллианты. Но и целые горы драгоценных камней не стоят одной слезинки, одного вздоха обиженного человека. Кайся в своем грехе Богу!
– А ты, кавалер, где добыл свой перстень? – спросил священник Тихого Ивана.
– Хвалиться перед людьми, как я добыл этот перстень, не хочу, – сказал Тихий Иван, – но от вас, батюшка, не скрою.
Вместе с товарищем мы были в этом же сражении. Кинулся и я вперед вместе со всеми. Вдруг вижу – бежит мне навстречу маленький мальчик, плачет, кричит: «Мама, мама!»
И взяла меня жалость: я подбежал к нему, по голове погладил и говорю:
«Не отставай от меня! Тут поедут пушки, помчится конница, тебя растопчут, как козявку! А ты держись за меня покрепче, авось я тебя, дурачка, выведу невредимым!» Понял меня мальчуган, уцепился ручонками.
Вдруг вижу – женщина по улице мечется, вопит: «Сынок!» – «Мама, – запищал мой кудрявый мальчишка, – мамочка!».
Услышала женщина родной голосок, как птица метнулась чуть не на штык ко мне и ухватилась за ружье.
«Бог с тобой! – говорю ей. – Возьми своего ребенка да уходи скорее, а то вас растопчут!».
Схватила она сына и бух мне в ноги! А мне некогда стоять с ней, товарищи вперед наступают. «Пусти, – говорю, – мне дальше идти надо!».
А она стоит на коленях, торопливо снимает с руки перстень и ловит мою руку…
Признаться, я растерялся, она мне на палец перстенек надела, по-своему крестным знамением осенила и закричала мне вслед. Что – не знаю, а только, должно быть, приветное слово. И бежать мне нужно было, и послушать хотелось. Так перстенек у меня и остался…
И сказал на это священник Тихому Ивану:
– Христолюбивый воин! Доброе дело ты сделал. Этот перстень недорогой, но на нем начертаны великие слова: «Храни тебя Господь». И сохранит тебя Бог всюду так, как ты сохранил невинную душу младенца!
Простился священник с обоими Иванами, и они пошли домой, думая про себя одно и то же: «Всякий на моем месте сделал бы так же». И стали жить семейной жизнью оба Ивана. Тихий Иван занялся полевым хозяйством, а Гордый Иван – торговлей.
Засеет Тихий Иван свою ниву, и как бархат зеленеют по ней всходы, а утром подернет их, как серебром, медвяной росой.
Накупит Гордый Иван разного товара – кос, ножей, гвоздей – и не успеет привезти в свою лавку, как кровью подернет ржавчина все железо, хоть все выбрасывай!
Однако живут оба Ивана ровно: Тихий не богатеет, потому что семья бедная, Гордый не беднеет, поскольку семья богатая. Только радости в жизни у них не равны.
У Тихого Ивана каждый день тишина и покой, в праздники добрые люди не забывают его дом. А у Гордого Ивана каждый день попреки и ссоры то с женой, то с тестем, а каждый праздник гулящие гости. И стала ему жизнь не в жизнь, а жена и родные – в наказание. Не рад Гордый Иван богатству, клянет он свою жизнь и свою неудачу.
А Тихий Иван со своей семьей жил счастливо многие годы. И когда пришла к нему старость, у него уже было семеро ребят. Правда, они были не богаты, но большой нужды не знали: Бог дает детей, дает и на детей. Посмотрит Тихий Иван на жену-старушку, на послушных детей и скажет: «Нет числа милости Божьей к нам, грешным!»
Христианка
Это случилось много лет тому назад в Новгородской губернии. Однажды в июне, около двух часов дня, во двор одной из дач, стоявших рядом с рекой, прибежали две девочки. С их распущенных волос стекала вода. Когда к девочкам сбежались люди, то они, стуча зубами, едва могли пролепетать, что купались в реке, а их сестра и горничная утонули.
Все бросились к реке, взяв с собой одну из девочек, чтобы она показала место, где утонула сестра. Другая девочка побежала дальше, к своей даче, чтобы позвать родителей.
К людям, бежавшим к реке, присоединились другие, и у реки собралась целая толпа. Нашлись хорошие пловцы, которые стали нырять и вытащили утонувшую девочку. Она уже не дышала. Когда ее вынесли из воды, то несколько человек начали делать ей искусственное дыхание, но это было бесполезно. Положив утопленницу на землю, они послали в деревню за врачом. Но и он уже не смог помочь.
В это время пришла мать девочек. Она умоляла сделать еще что-нибудь. Ей сказали, что уже поздно. Тогда она припала к ее груди и горько зарыдала.
Потом мертвую девочку положили на телегу, и мать повезла ее домой. А горничную так и не нашли. Ее обнаружили спустя некоторое время, когда баграми ощупывали дно в разных местах омута.