и краюшкой хлеба, или куском пирога. Этими скудными подачками и живет Маля.
Сегодня она особенно хорошо играла и пела. Но почему-то добрые люди мало замечали бедную девочку в нищенском платье и стоптанных башмаках.
Сегодня все заняты приготовлением к празднику. Ведь завтра Рождество Христово. Сегодня канун его, сочельник. Маля знает это твердо, потому что покойная мама рассказывала ей много-много раз о крошечном Боженьке, родившемся в эту ночь.
Маля вспоминает о Нем со слезами умиления. Родился, пришел в мир для того, чтобы спасти людей, принять их грехи на себя и оправдать их перед Богом Отцом. Добрый, дивный Боженька. Почему он позабыл ее, Малю, сегодня?
Боже Великий, как она голодна сегодня. Как ей хочется кушать, бедняжке. Вчера вечером она поужинала только коркой сухого хлеба.
Сколько раз пробовала она заходить во дворы сегодня и начинала петь тонким детским голоском, аккомпанируя себе на арфе. Никто не слушал. Все заняты своим делом, все спешат, суетятся, готовятся к завтрашнему празднику. Не до Мали нынче всем этим людям. Не до ее пения и игры на арфе.
Голод все сильнее и сильнее. Голова Мали начинает кружиться от слабости. Тяжелеют ноги. Едва тащится ослабевшая девочка, волоча за собою свою тяжелую арфу. Еще несколько шагов – и она не выдержит, упадет на холодный снег, обессиленная, голодная, чуть живая.
Глаза Мали поднимаются к небу. Среди звезд, одна самая яркая и большая глядит на нее светло и радостно.
– Звездочка, милая, хорошая звездочка, – шепчет арфистка, – ты знаешь, где находится сейчас Младенец Боженька. Отведи к нему туда бедную Малю. Она голодна и устала. Она не может бродить больше по улицам. Ты знаешь, милая звездочка, куда меня нужно отвести.
А голова девочки кружится все сильнее от голода и усталости.
Звездочка улыбается, кивает с небес и протягивает свои лучи Мале. Вот она ниже, еще ниже. Вот остановилась чуть повыше головы Мали, перед лицом девочки и как будто манит ее к себе.
– Идем, Маля, идем, – точно слышит маленькая арфистка ее голос.
И шагают вперед измученные, усталые Малины ноги. Словно во сне идет Маля за звездочкой.
Незнакомый дом. Широко раскрыты двери. Устланная коврами широкая лестница и огромная полутемная зала. Кто-то движется в ней, шумит стульями, шепчется.
И вдруг все исчезает. И зала, и люди, двигающиеся в темноте. Все исчезло, кроме путеводной звездочки перед глазами арфистки. Маля смотрит и не верит глазам своим.
Перед нею вифлеемская пещера. С просветленным, радостным лицом склонилась молодая прекрасная Богоматерь над яслями, в которых лежит крошечный Младенец. И старец Иосиф тут же: стоит и любуется Божественным Дитятей. А вокруг теснятся ангелы, белокурые и темноволосые, с детскими милыми личиками, и все они поют хором радостную и мелодичную песню.
Эта песня показалась до того красивой Мале, что руки ее сами собой коснулись струн золотой арфы, и она заиграла чудесную мелодию, аккомпанируя маленьким ангелочкам. Потом незаметно стала сама вторить им своим тоненьким звонким голосом, запела, обратившись лицом к Божественному Младенцу, лежащему в яслях.
И песнь ее звучала как молитва,
И струны арфы вторили ей.
Маля просила маленького Боженьку, чтобы Он не дал ей погибнуть. Она голодна и одинока, бедная маленькая Маля, и жизнь ее со смерти мамы так же одинока и грустна.
Голосок девочки звенит и переливается, и золотые струны арфы звенят и переливаются вместе с ним.
И крупные слезинки выкатились из глаз Мали и повисли на ее длинных ресничках.
И опять все пропало. И вифлеемская пещера, и ясли с Божественным Младенцем, и Богоматерь, и ангелочки.
Стало светло. Зала была полна народу, взрослыми и детьми всех возрастов, одетых одинаково в серые платья и пестрые передники. Детей было гораздо больше, нежели взрослых. Но что это были за дети, Маля не знала.
Когда Маля очнулась, она увидела нарядную гостиную с пылающим камином, красивую молодую даму и мальчика, приблизительно одного с Малей возраста.
Смутно помнит Маля, что красивая дама привела ее сюда из большой залы, усадила и попросила сыграть ей что-нибудь на арфе. И Маля играла и пела, а красивая дама и мальчик слушали ее с большим вниманием и улыбались ей сочувственной, доброй улыбкой.
– Хорошо, девочка, хорошо! – кивая головою, говорила ей дама. – Ты прекрасно играешь, и у тебя премиленький голосок.
Ты останешься с нами, будешь учиться играть и петь, и в то же время изучать и другие науки. А теперь пойдем в столовую. Я велю накормить тебя и переодеть. Ты, вероятно, голодна?
Но Маля уже не чувствовала голода. Ей хотелось еще раз повидать маленького Боженьку в яслях, и она робко заикнулась об этом.
– Теперь живые картины уже кончились, моя девочка, – ласково отвечала ей дама и погладила по головке маленькую арфистку, – теперь приютские детки будут разбирать елку и смотреть волшебный фонарь.
Так вот что это было. Живая картина в честь Рождества Христова. Живая картина в детском приюте.
А она, Маля, приняла Младенца, лежащего в яслях, за Живого Боженьку Христа.
Теперь она счастлива. С того рождественского сочельника ей не надо ходить по дворам, как раньше. Ее приняли в приют. Маля теперь ведет новую, довольную и счастливую жизнь. Работая наравне с воспитанницами приюта, она в свободные часы под руководством учительницы занимается уроками пения и игры на арфе.
У нее большие способности к музыке, и попечительница обещала девочке заняться ее карьерой и поместить ее в одну из лучших музыкальных школ.
И звездочка Малиного счастья разгорается с того памятного сочельника все ярче и ярче.
Груня Богоданная
Народ говорит: жена добрая, домовитая во сто крат ценней золота. Правду эту Иван Григорьич испытал на себе. Хозяйка у него молодая и такое сокровище, что дай бог всякому. Свежая, здоровая, пригожая, Аграфена Петровна вот уж пятый год замужем. И хоть Иван Григорьич вдвое старше ее, она любит седого мужа всей душой, денно и нощно благодаря Создателя за счастливую долю.
Ясное, веселое лицо Аграфены Петровны верней всяких речей говорило, что нет у нее ни горя на душе, ни тревоги на сердце. Тихо и мирно проходила жизнь этой любящей и всеми любимой женщины. Всегда спокойная, невозмутимая, солнцем сияла она в мужнином доме, и везде ей были рады. Куда ни войдет, всюду принесет мир, согласье и веселье. Рядом с ней и мрачные старики юнели и, будто сбросив десяток годов с плеч, становились мягче, добрей и приветливей. Никогда не слышно было о ней пересудов и злых попреков. Как достигла Аграфена Петровна такого влияния на всех знакомых, она сама не знала, и другие не ведали. Как-то само собой выходило.
– Такая уж молодица: от бога ей дано, – говорили соседи, когда спрашивали у них, отчего при жене Заплатина ни злословить, ни браниться и ничего недоброго никто сделать не может.
Росла она круглой сиротой, но Божий покров всегда был над нею. Не довелось Груне отведать горечи сиротской доли. С младенческой колыбели до брачного венца никогда не знала она ни бед, ни печалей, а приняв венец, рай в мужнин дом внесла и царила в нем.
Но совсем без горя и печалей, что без греха, человеку не прожить. И над Груней, еще девочкой, внезапно разразилась беда. Пришлась бы она ребенку не по силам, если б не нашлось добрых людей, что любовью своей отвели грозу и наполнили мирным счастьем душу девочки.
Отец ее был хоть не из великих тысячников, но все же достаток имел хороший и жил душа в душу с молодой женой, радуясь на подрастающую Груню. Ее одну из всех их детей сохранил Господь, и крепко любили родители свою белокурую дочку.
Как-то раз поехали отец с матерью на ярмарку, где у них была лавка. Взяли с собой и маленькую дочку. А год был тяжелый: холера на ярмарке валила народ. У Грунина отца в один день двое молодцов заболело, отвезли их в больницу. Прошел день-другой, отец с матерью заболели, их тоже в больницу отвезли. Одна-одинешенька среди чужих людей осталась в лавке девятилетняя Груня. За ней приглядывали торговки из соседних лавок. Но она убежала и целый день бродила по незнакомому городу, отыскивая больницу. Наконец, выбившись из сил, заночевала в кустах. Утром голодная девочка уже стояла и плакала у ворот больницы.
Сторожа не пропускали. Долго лежала она под солнечным припеком, громко рыдая и умоляя пустить ее к отцу с матерью. Груню гнали прочь от больничных ворот и говорили, что ни тятьки, ни мамки у нее больше нет, Бедная Груня от больницы не отходила.
Тогда взглянул Господь на сироту милосердным оком и послал к ней доброго человека.
Проведал ярмарочный торговец из-за Волги, что в одной лавке малый ребенок остался. Спросил у соседей, куда девалась сирота – никто не знает. Бросил свое дело добрый человек и стал разыскивать Груню. Отыскал ее у ворот больницы и взял сиротинку в свой дом. Воспитал наравне с родными дочерями. И за те семь лет, что прожила Груня под его кровом, всемеро увеличился его достаток. Из зажиточного крестьянина стал он первым богачом по всему Заволжью. То был осиповский тысячник, Патап Максимыч Чапурин.
Груня была ненамного старше дочерей Патапа Максимыча, с Настей и Парашей она сдружилась за эти годы. И так полюбилась она Патапу Максимычу и Аксинье Захаровне, что те считали ее третьей дочерью.
– Слушай, Аксинья, – говорил хозяйке Патап Максимыч, – с самой той поры, как взяли мы Груню в дочери, Господь, видимо, благословляет нас. Сиротка к нам в дом счастье принесла, и я так думаю: что ни подал нам Бог, – все за нее, за голубку. Смотри же у меня, все под Богом ходим, коли вдруг пошлет мне Господь смертный час и не успею я устроить Грунино будущее, ты ее не обидь.
– Чего ты только не скажешь, Максимыч, – с досадой ответила Аксинья Захаровна. – Ну, подумай, умная ты голова, можно разве обидеть Грунюшку? Во утробе не носила, своей грудью не кормила, а все ж я ей мать.