– Баба Аня! – ответила Ира.
Бабушка закутала внучку, перекрестила ее и отправила на елку.
Когда девочки уехали, старушка села у окошка и стала думать о том, как же пройдет праздник у ее внучки.
Вечером румяная от мороза Ирочка вбежала в комнату и обняла бабушку. За ней вошел дворник и принес большую коробку.
– Баба, это Полишинель… Я его на елке выиграла! Большущий такой, больше меня! Мне его и на лестницу не втащить, поэтому я дворника попросила…
Девочка разделась и села пить чай.
– Расскажи мне все по порядку! – попросила баба Аня.
– Вот, баба, ехали мы туда на двух извозчиках. Едем мы, а во всех домах горят красивые елки! Где невысоко – все видно в окна… Так радостно!
– Да, деточка, это так, – со светлой улыбкой ответила бабушка, – Рождество – это чудесный праздник! Как у нас, бывало, в старину этот праздник справляли! Жили мы бедно, а праздники твой прадедушка любил встречать широко! Гостей у нас собирался полный дом! Большой стол был весь уставлен пирогами, на белоснежной скатерти лежало сено.
– А зачем сено, бабушка?
– А это в память того, что когда Спаситель родился в пещере, Его положили в ясли, на сено. На столе обязательно стояла кутья.
– Это что, бабушка, за кутья?
– А это, душечка, обыкновенное пшено. Его варят с медом. В старину в сочельник у богатых и у бедных обязательно на столе должна быть кутья. Ее еще делают из риса – с орехами, изюмом, миндальным молоком, кто как любит. Напечет, бывало, в этот день моя маменька, твоя прабабушка, пирогов и с грибами, и с кашей, и с капустой, оладьи с медом, пышки с вареньем, одним словом, все постное. До первой звезды батюшка никому не разрешал есть!
– А почему так, до звезды?
– Мы ждали звезды в воспоминание той особенной звезды, которая когда-то привела волхвов к Младенцу Христу и остановилась над Вифлеемской пещерой.
Мы приходили от всенощной, поздравляли друг друга с наступающим великим праздником, пили святую воду, потом садились за стол – кушать. После трапезы скатерть со стола не снимали! Так она и лежала на столе до самого Нового года… И гости тоже не разъезжались до Нового года – так и жили у нас в доме. В Рождество маменька нажарит, бывало, гусей, поросят, напечет пирогов… Молодежь целыми днями чуть не на голове ходит – и скачет, и в игры играет, и песни поет!
– А елку, бабушка, елку когда у вас наряжали?
– У нас, сердце мое, о елках понятия не имели! Какие в старину елки?! Кто побогаче – устраивали спектакли, балы, вечера, а елок и в помине не было. Мой старший брат тогда учился в Питере. Он нам рассказал, что в Питере наряжают елки и ставят в домах.
– Баба, а в клуб вы ездили?
– Какие клубы, деточка, в то время?! Однако разболталась я, старину вспомнила, тебя перебила! Рассказывай, голубушка моя, рассказывай…
– У подъезда стоят полицейские, народу много… Мы вошли в переднюю. Везде зеркала, ковры, цветы, музыка! У меня даже голова закружилась… Поднялись мы наверх. Залы какие, бабушка, огромные! Везде лампы, светло! Светлее, чем днем! Дети такие нарядные! Там было три елки и все до потолка!
– Надо же!
– Да, бабушка! Одна елка золотая, другая серебряная, третья снежная.
– Снежная?!
Ира улыбнулась:
– Ты, бабушка, думаешь, что с настоящим снегом?
– Думаю! – улыбнулась баба Аня.
– Снег растаял бы сразу, – серьезно сказала Ира, – а это вата! Ветки обложены ватой и сверху посыпаны серебряным порошком, чтобы блестело, точно снег! А золотая и серебряная елки сделаны из золотых и серебряных ниток!
– А я-то, старая, думала, что это золото да серебро! – сказала баба Аня.
– Под каждой елкой стоит седой старик, борода длинная! – продолжала рассказывать Ира. – Это куклы такие! А как елки украшены, красота!
– А я помню, как лет тридцать тому назад Рождество встречали. Дед твой покойный, мой муж, каждый год делал елку для твоей мамы, но только он любил, чтобы с сюрпризом.
Однажды он сделал бесподобную елку, всю ее обмотал специальной ниткой. В церкви люстры зажигают от такой нитки… Обматывается она вокруг фитилей свечек, от свечки к свечке, от ветки к ветке, вокруг всей елки, а конец от нитки висит внизу. А рядом, в другой комнате, дедушка сделал другую елку, для смеха. Детей закрыли в комнате. Они с нетерпением ждали, когда их позовут.
Наконец дверь открылась! Бросились они бегом, остановились и рты разинули! Стоит на столе елочка… Несчастная, общипанная! Горят на ней сальные огарки, висит колбаса, гнилое яблоко, картошка. И все настоящее, неподдельное. У детей физиономии вытянулись, а дедушка состроил такое грустное лицо, вздохнул тяжело. «Вот, – говорит, – деточки, сделал я вам елку хорошую, а она сгорела! Хотел утешить вас, обрадовать хоть чем-нибудь! Придумал устроить эту елочку… Правда, миленькая?» Молчат дети, вздыхают… А дедушка, еще грустнее: «Пойдемте, я вам покажу ту елку, сгоревшую». И повел их в зал, где стояла настоящая елка, а там нарочно огни все погасили, двери заперли! Темно, ничего не видно! А дедушка говорит: «Чувствуете, как гарью пахнет?» Твоя мама ответила: «Ай, папа, правда! Как пахнет гарью!» Дедушка в эту минуту спичкой чиркнул и поджег нитку. Побежал огонь по нитке от свечки к свечке, с ветки на ветку, мигом вся елка загорелась! Какая же она была красивая! Дети так и ахнули, а дедушку-то чуть не задушили в объятьях от восторга!
– И в клубе, баба, были сюрпризы! – перебила Ира. – Насыпаны опилки, целая гора, и в эти опилки зарыты игрушки… Дети засунут руки в опилки, ощупают игрушку и тащат ее себе. Я вот что вытащила! – и она достала из кармана игрушечную кухоньку. – А Юля рылась в стружках, хотела самую хорошую игрушку вытащить, а вытащила простого оловянного солдатика! Она сразу заплакала: «Опять мне игрушка не та досталась!» Там ведь, баба, каждая игрушка завернута в бумажку, поэтому нельзя узнать заранее, что вытащишь! Хорошие игрушки, которые по билетам выигрывают, стоят открыто. И сколько их, баба! Точно магазин игрушечный! Мы подошли с билетами… Дети так и вертятся около Полишинеля, жужжат: «Кто же его выиграет?» И правда, баба, такой интересный Полишинель, огромный, нарядный такой! Сидит он и точно хохочет, рот до ушей. И вдруг, баба, я его выиграла! Я даже испугалась… Ну куда мне такого огромного ставить?!
– А в фанты играли? – спросила баба.
– Что ты! Дети гуляли по залам с родителями, музыку слушали.
– В наше-то время, бывало, соберутся дети – веселье такое, дым коромыслом, тут и в фанты, и в горелки, и в коршуны, и в четыре угла…
– А к нам подошли мальчики, поклонились и пригласили на танец! Юля и Катя пошли танцевать… А я, баба, не пошла, села на диванчик у стенки. Сижу себе, смотрю… И красиво же, бабушка, так красиво! Даже рассказать нельзя! Так хорошо, точно в волшебном царстве, как в сказках описывают… Зал огромный, огни горят, музыка звучит, дети нарядные танцуют! Бенгальские огни так и переливаются! – Ира замолчала, ей живо представилась картина детского праздника. – Только знаешь, баба?..
– Что, деточка?
Ира окинула взглядом комнату, в которой теснилась громоздкая старинная мебель, посмотрела на кота Фирса. Он сейчас сладко дремал на теплой лежанке, уткнув розовый нос в шлепанцы бабы Ани. Фирс и вырос у бабушки, и состарился у нее. Посмотрела на скворца Афоню. И его баба взяла птенцом, и Афоня у нее состарился. А сколько хлопот было бабе с Афоней, когда дворник отдавил ему лапку дверью, как баба плакала, перевязывая эту изуродованную лапку! Как мил, как дорог детскому сердцу этот тихий, мирный уголок! Только верзила, пестрый Полишинель, казался здесь гостем, только он как будто подсмеивался над тем, что было так дорого для Иры.
– Знаешь, там хорошо, но дома лучше! – она подошла к бабушке и крепко ее обняла.
Баба Аня кротко ответила:
– Хорошо, деточка, везде, где есть вера и любовь!..
Жизнь за отца
В одной стране был обычай отрубать руки каждому, кого уличили в краже. Однажды на воровстве поймали знатного царского вельможу. Царь не смог нарушить закон и предал своего любимца казни.
Но накануне во дворец пришла маленькая девочка, дочь этого вельможи, и со слезами попросила пустить ее к царю. Царедворцы выполнили ее просьбу. Девочка упала на колени перед грозным владыкой.
– Великий государь, – сказала она в страхе, – мой отец должен остаться без рук. Так вот, отрубите мои руки!
У царя были свои дети, и ему понравилось, что маленькая девочка так любит отца.
– Пусть будет так, как ты просишь, – сказал царь, – но ты можешь отказаться, хотя бы и в самую последнюю минуту.
На следующий день девочку повели на казнь. Посреди двора стояла обрызганная кровью плаха. Девочка вздрогнула, но овладела собой, подошла к плахе и протянула свои ручки. Палач крепко привязал ее руки к плахе ремнями. Девочка не проронила ни слова. Палач поднял меч, она закрыла глаза… Меч сверкнул и опустился, не задев и края пальцев.
– Царь прощает твоего отца за твою великую любовь к нему! – объявил глашатай.
Открылись двери тюрьмы, выбежал отец и стал целовать руки дочери. На следующий день царь объявил народу указ об отмене жестокого обычая. А на месте казни, по царскому распоряжению, поставили памятник и на нем золотыми буквами написали, как дочь была готова отдать свою жизнь за отца. В конце были такие слова: «Счастливы отцы, у которых такие дети!»
Проклятье матери
На высоком берегу Волги раскинулось большое, богатое село. Чистенькие, аккуратные домики утопают в зелени садов. Издалека видна белая каменная церковь с тенистой оградой и блестящим куполом. В конце села на небольшом пригорке стоит маленький деревянный домик.
Хозяйка домика, Агафья, всегда серьезна, немногословна, ее движения тихи и красивы. Она много работает в саду, сама ведет хозяйство. Несколько кур весело расхаживают по маленькому чистому дворику. Ее небольшое хозяйство в полном порядке, везде царит чистота.
Агафья много помогает людям. Ее можно увидеть то в одном, то в другом доме. Тут она лечит, там шьет и кроит. И везде Агафья желанная гостья, везде ей рады. Ребятишки не боятся ее серьезного, строгого лица – они чувствуют, сколько ласки и любви скрывается в сердце этой суровой женщины, и, не отставая, бегают за ней. И Агафья отвечает им горячей любовью. Она собирает их у себя, учит грамоте, рассказывает сказки.