дтверждения существовавшей там общины – носителя еврейской религиозной идентичности. Насколько нам известно, ничего из этого не было обнаружено в Медине.
Естественно, есть те, кто продолжает говорить о религиозной идентичности еврейских кланов Медины. Гордон Ньюби, например, считает, что еврейское сообщество Медины могло включать разрозненные общины, у которых были свои школы и книги, хотя никаких археологических свидетельств, которые бы подтверждали эту гипотезу, нет. В любом случае и Ньюби признает, что в отношении культуры, этики и даже религии евреи Медины не только отличались от членов других еврейских общин на Аравийском полуострове, но и были практически идентичны представителям языческих общин Медины, с которыми свободно взаимодействовали и (вопреки закону Моисея) часто связывали себя узами брака.
Проще говоря, еврейские кланы Медины никоим образом не были группой, соблюдающей религиозные правила; возможно, они даже не были евреями, если Марголиус и другие ученые правы. Поэтому весьма сомнительно, что они были вовлечены в сложные полемические споры с Мухаммадом о соотношении Корана с еврейскими писаниями, если они не могли ни читать, ни обладать этими знаниями.
Дело в том, что Мухаммад ничего не говорил и не делал из того, что было бы совершенно неприемлемо в отношении евреев Медины. Как пишет Ньюби в книге «История евреев Аравии» (A History of the Jews of Arabia), ислам и иудаизм в этом регионе в VII в. существовали в рамках «одного религиозного дискурса», следовательно, обе конфессии чтили одних и тех же религиозных героев, одинаковые истории и притчи, обсуждали те же фундаментальные вопросы с позиции схожих перспектив и имели почти идентичные моральные и этические ценности. В чем было разногласие между исламом и иудаизмом, как полагает Ньюби, так это «в интерпретации общих тем, а не в существовании двух взаимоисключающих взглядов на мир». Как писал С. Д. Гойтен, «в проповедях Мухаммада не было ничего, что противоречило бы религии евреев».
Даже заявление Мухаммада о себе как о Пророке и Апостоле Господа на манер величайших еврейских патриархов отнюдь не было категорически неприемлемым для евреев Медины. Не только его слова и действия полностью соответствовали общепринятой модели мистицизма арабских евреев, но и сам Мухаммад был не единственным человеком в Медине, который распространял подобные пророческие речи. Медина была также домом для еврейского мистика и кахина по имени Ибн Сайад, который, как и Мухаммад, облачил себя в мантию пророка, цитировал божественные послания с Небес и называл себя «Апостолом Бога». Примечательно, что не только большинство еврейских кланов в Медине приняли пророчествования Ибн Сайада, но и он сам, как утверждается в источниках, открыто признал Мухаммада как Апостола и Пророка.
Было бы упрощением утверждать, что никакого полемического конфликта между Мухаммадом и евреями в то время не существовало. Но этот конфликт в большей степени был вызван политическими и экономическими причинами, нежели теологическим спором о писаниях. Это был конфликт, разгоревшийся в первую очередь из-за партнерских межплеменных связей и безналогового режима в системе рынка, а не религиозного усердия. И хотя биографы Мухаммада любят изображать его как теолога, спорящего с воинствующими группами «раввинов», которые выказывают «враждебность к апостолу, зависть, ненависть и злобу, потому что Бог избрал Своего апостола из числа арабов», сходства как по расстановке акцентов, так и по манере повествования между этими историями и таковыми об Иисусе и фарисеях указывают на то, что этот сюжет служит топосом, а не историческим фактом. И правда, ученым на протяжении веков было известно о той связи, которую мусульмане намеренно проводили между Иисусом и Мухаммадом, пытаясь соединить миссии и послания двух пророков.
Не будем забывать, что биографии Мухаммада были написаны в то время, когда еврейское меньшинство в мусульманском государстве оставалось единственным теологическим соперником ислама. Неудивительно, что мусульманские историки и богословы подкрепляли свои аргументы против раввинов того времени, вкладывая собственные слова в уста Мухаммада. Если биографии Мухаммада хоть что-то и демонстрируют, так это антисемитские настроения биографов Пророка, а не самого Пророка. Чтобы понять истинное мнение Мухаммада в отношении евреев и христиан того периода, стоит посмотреть не на те слова, которые летописцы приписали ему столетия спустя после его смерти, а на то, что сам Господь вложил в уста Пророка при жизни.
Коран, как святое писание, явившееся откровением, неоднократно напоминает мусульманам: то, что они слышат, – это не новое послание, а «подтверждение истинности того, что ниспослано до него» (12:111). Фактически Коран предлагает беспрецедентное представление о том, что все явленные ранее писания произошли от единственной скрытой на небесах книги, названной умм аль-китаб, или «Мать книг» (13:39). Это означает, что в понимании Мухаммада Тора, Евангелия и Коран должны быть прочитаны как единое целостное повествование об отношениях человечества и Бога, в процессе развития которых пророческое сознание духовно переходит от одного пророка к следующему – от Адама к Мухаммаду. По этой причине Коран советует мусульманам говорить евреям и христианам: «Мы уверовали в Аллаха и в то, что ниспослано Ибрахиму, и Исмаилу, и Исхаку, и Йакубу, и коленам, и в то, что было даровано Мусе, и Исе, и пророкам от Господа их. Мы не различаем между кем-либо из них, и Ему мы предаемся» (3:84).
Конечно, мусульмане убеждены, что Коран – это последнее откровение в череде священных писаний, равно как и Мухаммад – «последний из Пророков». Но Коран не отменяет предыдущие писания, он их только дополняет. И хотя представление, что одно писание служит залогом подлинности других, являет собой по меньшей мере замечательное событие в истории религий, понятие умм аль-китаб может указывать на более глубокий смысл.
Как неоднократно упоминается в Коране (и что недвусмысленно подтверждает Мединская конституция), Мухаммад мог понимать концепцию умм аль-китаб не только в том ключе, что евреи, христиане и мусульмане делили между собой одно священное писание, но также и в том смысле, что они составляли единую божественную умму. По убеждению Мухаммада, евреи и христиане были «людьми Писания» (ахл аль-китаб), духовными братьями, которые, противостоя язычникам Аравии, поклонялись одному Богу, читали те же писания и разделяли те же нравственные ценности, что и мусульманская община. Хотя каждая вера подразумевала существование своей отдельной религиозной общины (собственную умму), вместе они образовывали единую умму – такую необычную идею Мохаммед Бамье назвал «монотеистическим плюрализмом». Таким образом, Коран обещает, что «те, кто уверовал и которые исповедуют иудейство, и сабии, и христиане, – кто уверовал в Аллаха в последний день и творил благое, – нет страха над ними, и не будут они печальны!» (5:69; выделено автором).
Именно это убеждение в существовании единой монотеистической уммы привело Мухаммада к идее связать его общину с евреями, а вовсе не чувство необходимости подражать еврейским кланам или желание облегчить процесс принятия ими его как Пророка. Мухаммад уравнял членов своей общины с евреями в Медине, потому что считал их, как и христиан, частью своей уммы. Следовательно, когда он пришел в Медину, он объявил Иерусалим (где находился давно разрушенный Храм), в направлении которого евреи обращались во время своей молитвы, местом для паломничества, или кибла, для всех мусульман. Он постановил в своей общине обязательное соблюдение поста, который начинался ежегодно на десятый день (Ашура) первого месяца еврейского календаря, в день, более известный как Йом Кипур. Он намеренно назначил в качестве дня сбора мусульманской паствы полдень пятницы, чтобы это время совпадало с подготовкой евреев к шаббату, но не нарушало ее. Он принял многие из еврейских правил, касающихся потребления пищи и требований к чистоте, а также своим примером поощрял последователей к заключению браков с евреями.
И хотя спустя несколько лет Мухаммад перенес киблу из Иерусалима в Мекку и установил правило ежегодного поста в Рамадан (месяц, когда Коран был впервые явлен Мухаммаду как божественное откровение) вместо Йом Кипур, эти решения не должны быть истолкованы как «разрыв с евреями». Их следует интерпретировать как становление ислама в качестве независимой религии. Несмотря на эти изменения, Мухаммад продолжал поддерживать среди своих последователей идею поста в Йом Кипур и никогда не прекращал почитать Иерусалим как священный город; после Мекки и Медины Иерусалим – самый почитаемый священный город во всем мусульманском мире. Более того, Пророк поддерживал практику соблюдения особых требований относительно приема пищи, чистоты и ограничений, связанных с браком, которые он воспринял от евреев. И вплоть до дня своей смерти Мухаммад продолжал быть сторонником мирного дискурса, а не богословских дебатов в отношениях с еврейскими общинами Аравии, именно так, как предписывал ему Коран: «и не препирайтесь с обладателями книги, иначе как чем-нибудь лучшим, кроме тех из них, которые несправедливы» (29:46). Пример Мухаммада на длительное время возымел влияние на его ранних последователей: как отмечала Набиа Абботт, в течение первых двух веков существования ислама мусульмане регулярно читали Тору наравне с Кораном.
Безусловно, Мухаммад понимал, что существовали очевидные богословские различия между исламом и религиями других народов Книги. Но он рассматривал эти различия как часть божественного плана Господа, который бы мог создать единую умму, если бы пожелал, но вместо этого предпочел, чтобы у «каждого народа был свой посланник» (10:47). Поэтому евреям Господь послал Тору, «в которой руководство и свет», христианам – Иисуса «с подтверждением истинности того, что ниспослано до него в Торе», и, наконец, арабам Господь даровал Коран «для подтверждения истинности того, что ниспослано до него». В этом смысле идеологические различия между людьми Книги объясняются в Коране как подтверждение желания Бога дать каждому народу свой закон и путь (5:42–48).