Важный вклад хариджитов в историю ислама заключается, однако, в том, что они предприняли первые осознанные попытки по определению отличной от других мусульманской идентичности. Члены этой группы были одержимы установлением того, кто мог считаться мусульманином, а кто нет. Согласно мнению хариджитов, любой, кто не подчинился какому-либо из предписаний Корана или нарушил каким-то образом пример пророка Мухаммада, считался кафиром, или неверным, и моментально исключался из уммы.
Эта небольшая группа в долгосрочной перспективе внесла значительный вклад в развитие мусульманской мысли, утверждая, что спасение придет исключительно к членам уммы, которую, в свою очередь, считала харизматическим и божественным сообществом Аллаха. Члены группы разделяли всех мусульман на два лагеря: «Люди Рая», как говорили хариджиты о себе, и «Люди Ада», под которыми они подразумевали всех остальных. В этом отношении хариджитов можно считать первыми мусульманскими «экстремистами», и хотя существование самой группы продлилось всего пару столетий, ее суровые доктрины были восприняты последующими поколениями экстремистов, чтобы дать религиозное обоснование своим политическим восстаниям против как мусульманских, так и немусульманских правительств.
Последнее замечание: важно признать, что, невзирая на свои взгляды относительно природы халифата и полномочий правителя, ни один мусульманин в Аравии VII в. не признал бы того различия, которое современные сообщества проводят между светским и религиозным. Первичное отличие в философском плане между шиату Усман и хариджитами заключалось не в ответе на вопрос, должна ли религия влиять на управление, а в разнице оценок того, до каких пределов может быть расширено это влияние. Таким образом, хотя шиату Али, шиату Усман, шиату Муавия и хариджиты были прежде всего политическими фракциями, все эти четыре группы можно было также описать, используя более религиозно-ориентированные термины – с применением слова дин, или «религия» (например, дин Али, дин Усман и т. д.).
Трудно понять, какую позицию занимал Али в этой дискуссии о природе халифата и полномочиях правителя, потому что, как вскоре станет очевидно, он никогда не имел возможности полностью встать на ту или иную сторону. Как видно из решений, которые он принял по вопросу о преемнике Усмана, Али согласился с позицией хариджитов и признал, что умма – это сообщество, создание которого было вдохновлено Богом и которое более не может существовать по имперским идеалам шиату Муавия или по неоплеменным правилам Абу Бакра и Умара, как это предусматривали сторонники шиату Усман. Другой вопрос – думал ли Али о том, что халиф должен обладать религиозным авторитетом Мухаммада?
Али однозначно не был хариджитом, он глубоко чувствовал связь с Пророком, которого знал всю свою жизнь. Они вместе выросли, словно братья, в одном доме, и Али редко покидал жилую половину Мухаммада как в детском возрасте, так и будучи взрослым. Было бы понятно, если бы Али считал, что его отношения с Мухаммадом одарили его религиозными и политическими качествами, необходимыми для того, чтобы вести божественную общину дорогой, отмеченной Пророком. Но это не значит, что Али считал себя назначенным Богом продолжать пророческое дело Мухаммада, как в конечном итоге будут утверждать его последователи. Не означает это и то, что он был убежден в обязательной религиозной природе халифата.
Принимая во внимание хитрые политические маневры, которые разворачивались вокруг Али, его попытки по преобразованию халифата – если не в теократию, то в систему религиозного благочестия – казались обреченными с самого начала. Тем не менее Али был привержен идее объединения уммы под эгидой ахл аль-байта и на основе эгалитарных принципов Мухаммада. Поэтому, после того как его силы быстро сокрушили армию Аиши в Верблюжьей битве, во время которой Тальха и Зубайр были убиты, а Аиша серьезно ранена стрелой, вместо того, чтобы наказать повстанцев, как это сделал Абу Бакр после войн с вероотступниками, Али помиловал Аишу и ее окружение, позволив им беспрепятственно вернуться в Мекку.
После того как Мекка и Медина покорились, Али перевел столицу халифата в Куфу (современный Ирак), чтобы сосредоточить свое внимание на Муавии, который, будучи сыном Абу Суфьяна и двоюродным братом Усмана, обратился к старым племенным чувствам своих родственников из числа курайшитов, чтобы поднять армию против Али и отомстить ему за убийство Усмана. В 657 г. Али и его куфанская армия встретились с Муавией и его сирийской армией в местечке под названием Сиффин. После долгой и кровавой битвы войска Али были уже на грани победы, когда, предчувствуя свое поражение, Муавия приказал своей армии поднять копья с листами Корана: знак, сигнализирующий о желании сдаться на суд победителя.
Большая часть армии Али, и особенно хариджиты, которые в тот момент были ему преданы, умоляли его проигнорировать этот жест и продолжать сражение до тех пор, пока повстанцы не будут наказаны за свое неповиновение. Но хотя Али чувствовал, что со стороны Муавии уготовано предательство, он отказался оставить без внимания заповедь Господа: «Если они [враги] удержатся, то нет вражды, кроме как к неправедным» (2:193). Приказав своей армии сложить оружие, Али принял капитуляцию Муавии и призвал хакама разрешить спор между ними.
Это был фатальный шаг. Суд, последовавший за Сиффинской битвой, постановил признать убийство Усмана несправедливым и достойным возмездия. Это решение, казалось, оправдывало восстание Муавии. Однако гораздо более роковым стал тот факт, что хариджиты посчитали решение Али подчиниться арбитражу, а не назначить Божий суд над мятежниками серьезным грехом, карающимся исключением из святой общины. Рассерженные хариджиты бросили Али на поле боя еще до начала арбитража под крики: «Нет суда, кроме Божьего!»
Али вряд ли успел осознать последствия такого решения суда. После Сиффина он с большой неохотой был вынужден отправить армию, чтобы разобраться с хариджитами, которые отделились от его партии. Не успел он подчинить хариджитов (что произошло вследствие скорее не битвы, а бойни), как ему вновь пришлось обратить внимание на Муавию, который во время длительного судебного процесса смог мобилизовать военные силы, захватить Египет и в 600 г. объявить себя халифом Иерусалима. Когда войска Али разбежались, а его сторонники разделились на идеологические направления, он мобилизовал оставшиеся силы и в следующем году подготовил заключительную кампанию против Муавии и его сирийских повстанцев.
Утром накануне кампании Али вошел в мечеть в Куфе, чтобы помолиться. Там его встретил Абдуррахман ибн Мулджам, хариджит, который пробивал себе дорогу через толпу в мечети, крича: «Суд принадлежит Богу, Али, а не тебе!»
Выхватив отравленный меч, ибн Мулджам нанес удар по голове Али. Это была поверхностная рана, но яд сделал свое дело. Через два дня Али скончался, а вместе с ним и мечта Бану Хашим объединить святую общину Бога под знаменем семьи Пророка.
В проповеди, которую Али произнес за несколько лет до того, как его убили, он отметил, что «добродетельный человек признается таковым по тем благим поступкам, которые говорят за него, и по тем похвалам, которые Бог предназначает ему получать от других». Это были пророческие слова, поскольку Али мог умереть, но не мог оказаться забытым. Для миллионов шиитов по всему миру Али остается образцом мусульманского благочестия, он – свет, который освещает прямой путь к Богу. Он, по словам Али Шариати, «лучший в речи… лучший в поклонении… лучший в вере».
Именно это героическое восприятие Али было прочно заложено в сердца тех, кто обращается к нему как к человеку, который, по их убеждению, был единственным преемником Мухаммада не как четвертый халиф, а как нечто большее.
Али, как утверждают шииты, был первым имамом: живым доказательством Бога на земле.
Халифат, как пишет сэр Томас Арнольд, «вырос без какого-либо предвидения». Это было образование, которое смогло развиться не столько благодаря сознательной решимости праведных халифов, сколько в результате противодействия уммы условиям внешней среды в процессе ее роста из крошечной общины в Хиджазе до обширной империи, простирающейся от Атласских гор в Западной Африке до восточных окраин Индийского субконтинента. Поэтому неудивительно, что разногласия по поводу полномочий халифа и природы уммы в конечном итоге раздробили мусульманскую общину, навсегда разрушив надежду на сохранение единства и гармонии – дело, которое Мухаммад завещал своим последователям. Также неудивительно, что трое из четырех первых лидеров ислама были убиты другими мусульманами, хотя важно признать, что и повстанцы, убившие Усмана, и хариджиты, убившие Али, были, как и их духовные преемники среди сегодняшних джихадистов, гораздо более заинтересованы в сохранении своего личного идеала общины Мухаммада, чем в защите сообщества от внешних врагов.
После смерти Али Муавия смог установить абсолютный контроль над всеми мусульманскими территориями. Переместив столицу из Куфы в Дамаск, Муавия закрепил престол за династией Омейядов, завершив тем самым процесс преобразования халифа в короля, а уммы – в империю. Арабская династия Муавии правила совсем недолго – с 661 по 750 г. Она была смещена династией Аббасидов, пришедшей к власти с помощью обращенных в ислам неарабов (в основном персов), которые значительно превзошли в численности арабские элиты. Аббасиды заявили, что их род происходит от дяди Мухаммада аль-Аббаса, и получили поддержку от шиитских фракций, переместив свою столицу в Багдад и устроив массовые убийства всех членов Умайя, которых смогли найти. Но шииты отвергли утверждения Аббасидов об их легитимности и в результате были безжалостно преследуемы новыми халифами.
Продолжая править как светские короли, халифы Аббасидов гораздо глубже вовлекались в религиозные вопросы, чем их предшественники Омейяды. Как мы увидим, седьмой халиф Аббасидов аль-Мамун (ум. 833) даже попытался установить для мусульман, которые находились под его властью, закон о непреложном толковании ислама, начав краткосрочную и, как показало время, безуспешную религиозную инквизицию против тех улемов, которые не соглашались с его богословскими убеждениями.